Сколько стоит любовь? - Велла Манн

– И что, нынче костюмерши вот в таком виде и расхаживают?

– Да нет. – Сирена присела на ручку дивана и начала безуспешное сражение со шнурками. – Ног совсем не чувствую. А что до вашего вопроса – на этом-то все и сломалось. Я думала, что Сеймор предлагает именно то, что он предлагал.

– Сеймор?

– Один так называемый режиссер, с которым мне пришлось расстаться сегодня утром. Мне сказали, что он работает над мьюзиклом. Ревю с сюжетом. Бездна смысла. Исследование человеческих отношений. Не смейтесь, – предупредила она. – Я действительно купилась.

– Разве я сказал хоть слово?

Он не сказал, но все можно было прочесть в его взгляде. «Легковерная дурочка» – вот что говорили его глаза.

– Ну, все равно. – Сирена пожала плечами и тут же пожалела об этом: свитер слишком обтягивал тело. Но больше надеть было нечего.

– Я нанялась к нему, чтобы узнать побольше об освещении. Предполагалось, что средства на постановку не ограничены, звуковое оформление по последнему слову техники и все такое… – Она оторвала последние оставшиеся ногти, которые только мешали развязывать мокрые шнурки. – А вместо этого я влипла в кордебалет, где надо было задирать все, что задирается. Сеймор сказал, что это только на несколько дней, пока они не наберут достаточно девушек. Несколько дней вылились в неделю, потом в две. Платили неплохо, но… – Она не отвела взгляда. В конце концов, она не делала ничего, чего следовало бы стыдиться. – Думаю, мне не стоит объяснять, что должны были делать девушки, чтобы получать эти деньги. Самое трудное было увиливать от лап Сеймора.

– Я так понимаю, что вам мало что удалось узнать об освещении?

– Вы угадали. В конце концов я поставила вопрос ребром – или он перестает меня эксплуатировать, или я ухожу. – Сирена озабоченно уставилась на свои кроссовки: пожалуй, она раньше замерзнет, чем из них вылезет. – Ну, и ушла.

– И попала прямо в снежную бурю на неисправной машине. А я-то еще думал, что у это меня денек выдался паршивей некуда. Дайте-ка я вам помогу, а то как бы мне не остаться с хладным трупом на руках.

С этими словами он присел на корточки, обхватил ее лодыжку сильными теплыми пальцами и поставил ее ступню себе на бедро. Несмотря на двойную матерчатую преграду, она почувствовала восхитительное тепло, идущее от его тела. А его пальцы на щиколотке… Нет, не смей об этом думать.

Но не думать об этом было очень трудно.

Когда Грейнджу наконец удалось стащить кроссовку, ее закоченевшая нога осталась на прежнем месте, и она не стремилась ее убрать. Его живое тепло было лучше любого обогревателя.

– Итак, вы уволились. А что теперь?

Теперь? О чем мы говорили?

Грейндж медленно стянул с ее ноги носок, так же медленно прошелся пальцами по ступне. Опасный массаж, но как же это было приятно!

– Теперь я найду какую-нибудь другую работу, – наконец пробормотала Сирена, отводя глаза от его насмешливого взгляда.

– Какую?

– Какую угодно. Этому я тоже научилась у отца: когда надо заработать на жизнь, берись за любое дело. Я работала у юриста, у продавца подержанных автомобилей, у помощника шерифа, продавала недвижимость. Это было очень скучное занятие. Еще я помогала двум архитекторам, вела переписку у дизайнера и даже работала с человеком, который угодил в тюрьму за уклонение от налогов.

– Столько всего?

Сирена кивнула.

– У одной дамы была фантастическая компьютерная программа, которую она пыталась продать. Мы с ней понимали, что это произведет настоящую революцию в страховом деле. Только из-за волокиты с патентом ничего не вышло. А потом я решила попробовать что-нибудь новенькое.

– Вы пытаетесь установить мировой рекорд по количеству мест работы?

– Я понимаю, что складывается именно такое впечатление. Отец, в конце концов научился делать то, что ему нравилось, и при этом платить по счетам. Он даже умудрялся заниматься своим хобби – собирать коллекцию. Я пока еще не достигла такого успеха, но когда-нибудь…

– А тем временем вы хватаетесь за что придется?

Сирене не очень понравилась такая формулировка.

– Не вижу тут ничего плохого. Папа был цыганом, и я цыганка.

– Ну какая же из вас цыганка?

– А что?

– Цыганки черноволосые, по крайней мере в фильмах.

– Нельзя верить всему, что показывают в фильмах. Это порождает иллюзии. Хотя мой отец всегда жил иллюзиями и меня тем же заразил.

Грейндж разминал ей пальцы. Потом он мягко и сильно нажал большими пальцами на подъем, и каждая клетка ее тела откликнулась на это нажатие. Надо его остановить…

Но было уже поздно. Его пальцы поползли вверх. Она почувствовала их на щиколотке, потом на икре. Он тщательно массировал каждый дюйм ноги, поднимаясь все выше, пока не добрался до колена. Сирена закрыла глаза. Электричество, подумала она. У него электрические руки.

– Я вас усыпил?

Сирена с усилием выпрямилась.

– Нет, нет, я просто задумалась.

– О чем?

– Я подумала, что завтра мне надо добраться до мамы. – Сирена высвободила ногу, но, когда он наклонился и взялся за другую, не остановила его. – После развода она снова вышла замуж. Он адвокат, и неплохой. А у мамы агентство по продаже недвижимости. Когда мать с отцом развелись, мне было тринадцать. И никто даже не подозревал, что у нее такие деловые способности.

– Гмм. – Грейндж медленно стащил с пятки вторую мокрую кроссовку. – Значит, тринадцать лет вы путешествовали вместе с родителями. Жизнь на колесах?

Трудно было понять, одобряет он это или порицает.

– Можно сказать и так. Если я правильно помню, я сменила одиннадцать начальных школ и шесть средних после развода родителей. Я бегло говорю по-испански, по-французски и по-немецки, и если надо, могу сойти за австралийку.

– А вам накогда не хотелось пустить корни?

Мать тоже не раз задавала ей этот вопрос.

– Когда как, – ответила Сирена, в то время как Грейндж начал массировать вторую ногу. Надо каким-то образом скрыть, какое впечатление это на нее производит. – Если бы у меня был такой вот дом, как этот, может быть, и захотелось бы.

Грейндж рассмеялся.

– Это квартирка для прислуги. А я здесь всего два дня и не собираюсь задерживаться больше, чем будет необходимо.

– Необходимо?

Грейндж водил подушечками пальцев по щиколотке, затем по икре, закатывая вверх промокшие слаксы. Почувствовав, что она вот-вот начнет извиваться от этих прикосновений, Сирена стиснула зубы.

– Я здесь потому, что мой дядюшка Гэллам старый упрямец и у него сейчас грипп.

Сирена хотела послушать про дядю Гэллама и про то, что заставило человека из Сан-Франциско поселиться в старой квартирке над захудалой станцией. Ей хотелось узнать также, чем он зарабатывает на жизнь, один ли он сюда приехал и нельзя ли попросить его не выпускать ее ногу из рук всю оставшуюся жизнь. К несчастью, именно в этот миг ее пустой желудок во всеуслышание объявил, что завтрак был давным-давно.