Две повести - Мария Белахова

— Мама!

— Я здесь, дочка!

Так впервые и на всю жизнь стали они называть друг друга.

…И вот они в вагоне и, к счастью, оказались вдвоем в купе. Видно, опоздали пассажиры или просто билеты на эти места не были проданы. И хорошо. Им и надо быть вдвоем, пусть никто не мешает!

Когда поезд тронулся и застучали колеса, Наташа деловито осведомилась:

— Мама, а тут волков нету?

И сразу поверила, что ни волков, ни каких других зверей в вагоне нет.

Ирина Андреевна раскрыла маленький чемоданчик, и у Наташи начался пир. Сладкие мягкие гренки — ешь сколько хочется! Шоколадные конфеты! Наташа ела и улыбалась счастливой улыбкой. Сегодня там, в яслях, ей совсем не хотелось обедать. А теперь она сколько угодно может съесть. Но это ей только казалось. Она сама вдруг закрыла чемоданчик с продуктами и сказала:

— Завтра!

Показав на стакан, который принес проводник, она спросила:

— Это что?

— Стакан, — ответила Ирина Андреевна, поняв вдруг, что Наташа никогда не видела стакана. Ведь в яслях дети пили из чашек.

— А это что? — Девочка указала на настольную лампу.

В ее возрасте ребенок, выросший в семье, знает тысячу вещей, сотни слов. А Наташа никогда не видела простых предметов, говорит мало, отвечает односложно. Про волков — самая длинная речь за весь вечер. Но Ирину Андреевну это не расстраивало и не удивляло. Чему удивляться? Ведь из трех с половиной лет жизни девочка три года прожила в бомбоубежище блокированного города, полуголодная, всегда под неосознанным страхом.

Ирина Андреевна стала рассказывать Наташе про папу и бабушку:

— Папа наш большой, высокий. Выше меня на целую голову. Глаза у него такие же коричневые, как у тебя. Когда папа веселый, глаза узенькие, как щелочки. А когда огорчится или рассердится, они круглые, большие. Но папа почти всегда веселый и добрый. Бабушка тоже добрая.

Ирина Андреевна рассказывает, а сама внимательно рассматривает Наташу. Какие выразительные глаза у девочки! Спрашивает — и в глазах вопрос. Смешно — глаза смеются. Но грусть не уходит из глаз. Крепко прижилась. И вопрос и смех — все сквозь грусть. Волосы у Наташи каштановые. Наверно, будут говорить: «Как у мамы!»

— Уже поздно, пора спать, Наташенька, а когда проснемся, будет Москва. Там нас встретит папа.

Ирина Андреевна приготовила постель внизу, на двоих. Полка удобная, широкая. Они легли валетиком, каждый под своим одеялом.

В вагоне полумрак. Горит лишь синяя лампочка. Ирина Андреевна знает, что не уснет так скоро. Но она лежит тихо и неподвижно, боясь разбудить Наташу.

Что-то будет завтра? Вдруг Наташа не понравится Антону? За последние дни эта мысль возникала у нее не раз. Но теперь, когда она представила себе завтрашнюю встречу на вокзале, даже испугалась. Конечно, не понравится! Худенькая, испуганная девочка в сером, бесцветном платьице, в черных грубых ботинках. Да еще такая дикарка! И, как будто муж в самом деле сказал ей что-то подобное, она мысленно стала с ним спорить: «Ну нет, Антон! Я не буду тебя убеждать. Ты предоставил мне одной право решить этот вопрос. Теперь поздно. Не любишь — дело твое. Сама воспитаю девочку».

А потом ее захватывают новые тревожные мысли. А сама-то она знает эту девочку? А если Наташа останется «замкнутой» и «моторно отсталой» на всю жизнь? Ведь Ирина Андреевна не знает наследственности девочки. Ничего, по сути дела, не знает о ней…

Нет, нет! Не будет она ни замкнутой, ни отсталой. Будет веселая, красивая, самая хорошая дочка! Зарумянятся щечки, нальются живым соком ее худенькие ручки и ножки. Забудет все тяжелое и страшное. Ирина Андреевна не начнет работать, пока Наташа не освоится в новой обстановке, не привыкнет к своей семье.

Удастся ли ей сохранить в тайне, что Наташа приемная дочь? Будет взрослой, пусть узнает. Но пока растет, формируется человек, надо уберечь от ударов. Ничто не должно омрачать жизнь этой крошки…

Уже давно за полночь. Ирина Андреевна тихонько поднялась, чтоб убедиться, спит ли девочка. Наташа лежала с открытыми глазами.

— Спи, дочка, — сказала Ирина Андреевна.

Но обе они уснули только под утро, недолгим, тревожным сном.

Что-то их ждет в Москве!

Поезд замедляет ход. Москва. Наташа сидит с потухшими глазами, безжизненная, застывшая. На лице — ни страха, ни радости: полное равнодушие ко всему. Молчит, даже на вопросы не отвечает. Ирина Андреевна смотрит на Наташу и не узнает ее. Что стало с девочкой? Как будто вынули душу из ребенка!

