Свобода от, свобода для - Павел Нечаев

Среди трупов Вайнштейн обнаружил несколько стволов. Сарацины пришли к нам упакованными, и где только набрали? Еще в мирное время поговаривали, что у них там у каждого ствол припрятан. Видать, не врала людская молва. Более-менее целыми оказались три имперских штурмовых винтовки, и союзовский еще автомат «сорок седьмой» модели, а еще обнаружился пятнадцатизарядный пистолет, да не простой, а с какой-то гравировкой на сарацинском. Имперские винтовки оказались кстати. Они, хоть и старье, зато патронов у меня было припрятано к ним несколько тысяч. Раз в год я ездил на резервистские сборы, а там патронов было полно. Стояли открытые ящики, бери, сколько влезет. Я и брал. А с одних сборов, как-то совпавших с войной, притащил две гранаты и еще много всяких интересных штучек. С патронами к автомату было хуже, на тушке сарацина обнаружился всего один запасной магазин. Ну, почти шесть десятков патронов тоже хорошо. По слухам, выстрел из такого автомата пробивал рельс. Мне стало как-то не по себе, я в красках представил себе, что было бы, если бы они по мне сквозь дверь стрельнули.

Трупы мы оттащили во двор соседнего дома, наскоро разобрались с трофеями, и завалились спать, оставив женщин караулить.

Глава 3

Хомяки

Меня разбудил шум голосов. Я продрал глаза, встал, и в трусах, как был, подошел к окну. Выглянул. На улице, перед дверями нашего подъезда, стояли люди. Много. И они кого-то окружили плотным кольцом. Я посмотрел на них, и мне стало не по себе, такое облако ненависти висело над толпой. Чуялка у меня после Песца заработала на все сто двадцать, еще давно, задолго до всего этого, я мог прочитать человека, почувствовать его настроение, ощущал направленное на себя внимание. А теперь я ловил себя на мысли, что знаю, где кто находится в радиусе пятидесяти метров, даже через три бетонные стены чувствую. На секунду я испугался, что нас опять пришли выносить, но, увидев среди людей долговязую фигуру Вайнштейна, слегка успокоился. Он, почувствовав мой взгляд, обернулся, посмотрел наверх, и махнул мне рукой — спускайся, мол. Я наскоро оделся, и, прихватив ствол, спустился вниз. Протолкавшись сквозь толпу, состоящую из соседей — все знакомые лица, я увидел, что они окружили нескольких сарацин, двух старых и четырех помоложе. Я встал перед ними, поднял руку, призывая к тишине. Гомон чуть-чуть стих. Народ слегка раздался, и я оказался с сарацинами лицом к лицу в плотном кольце людей. Все, кроме одного, были вполне себе обычные люди. А вот один, самый старый на вид… во-первых он не боялся. Совсем. Во-вторых, на моем внутреннем радаре он отсутствовал. То есть, я видел двух других, а его — нет, хотя вот же он стоит. Он спокойно посмотрел мне в лицо, и сказал:

— Это ты. Ты убил наших сыновей. — Сказал, надо признать, совершенно без акцента.

— Я убил ваших сыновей. Все так, — не повышая голоса, глядя ему в глаза, ответил я.

— Ты убийца, гореть тебе в аду! — скрипуче включился второй старпер. Глаза метали молнии.

— Я чего-то не понял, отцы, — ситуация стала меня откровенно веселить своей абсурдностью. — По вашему, они шли себе, понимаешь, из консерватории в библиотеку, а я на них накинулся. Так?

Ответа не последовало, но по горящим ненавистью глазам я понял, что попал в точку. Прям как в анекдоте: «слышь, давай вон к тому подойдем, и по морде дадим? — А вдруг он нам? — А нам-то за что?». Хочет ли сарацин войны, спросите вы у тишины. Детский сад, штаны на лямках. Толпа одобрительно зашумела. Кто-то из задних рядов закричал: «мочи козлов». Я опять поднял руку. Народ опять затих, ожидая продолжения. Старший сарацин все так же, не повышая голоса, сказал:

— Мы хотим забрать тела.

— Забирайте, — тут я понял, зачем они пришли. — Вон за тем домом они лежат.

Сарацины развернулись, толпа зашумела, не желая их пропускать.

— Пропустите! — закричал я, срывая голос. — Пусть заберут своих и уе…т! НЕ ТРОГАТЬ!

Народ нехотя расступился, пропуская сарацин. Они подогнали грузовик к соседнему дому, и молодые быстро загрузили тела в кузов. Им явно не терпелось побыстрее свалить. Понятное дело, их же чуть было не линчевали.

У кого-то в толпе сохранился еще работающий радиоприемник, и пронесся слух, что по местному радио передали, что в комендатуре выдают оружие населению. Это надо было обязательно проверить, я просто не мог отказаться от такого шанса, и после завтрака мы с мужиками пошли туда. Идти было довольно далеко, шли почти два часа. Пришли где-то к десяти утра. Там уже было полно народу. Висел плакат, извещающий о правилах получения оружия гражданами. Правила были простые — надо было пройти во двор, куда запускали по одному, предъявить удостоверение личности. Так мы и сделали. Номера удостоверений пробили по базе, записали, выдали все ту же имперскую винтовку и пять магазинов, тут же в сторонке можно было набить их патронами. Стоящий рядом солдат проследил, чтобы брали ровно на пять магазинов. Взяли и на женщин — я предусмотрительно захватил их удостоверения. Меня уже хотели выгнать, но тут я заметил мелькнувшую в окне комендатуры знакомую морду, и закричал:

— Эран, эй, Эран! — морда высунулась в окно и тут же расплылась в улыбке. С Эраном я был знаком давно, еще по срочной его помнил, он у нас отделением командовал. Религиозный патриот, эти и работали, и в армии служили, не то, что «шляпы». Надежный мужик, Эран, за своих всегда стеной стоял, сарацин, правда, терпеть не мог, как и вся их патриотическая братия. Я тогда дембельнулся, а он пошел на повышение, стал офицером. Потом тоже из армии уволился, на инженера выучился. А теперь его, видать по всему, призвали.

