Друзья с тобой: Повести - Светлана Кудряшова

На вокзале Клавдия Акимовна крепко обняла Федю.

— До свидания, Федор Петрович! Ты не забудешь меня?

— А когда ты приедешь? — Федя подозрительно потянул носом.

— Скоро. Закончится война — сразу к тебе. А ты… ты не забывай меня. Каждую неделю присылай мне свои рисунки.

Клавдия Акимовна ласково заглядывала в карие Федины глаза. Он сказал мрачно:

— Ты зачем едешь? Ты лучше со мной будь.

— Нельзя, — вздохнула она. — Там раненые. Их перевязывать надо.

Она поднялась на подножку вагона, но все смотрела на Федю, улыбалась ему нежно. Горев снял шапку и взволнованно сказал:

— До свидания! В добрый путь! Ждем вас обязательно…

И тут Рыжик заревел громко, басовито. Крупные слезы покатились по пухлым щекам. Клавдия Акимовна кинулась к нему, взяла на руки, толстого, неуклюжего, вытерла ему слезы.

Николай Егорович растерянно смотрел на сына. Он предлагал ему пойти есть мороженое в «Арктику», сейчас же надеть его, отцовский, ремень. Ничего не помогало. Рыжик плакал безутешно, уткнувшись в плечо Клавдии Акимовны.

— Я… я без нее… без нее… не хочу–у…

Тогда очень серьезно она дала Феде слово, что в конце лета приедет его проведать. Рыжик плакать перестал, посмотрел вокруг исподлобья и вытер слезы ладошкой.

— Я тебе сейчас ледокол «Дежнев» нарисую. И еще оленей. Хочешь?

…Слово свое он сдержал: ледокол и оленей сел рисовать, как только вернулся домой с вокзала. У оленя долго не получались рога. Горев хотел ему помочь, но Федя категорически отказался. Он испортил тетрадь и сломал не один карандаш, но нарисовал оленя очень хорошо. Потом положил рисунок в конверт и попросил отца написать адрес.

— И еще, чтобы скорее приезжала. А то я сердитый–пресердитый. Зачем она уехала?

Николай Егорович посадил его к себе на колени, рассказал о ленинградских детях, о нем самом, маленьком Феде, которому очень трудно жилось в окруженном врагом Ленинграде.

— А чего же вы их, всех фашистов, не прогнали? — возмутился Рыжик.

— Скоро сказка сказывается, да не сразу дело делается, — невесело усмехнулся Николай Егорович. — Вот собрались с силами и прогнали.

Федя задумался. Он слез с горевских колен и долго шарил под кроватью, где хранились его игрушки. Он вытащил оттуда самодельный пистолет очень сложной конструкции и тряпичного слона Сеню. Пистолет он запихал за ремень, а Сеню взял за полуоторванный хобот и подошел к Николаю Егоровичу.

— Горев, — сказал Федя решительно, — ты поезжай воевать, и я тоже с тобой поеду. Видишь, какой у меня пистолет? Только пулев нету. Ты мне дашь? А слона мне тетя Клава подарила, когда я был маленький. Я его тоже возьму.

Через несколько месяцев Клавдия Акимовна приехала проведать Федю в деревню, где он жил с бабушкой Марфой Тимофеевной. Они провели вместе неделю. Рыжик познакомил Клавдию Акимовну с бабушкой, дедом Тойво, котом Степаном и лайкой Кирюшкой. Тете. Клаве очень понравились Федины друзья и его жизнь. Она сказала, что приедет еще. Но больше Рыжик ее не видел. Бабушка часто читала ему письма от Клавдии Акимовны. Потом письма приходить перестали.

— Она очень далеко заехала, Федюшка, — объясняла бабушка и вздыхала.

Он по–прежнему часто рисовал для Клавдии Акимовны и отдавал рисунки бабушке — отправить на фронт. Но однажды нашел их в ящике комода. Федя рассердился, ушел в угол к коту Степану и целый вечер просидел там. Бабушка все ходила вокруг него и вздыхала. Но он сидел надутый и от нее отворачивался. Спустя несколько лег Федя узнал, что зря сердился на Марфу Тимофеевну: ей некуда было посылать его рисунки — Клавдия Акимовна погибла при штурме Берлина.

ПОЧЕМУ ОН НЕ ДЕРЕТСЯ?

Симочке приснился замечательный сои. Неизвестно, по какому случаю подарили ей множество всяких хороших вещей, столько, что она и пересмотреть‑то все не успела. Но кое‑что она все‑таки разглядела: свою любимую книжку про голубую чашку, которую разбили злые мыши, а у девочки Светланы и ее отца из‑за этого были крупные неприятности, блестящие новенькие коньки и маленькую плюшевую обезьяну. А больше Симочка ничего рассмотреть не успела, потому что часы пробили половину восьмого, и мать подошла к дочке, чтобы разбудить ее — пора было собираться в школу.

