ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ - ВЛАДИМИР СИНЕНКО

— Обожди до вечера! — схватил его железной рукой Петр Анисимович.

Утром примчался Кузьма Крикун. Он чудом избежал ареста. Гулял вечером на крестинах у друга, там и заночевал. Ночью в окно застучала жена: «Ой, да что же это делается, люди добрые? Стражники печь разворотили, скрыню заставили открыть, богов в углу побили. Тебя, Кузя, шукают... Что же ты, окаянный, натворил?»

Моисеенко сдвинул лохматые брови:

— Ясно... Очередь за нами. Пора сматывать удочки. Раз фараоны что-то пронюхали — и на нас заведут невод.

— Уходите, — согласился Федор. — А я узнаю, что с Григорием. Бедная Доменика! Она с малышом и на сносях.

— Чем ты ей пособишь? — отговаривал Фома, а Петр Анисимович лишь хмурился. — Только сам попадешься.

Федор ждал вечера. Фома, Кузьма и Моисеенко из солидарности тоже не покинули шалаша. Весь день подпольщики глядели сквозь вербы на пустынную степь, лежащую меж речкой и поселком. За спиной сумрачная, изрезанная оврагами равнина. Ни врагов, ни друзей.

— Собственно, почему фараонам искать нас именно здесь? — буркнул Моисеенко. — Наши не проговорятся, а я давно взял в шахтной столярке расчет и сказал, что подамся в Бахмут.

Стемнело. Федор с Фомой зашагали в поселок. Луна залила степь зеленоватым светом, и тропка ясно обозначилась. Моисеенко и Кузьма остались за рекой.

К лачуге Михайличенко крались почти не дыша, только Кудлай слегка повизгивал. Нет ли засады?

Хибара оказалась разгромленной, окна зияли черными провалами, вскопан даже. земляной пол. Шерсть на Кудлае поднялась.

— Видали? — скрипнул зубами Фома. — Ничего, я их отблагодарю!

С опаской, через огороды и заборы, стали пробираться к жилью Петровских. Тихо, только на руднике чахкает паровая машина.

Федор подошел к двери и трижды стукнул.

— Боже мой! — отозвался взволнованный голос. — Отпустили, Грыцю?!

— Откройте, Доменика, — тихо произнес Федор. — Артем...

Не зажигая лампы, хозяйка рассказала о вчерашнем. Стражники все перевернули в каморке и, не найдя запретного, забрали с собой Григория.

— Утром я кинулась к нашему уряднику. Оказывается, арестованных увезли в село Железное. Интересовались Моисеенко...

— И обо мне шла речь?

— Нет... Но как же мне выручить Гришу? — горько вздохнула женщина. — Куда я такая? Вот-вот понадобится повивальная бабка...

Доменика заплакала и уткнулась в подушку лицом.

Федор вышел во двор и сказал Михайличенко:

— Забирайтесь все подальше... Я остаюсь.

Луна спряталась за тучи, в окно уже глядело пасмурное утро, а Федор все думал. Надо поскорее отправить Доменику к родным... И как вызволить больного Григория из рук полиции?

ЯМА В ЖЕЛЕЗНОМ

Дорога виляла вдоль Кривого Торца. Слева река, а справа яры и глубокие шурфы — заброшенные шахты и проходки. Какой-то предприниматель пытал счастья, но угля тут не оказалось.

Влажный ветер стегал стеблями полыни по сапогам, звенел в ушах. Ноги Федора вязли в размоченной дождями глинистой земле.

Длинное украинское село. Мазанки под соломенными стрехами, журавли во дворах, на суковатых кольях сохнут крынки и горшки.

Догнал воз, запряженный волами. Рядом мужик в барашковой шапке.

— Село Железное? — спросил Федор.

— Эге. А ты, чоловиче добрый, кого тут шукаешь? — И хлестанул серого вола батогом. — Гей, Половый, цоб-цоб!

— Мне к станции. Далеко еще?

Дядько задумался, словно решал сложную задачу. Наконец выскреб из лохматого затылка ответ:

— Пожалуй, верста с добрым гаком. Иди этой улицей до майдана, где лавки с товаром. Напротив них расправа, вот там и сверни в проулок... А дальше мосточек. От него до чугунки рукой подать.

— Расправа... Это еще что такое? — удивился Федор.

— Чи ты, часом, не с дуба упал? Расправа — то волостное управление, где старшина и сотские чинят над нами неправый суд. Кто подати не оплатил, кто спьяну подрался или закон порушил... Оглядев прохожего в потрепанной одежке, вздохнул сочувственно: — А то и беспачпортных бродяг сажают в холодную...

— В Железном есть тюрьма?

— Тюрьма? — удивился селянин. — Тюрьма в городе! А у нас затолкают в подвал волостного правления, и гляди на волю через решетку... Не дай боже попасть в ту яму на хлеб и воду! Еще и палок дадут...

— Царская милость, — кивнул Федор. — Их величество— что кот в кладовке: кого словил, того и съел! Но еще прижмут ему и панам хвосты!

Селянин озадаченно смотрел вслед языкатому парубку. Не боится, вражий сын, такое говорить! «Прижать хвосты»... Верно, развелось панов, как тех собак. Только запуганы люди насмерть... Хоть и повесят помещика, а ты еще дня три будешь стоять перед ним, сняв шапку, — вдруг оборвется?

На площади дом с синей вывеской и орлом. Волостное правление. Одноэтажное кирпичное здание, крыльцо с навесом, а на его ступеньках просители. Нет и подвальных окон, на фасаде, значит, они выходят во двор.

Не сбавляя шага, Сергеев деловито вошел во двор «расправы».

В глубине конюшня. У коновязи лошади с торбами овса на мордах, под забором грязная бричка. Значит, старшина в селе.

Глянув направо, Федор увидел ступеньки в подвал, дверь, перекрытую железиной, а на ней замок, как на лабазе. По бокам окошечки-амбразуры. Через них в подвал текут дождевая вода и навозная жижа. Прав хлебороб — мокрая яма!

Встав в простенок между окнами так, чтобы его не заметили из помещения, Федор наклонился и тихо позвал:

— Гриша... Петровский, ты здесь?

Обождал немного и снова:

— Откликнись, Григорий! Есть тут люди?

Зашелестела солома, из-за решетки глухо донеслось:

— Ты, Артем? С ума сошел... Тебя же схватят!

Лицо щербиновского слесаря стало землистым, щеки ввалились, только глаза горят. В бороде соломинки, весь обмяк, осунулся. Держать больного человека осенью в сырой и черной яме!

— Видел ли Домнушку, Петьку? — спросил Григорий.

Федор кратко рассказал. У жены начались схватки. Фельдшер обещал устроить Доменику после родов у себя нянькой, а Петьку приютила соседка. Моисеенко, Фома и Крикун благополучно скрылись. Но где Нестеров и Соколов?

— Понятия не имею, — сказал Петровский. — До Железного нас везли вместе, а больше я их не видел.

На требования Григория вызвать прокурора и отправить его в город старшина лишь ухмыльнулся: «Сиди, крамольник, и жди! Пока нет приказания...»

Федор мучительно соображал. Что предпринять?

— Артем... — начал снова Григорий и вдруг зашелся кашлем. — Выручай, друг! Двигай скорее в Бахмут — пусть меня заберут в уездную тюрьму, там хоть сухо и тепло. Товарищи помогут.

Федор насторожился. Кто-то вошел во двор через ворота. Человека еще не видно, но лошади повернули головы к улице, стригут ушами. Если стражник, чем объяснить свое присутствие здесь?

И Сергеев распустил на штанах поясок.

Кучер старшины остолбенел, увидев такое. Даже не поверил глазам. Но поза незнакомца красноречиво говорила о его наглых намерениях.

— Ах ты ж, сволота! Только и места, что под окном у самого головы? Весь двор проклятые бродяги загадили! Шатаются с рудника на рудник, .никак не подыщут работы полегче... Кто таков?

Федор снова затянул на брюках поясок:

— Орешь как резаный! Схватило живот, а до оврага добежать не успел... Понятие надо иметь. Двор-то не твой — казенный.

— Убирайся к чертям, не то в холодную запроторю! — завопил усач.

Провожаемый руганью кучера, Федор подался к станции напрямик через поле. До Бахмута — можно зайцем на поезде, а то и пешком.

В Бахмуте организация РСДРП была невелика, но все приняли горячее участие в судьбе Петровского. С помощью местного адвоката-либерала уже на третий день Григория водворили в городскую тюрьму, дали делу ход.

Адвокат выяснил и причину ареста Петровского.

Екатеринославскую охранку давно бесили подпольные листовки в захолустных Нелеповских хуторах. Но слежка за шахтерами не дала полиции нити. Подстегнула охранников депеша из столичного департамента: «Под любым предлогом изолировать активистов партии, даже отсидевших срок, ибо весь промышленный юг России объят огнем волнений».

И вдруг шпики наткнулись на домашнюю фотографию: вечеринка у либерального щербиновского инженера Прядкина. Жандармы присмотрелись к ее участникам и ахнули: уж очень один из них похож на упущенного ими Петра Моисеенко! И Петровский, оказывается, не просто слесарь Гришка, а член екатеринославского комитета РСДРП.

Но что даст арест, если нет доказательств причастности к «преступному сообществу»? И жандармы решили расправиться с подпольщиком испытанным способом. Петровский слаб здоровьем и долго не выдержит в мокрой яме села Железного.

Однако этот замысел охранки провалился.

Очутившись в Бахмутской тюрьме, Петровский потребовал освобождения. Теперь долго его держать не будут. Улик-то нет!

НЕВИДИМКА

Двор депо затянут сизой дымкой. Здесь, на станции Елисаветграда, пристанище хворых паровозов. Оно сложено из кирпича и высится над приземистыми строениями.