— Коцюба! Ты! — Эран махнул рукой часовому у дверей, и меня пустили внутрь.

— Ты как, брат? Что тут вообще? — мы обменялись рукопожатиями и дежурными фразами.

— А я тут за главного…

— Ты? А начальнички где?

— Я без понятия. — По словам Эрана, все начальники посваливали сразу же, оставив его на хозяйстве. По домам отправилась и часть резервистов, и Эран не стал их задерживать. Если бы не оружейные склады резерва, за которые он отвечал, он бы тоже свалил, к себе в поселение. — Ну вот, вчера нам рассказали, что сарацины пошли громить район, что возле рынка. Повезло, что кто-то их там шугнул, чуть ли не две сотни заживо сжег.

— Да брехня это все, не может быть, — решил я не афишировать собственное участие. Две сотни, м-да, ну и бред. А может, оно и к лучшему, пусть боятся, глядишь, не полезут, как подопрет.

— Может, и брехня, но мы тут с мужиками посоветовались, и решили раздать стволы населению. Не бросать же их, да еще рядом с сарацинами. А защищать их до бесконечности мы не сможем. К тому же, семьи у всех. Договорились с автобатом, с тем, что от нас недалеко, загрузили все, что есть на машины, и сюда. Раздаем вот.

— Знаю я этот автобат, надежные мужики. Воду они нам подвозили.

— В общем, раздадим вот всю стрелковку, и по домам. Государства больше нет, Коц. На юге и в центре вообще непонятно что творится, связи ни с кем нет. На севере тоже бардак, почитай, сразу за Городом уже черт знает что творится. Войну прогадили. Так что каждый сам за себя.

— Зря вы это.

— Что зря? — не понял меня Эран.

— Оружие раздаете зря. Народ уже не такой и травоядный, а вы им еще оружие даете. Крови будет море.

— Ну, а что делать? Сарацины вон через одного со стволами. Лучше пусть наши вооружены будут. — Эран честный мужик. Правильный. Мысль, что склад оружия — золотое дно, и на этом можно приподняться, видно, даже не приходила ему в голову. Жаль, мало таких. Было б побольше — глядишь, и Песец иначе бы встретили. Ну а так как на одного честного приходится двадцать чмуликов то и получилось то, что получилось. Жаль.

— Слушай, а пулемета у вас нет? — Нарочито жалобно протянул я, по выражению лица Эрана я понял, что пулемет он мне не даст, и тут же переобулся, — ладно, шучу.

Он на секунду задумался, потом сказал:

— Вот что, Коцюба. Тут у нас мужики-резервисты, что с юга, домой собираются. Подойди к их старшему, его Ави зовут, поговори. С оружием у них все в порядке, а вот припасов нет. Может, и выменяешь. Ладно, будь жив, может, еще увидимся. — Эран побежал куда-то по своим офицерским делам.

Я сделал так, как он сказал. Нашел этого Ави, и договорился об обмене пулемета и двух тысяч патронов к нему на два мешка гречки по 50 кг и ящик тушняка. Они обещали заехать завтра утром, завезти пулемет. На этом распрощались, и мы пошли домой.

На том самом перекрестке, куда привозили воду, шел митинг. Мы как раз мимо проходили, ну и завернули послушать, о чем там народ говорит. Там стоял грузовичок с открытым кузовом, приспособленный под импровизированную трибуну, в кузове несколько человек. Один из них вещал через матюгальник. Вокруг стояло не так чтобы много народу, но сотни две точно. Все из соседних домов, много знакомых лиц. Я протолкался через толпу, было интересно, кто это там распинается. Стоящий в кузове грузовичка дядька мне сразу не понравился. Во-первых, был он какой-то гладкий. Ухоженный. Одежда явно не шитый узкоглазыми ширпотреб, от хорошего портного. Вокруг него стояло еще двое таких же. Гладких. И какой-то хрен в полицейской форме с ними. Первый раз после Песца я увидел мента. Во-вторых, говорил он хорошо поставленным голосом профессионального болтуна. Я послушал, и мне стало скучно. Какие-то общие слова о противостоянии хаосу и поддержанию единственно верного демократического порядка, про объединение усилий и слияние в едином позыве. Мне стало скучно. Я уже много раз такое наблюдал. Любит наш народ поговорить, вот уж чего не отнять. Сколько я таких совещаний помню — сидят, руками машут, переругиваются, спорят. Потом, так и не придя ни к чему, расходятся. Чтобы к чему-то придти, надо решиться и взять на себя ответственность, а кому это надо? Пусть кто-то другой ответственность берет. Дождавшись момента, когда оратор заткнулся перевести дух, я тут же вклинился. Голос у меня громкий, так что услышали все: