Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывало и по-другому. Вдруг поднимался из Крыма хан, шел походом по южнорусским шляхам. Дымилась коричневая, выжженная солнцем степь от копыт бессчетных татарских коней. Слезно молили тогда казаков московские гонцы ударить по крымцам. Думал думу Войсковой круг, выносил свой приговор, и собирались донцы в поход.
На кругу приговаривали и о дележе царского жалованья — о деньгах, об огненном припасе — кому сколько положено. И всякими другими делами занимался Войсковой круг — выслушивал царские грамоты и отписки воевод из Воронежа, Коротояка и иных мест, выбирал станицы — казацкие посольства для сношений с Москвой, ведал постройкой новых городков и приемов в казаки всяких вольных и гулящих людей.
Стройно и чинно жили низовые казаки. Казацкая старшина — бывалые атаманы, есаулы, писари, добрые прожиточные люди крепко держали в своих руках Войско Донское, исподволь, неторопливо направляли его жизнь, клали острастку на смутьянов и всякую голь перекатную, старались не ссориться с великим государем, дорожили царским жалованьем. И царь жаловал старшину с каждым годом выше прежнего. Из Москвы величали низовых казаков Великим войском. Каждый год шли подводы из русских городов на Дон с казной, хлебом, сукном, военными припасами. Даровал царь Михаил Федорович казакам и великую повольность — торговать свободно и беспошлинно в южных городах всяким товаром, каким ни пожелают.
В те годы перешел на Дон и Тимофей Разя. Вместе с другими казаками давал Тимофей клятву служить верно и праведно великому государю. И вместе с другими легко и бездумно нарушал ее, чинил поиск под Азовом, разорял крымские улусы, жег Карасу-базар, промышлял на Волге против русских купцов и воевод.
Все чаще из Москвы наказывали унять расходившуюся казацкую вольницу, патриарх Филарет грозил казакам церковным отлучением, если не покинут они своего бездумного воровства, не прекратят ссорить Российское государство с окрестными странами.
А казаки и смирялись и не смирялись. Спокойно и вольготно было жить за царем, но зато и руки у них были связаны. Самим чинить походов не моги, жди вестей с Севера. Особенно недовольны были приказами Москвы «голые»[11] люди. Селилась и шумела голь в основном по верховьям Дона, по Хопру, Медведице, Бузулуку, металась между донскими землями и южнорусскими уездами, ютилась в землянках, в тростниковых хижинах, обживала верховые городки. Что это были за люди, никому то не было ведомо. Безымянные и неизвестные, скрывались в верховых городках беглые холопы, крестьяне, воровские люди, битые по площадям батогами, отсидевшие свое в колодках, сеченные монастырскими и боярскими приказчиками. Не пускали их домовитые казаки на низ, не делились ни жалованьем, ни угодьями — берегли свои льготы.
Но наступала пора, и брали домовитые «голых» людей в работу из найма либо снаряжали их, обували, одевали, давали оружие, ставили во главе своего атамана и отправляли погулять исполу вдоль морских берегов. Возвращалась голь приодетая, раздобревшая на набегах, отдавала половину добычи домовитым казакам и шла назад к своим землянкам и хижинам пропивать нажитое добро, шуметь и гулять до нового похода.
Но не всегда могли совладать домовитые казаки с голутвой. Порой ходили те в походы и по своему разуму. Только путь их был короток — до ближайших поместий и вотчин, до волжских русских торговых караванов. И тогда снова грозила Москва ослушникам, направляла воевод унять бунтовавшую голь, делала выговор атаманам в Черкасске.
Временами приноравливала Москва казаков к своим большим хитростям.
В 1630 году вдруг указал великий государь быть казакам в походе под Очаковом против польских людей в союзе с турками. Но напрасно прождал турецкий паша казацкое войско. Круг твердо стоял на своем: казаки-де турецкому Мурад-султану никогда не служивали и впредь служить не будут. А вскоре и сами казаки двинулись походом к турецким границам. Серчала Москва. Атамана Наума Васильева с семьюдесятью казаками, которые привезли отписку Войска Донского, взяли под стражу и разослали по городам. На Дон царь послал грамоту с великой опалой без милости и без пощады. Но и казаки не остались в долгу. Страшное дело приключилось в те дни в Монастырском городке — тогдашней столице Войска Донского. О нем в доме Разиных говорили с оглядкой. Весть принес в дом к Тифомею Разе бывалый казак и дорогой кум Корнило Яковлев; набросились казаки на царского воеводу Карамышева, посланного на Дон наводить порядок, растерзали в клочки. Глядел с лежанки во все глаза на своего крестного маленький Стенька, слушал.
Смутно было в те дни в доме Разиных. Что ни день, то приходили невеселые вести. Царь отказал в своем жалованье, на торговые повольности наложил запрет. Спорили казаки.
— Покориться надо великому государю, — говорил дорогой кум Корнило.
Не соглашался с ним казак Разя:
— Что же ты хочешь, кум, совсем уж из чужих рук смотреть, не зазорно ли это доброму и вольному казаку?
Наконец сила одолела силу. Смирились казаки. И Корнило и Тимофей ушли вместе в поход по указу царя на ногайских татар. А в 1634–1636 годах ходили казаки вместе с русским войском под Смоленск на польских и литовских людей.
Долго не видел тогда Стенька отца. Назад казаки вернулись уставшие, израненные, в одном дранье. Потом отсиделись, отлежались по своим станицам и снова загуляли на прежней воле. Эти дни Стенька помнил уже совсем хорошо — в ту пору ему пошел восьмой год. Не раз брал его отец с собой по казацким городкам, возил и в Роздоры, и в Монастырский городок. Стенька помогал в торговлишке, караулил подводы, кормил коней, слушал, о чем говорят бывалые казаки. А казаки все чаще и чаще поговаривали о том, что пора уж снова припугнуть турок, а то больно осмелели те в последнее время, да и «зипунами» не плохо подразжиться — совсем обветшали на государевой службе.
Всю весну 1637 года шумел