Симочка долго не открывала глаз — надо же досмотреть такой интересный сон. Не так уже часто получаешь столько подарков.

Дочка не просыпалась и мать сказала огорченно:

— Так ты и снег проспишь.

Симочкины глаза сразу открылись.

— Какой снег? — спросила она недоверчиво. — Где?

— За окном, — улыбнулась мать. — Где же ему еще быть?

Ну, конечно, снег — это получше всяких интересных снов!

Миг — и Симочка у окна.

— Зима, зима пришла! — кричит она в восторге.

— Симка, не мешай спать! — сердится в соседней комнате брат.

— Вставай, Максимушка, — ласково уговаривает мать. — В школу пора.

Пока Максим, сердито сопя, одевался, Симочка собирала книги и пела веселую песню про снег, грлубое небо и дым, который столбом идет вверх. Наконец брат и сестра вышли во двор.

— Вот здорово! — вырвалось у Максима, когда он увидел засыпанную снегом улицу. — Симка, слушай, может, не идти в школу, а покататься на санях?

Симочка укоризненно посмотрела на брата.

— Опять мама расстроится, — напомнила она.

— Даже зиме человек не может порадоваться! — проворчал Максим и зашагал г. о сугробам к воротам.

А Симочка чинно идет по узкой дорожке. Думаете, ей не хочется залезть в снег и протоптать свою дорожку? Не хочется взять в рот самую капельку белого прохладного снега? Как бы не так! Но она оглядывается на окна и ничего этого не делает. Закрылась калитка, и Симочкиной скромности как не бывало— мама теперь не увидит! Она решительно сворачивает в самый большой сугроб и, провалившись чуть не по колени, весело смеется. Вот под этим деревом можно слепить снежного человека. Вместо глаз вставить угли, вместо носа — морковку. Но снежного человека лепить долго, еще на урок опоздаешь. А на первом уроке диктовка. Ну что ж, нельзя человека — можно снежки. И пусть полетят эти меткие снежки по всем направлениям: и в то дерево, и в этот забор, и в незнакомою мальчишку, что идет по дороге в серых валенках. Он и не подозревает, что замышляет против него хитрая Серафима!

Задумано — сделано. Бац! Дерзкий снежок угодил незнакомцу в спину. Он удивленно оглядывается, ищет невидимого врага. А вот и враг — стоит под деревом в голубой шапочке, с пушистыми светлыми косами и бессовестно хохочет. Мальчишка только и сделал, что погрозил Симочке кулаком в красной варежке.

Однако пора в школу. Симочка с сожалением выбирается из сугроба, запихивает в карман мокрые варежки и чинно идет по тротуару, словно и не она только что бросала во все стороны снежки, будто и не у нее мокрые чулки и варежки. Она уже думает о безударных гласных, существительных и глаголах. Ничего удивительного — сегодня диктовка.

Вот уж правду говорят, что жизнь полна неожиданностей! Повернула к школе и нос к носу встретилась с осмеянным мальчишкой. Симочка встревожилась, но нахмурилась и сказала строго:

— Иди своей дорогой.

Тот никуда не пошел — стоял и рассматривал Симочку. Ей стало совсем неприятно.

— Ну чего ты? — жалобно протянула она.

Незнакомец шмыгнул носом и сказал:

— Глупая ты, вот что!

Симочка обиделась. Она покраснела до слез и в замешательстве стала натягивать на руки мокрые варежки.

— Ну и пусть… ну и пусть глупая… Подумаешь! Снежками все бросаются, — бормотала она и исподлобья осторожно поглядывала на мальчишку. Кто его знает, что у него на уме? А он постоял, снял красную варежку и... начал отряхивать снег с ее пальтишка.

Ну и дела! Встречаются же на свете такие удивительные мальчишки! Интересно, почему он не дерется?

Удивительный мальчишка не спеша очистил Симочку от снега, встряхнул свою красную варежку, надел ее и пошел.

Симочка окликнула его:

— …Как тебя зовут?

— Федором, — спокойно ответил тот, не оборачиваясь.

— А в какой ты школе учишься?

— В пятой, в четвертом «А».

— Ой, врешь! — закричала изумленная Симочка. — Это я учусь в пятой школе, в четвертом «А»!

Тут удивился и Федор. Повернулся к Симочке, недоверчиво, спросил:

— Нет, правда?

— Честное пионерское! — отозвалась она и прямо взглянула Федору в глаза. Она долго не отводила глаз от его, лица. Федор даже смущенно моргнул.

— Слушай, Федя, а у тебя в глазах солнечные лучики. Ой, у тебя брови каштановые! — Она стояла с раскрытым ртом и рассматривала удивительного Федора. А он рыл снег носком серого валенка и молчал-. Тут Симочку осенило:

— Ты новенький? Я тебя поведу!

— Не в лесу, не заблужусь, — сказал Федя, но пошел рядом с ней.