Сюита №2 - Наталья Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Анна Лемешева, — коротко представилась она, — няня малыша, хотя, вы итак об этом знаете, — добавила в конце и замолчала. Она сознательно назвала свое девичье имя, и хотя если бы ее спросили о причине этого поступка, едва ли она слаженно и гладко могла бы объяснить ее, однако же, в душе она знала, что причина та, лежит в желании отринуть от себя все прошлое, и начать жить заново, как если бы не было всех горестей и печалей, и только вчера она покинула отчий дом на старенькой бричке, мерно покачиваясь в такт уходящей дороги вдаль.
— Мммм, Энн, — на английский манер произнес он, и в глухой ночи это прозвучало так фамильярно, что почти интимно.
Анна посмотрела на него с неодобрением, но с любопытством. Он выглядел так, как выглядят все англичане в ее представление, хотя она их знала не много. Высокий, с крупной прямой костью, с удлиненным лицом и тяжелым подбородком. Она не могла бы назвать его красивым, но он был мужественен и полон той красоты и силы, которая свойственна большому и крупному животному. Но самым примечательным были глаза, нет, не голубые, а темное-синие глаза, хотя, может это лишь кажется в свете нежного полумесяца. Во всем его внешнем виде была и собранность и некоторая развязность. Он был сдержан, но раскован, словом он был прекрасен в странном хаосе порядка. Ясно было одно, шутить с ним не стоило, и она мысленно решила как можно скорее скрыться, при том не обидев и оскорбив его, ибо, даже не зная его намерений, не трудно было о них догадаться этой темной ночью.
— Ничего страшного, моя вина, пожалуй, это я слишком пуглива, но прошу простить меня, час поздний, — осторожно произнесла она, пытаясь окончить разговор и как можно быстрее уйти.
— Не желаете ли пройтись? — как ни в чем не бывало, спросил ее он, сделав вид, что не слушал ее вовсе, и естественно, как если бы вместо отказа, услышал предложение побыть наедине с ней, предложил руку, чтобы она могла о нее опереться.
Анна была сбита с толку такой наглостью, она уже хотела резко оборвать его, но вспомнив, в сотый раз, кто она и где, и что этот отказ ей может дорого обойтись, застыла на месте и почти с мольбой произнесла:
— Кругом темно, не стоит, право…
— Не бойтесь, я джентльмен, — и вновь протянул ей руку, тем самым давая понять, что не принимает отказа. Затем шутливо и мягко добавил: — по большей части и лишь тогда, когда мне джентльменство навредить не может. — Он обескураживающе улыбнулся, и стал выглядеть добряком, впрочем, все с тем же цепким и холодным взглядом.
Неожиданно для себя, она оперлась о ее руку, и словно в одночасье, уверовав, ведомая пастырем, шагнула с ним во тьму.
Оказалось, месяц и звезды освещали не хуже самого яркого фонаря, и подъездная дорожка на виллу была как на ладони. И нет больше тьмы, и, кажется все так спокойно, но сердце, сердце ее билось так часто и так гулко, и от страха, и от трепета, оттого что это первое приключение, случившееся с ней за многие, многие годы житейских проблем и тягот. Она шла рука об руку с мужчиной, наедине, в ночи. В сознании всплыла схожая картина прошлого, но, не желая бередить сегодня раны, устав от бесплодных терзаний вины за эти годы, она словно стерла их из памяти, хотя бы на минуту. И есть лишь он и есть она, и сладко-горький вкус мимозы в жаркой летней ночи, и где-то там в ногах тревожно вздрагивает и трепещет безбрежный и бескрайний океан.
— Вы англичанин? — неожиданно спросила Анна.
— Шотландец, — поправил ее Дэвид.
Анна не видела в том никакой разницы, но если он ее поправил, значит, смысл в том был.
— Я из клана МакДональдов, — добавил он важно.
Анне и это ни о чем не говорило, но если он обратил на сей факт ее внимание, верно и это для него что-то да значит.
— Давно ли вы работаете у Жикелей? — прервал он ее размышления, по всей видимости не имея интереса к той теме, которую начала Анна.
— Почти что два года, — также кратко и лаконично ответила она, но затем, подумав, что раз уж она согласилась на прогулку, добровольно и без принуждения, будет крайне неучтиво продолжать оставаться в дурном расположении духа и пренебрегать беседой, и она неловко, словно за эти годы разучилась говорить, продолжила:
— На самом деле, мне несказанно повезло, с тех пор, как мы… часть нас … когда не стало, все изменилось, и мы вынуждены были все бросить и я…, — она с трудом подбирала слова, чтобы объяснить, не вдаваясь в подробности, все то, что произошло с ней, и с ее Отечеством, но как такое объяснишь в двух словах, чтобы все объяснить, а главное понять, и целой ночи будет мало.
— Вы бежали от революции, мне очень жаль это слышать, уверен, вам пришлось многое пережить, оказавшись вдали от дома, но я рад, что вы нашли работу у Жикелей. Они, если и не прекрасные люди, то не худшие из возможных, — заключил за нее он.
Она удивленно посмотрела на него, и его невозмутимый вид и улыбку, всю ту же мягкую, и вкрадчивую и улыбнулась в ответ. Честно признаться, она и рада была, что не пришлось ничего объяснять. Может он все понял без слов, а может, не желал ничего слушать, потому что был к тому равнодушен. Второй вариант ей нравился чуть меньше.
— На самом деле я практически сразу нашла работу, все же когда то я была гувернанткой, и учителем французского, так что, я на своем месте, и все в жизни случилось не случайно, — глухо произнесла она, и тут же добавила: — Как вам нравится Лазурное побережье? — стараясь оживить этот деревянный и недвижимый разговор спросила Анна.
— Прекрасно! — все с тем же оптимизмом заверил он. — Множество развлечений, и климат, климат, особенно оттуда, откуда я родом. Там лишь дождь и сырость, и скалы. А здесь, я наслаждаюсь солнцем и теплом, — и, сказав это он остановился и повернулся лицом к ней. Казалось, он утомился говорить, и рад был как можно скорее закончить разговор. Его глаза горели каким-то лихорадочным пламенем, он ловко, нежно и вместе с