Сейчас встретит Антон свою дочку, и Ирина Андреевна увидит в его глазах жалость. Одну только жалость к девочке и деликатную укоризну в ее адрес.

Поезд остановился.

Ирина Андреевна смотрит в окно — Антона Ивановича нет. Уже выходили последние пассажиры из вагона, когда она увидела мать.

— Мама! — крикнула Ирина Андреевна.

Екатерина Павловна зашагала быстрее и подошла к окну. Она что-то говорила, но шум стоял такой, что ни слова нельзя было разобрать.

В это время Ирина Андреевна увидела носильщика и подала ему знак. Екатерина Павловна вошла в вагон, когда носильщик уже связывал ремнями вещи.

— А вот и внучка! Здравствуй, детынька! — Она нагнулась, поцеловала девочку.

— Где Антон, скажи ради бога! — чуть не плача, спросила Ирина Андреевна.

— Еще позавчера улетел. Куда-то далеко.

— Как же он мог?!

— Послали. Какая-то там авария на самолете.

Как же это можно? Что она теперь будет делать?

— А когда вернется, он сказал? — раздраженно спросила Ирина Андреевна мать.

— Нет, не сказал. Сам не знает. А ты с ума-то не сходи! — рассердилась вдруг Екатерина Павловна. — «Когда» да «что»! Разве для тебя это впервые? На фронт улетел, вот и все. Давай выходи! Наташенька, детка, пойдем! — обратилась она к девочке.

Они вышли. Носильщик быстро шел по платформе, а Наташа, сутулясь, семенила короткими ножками, как будто они у нее были связаны. Так ходила она в паре с Галей, когда вся группа гуляла по улице. Так шла и теперь, держась за руку, с бабушкой. А когда Ирина Андреевна ушла вперед, чтоб не отстать от носильщика, Наташа как будто и не заметила этого, продолжая плестись по опустевшей платформе.

Дома девочка оставалась все такой же тусклой и безжизненной. Она не сказала ни одного слова, как ни старались бабушка и Ирина Андреевна развеселить ее. Есть она тоже ничего не стала. А когда Ирина Андреевна уложила Наташу в кровать, она закрыла глаза и сразу уснула.

Ирина Андреевна тут же поехала в промтоварный распределитель. Она использовала все талоны — купила материал на платьица, чулочки, штанишки и туфельки для Наташи.

Прошло больше трех часов, а Наташа все спала. Она лежала раскидавшись, с красным, пылающим лицом. Ирина Андреевна пощупала лоб и тут же сунула под мышку девочке градусник. Через пять минут вытащила его — тридцать девять и пять!

Правда говорят, что болезнь к человеку приходит, когда не выдерживают нервы.

Глава IV

Наташа болела долго и тяжело. Слабый организм девочки никак не мог справиться с двухсторонним воспалением легких. Лечение не давало эффекта. Высокая температура не спадала. Пожилой доктор, лечивший Наташу, все больше хмурился.

О том, что жена приехала из Ленинграда с дочерью, Антон Иванович Березов узнал через несколько дней. Из Бухареста он позвонил в Наркомат авиационной промышленности и попросил секретаршу соединиться по городскому телефону с Ириной Андреевной. Секретарша держала у каждого уха по трубке и передавала ему все, что говорила Ирина Андреевна, и Ирине Андреевне — то, что сказал Антон Иванович.

Вероятно, Березов просил кого-то из наркомата оказать помощь жене, потому что на другой же день к ней привезли известного профессора-педиатра. Потом помогли достать пенициллин, который тогда только что начали применять. Этот чудесный препарат спас жизнь Наташе.

Непрерывные волнения и заботы, тревожные бессонные ночи, страх за жизнь девочки крепко привязали Ирину Андреевну к Наташе. Привязали — не то слово, оно выражает что-то внешнее. Наташа стала частью души Ирины Андреевны. Теперь ей и в голову не приходила мысль, понравится Наташа мужу или нет.

Отправляя в Ленинград вещи, в которых приехала Наташа, Ирина Андреевна послала и письмо Раисе Яковлевне. Она рассказала о болезни Наташи и спрашивала, как живет Галя. Ирина Андреевна чувствовала себя виноватой перед этой девочкой. Хоть невольно, но она заставила ее страдать. Раиса Яковлевна быстро ответила на письмо. Она дала советы в отношении лечения Наташи и сообщила, что Галя уже живет у родителей, которые крепко полюбили ее.

Как только Наташа стала поправляться, Ирина Андреевна открыла швейную машинку, и началась пошивка платьиц, рубашек, фартучков. Екатерина Павловна распустила старую мягкую шерстяную кофточку и начала вязать носочки. Прошел уже май, в квартире стояла жара, но бабушку это не смущало.