Знак страха - Роберт Стайн

— Нет большего счастья для воина, чем забрать голову поверженного врага! — говорил отец. — Вся сила врага заключена в его голове.

— Так не может быть, — не поверил Файран. — Сила должна быть в его руках! Рукой он бросает копье, рубится мечом.

Файран хорошо помнил, как отец улыбнулся его наивности.

— Когда-то давно я думал точно также, — признался он: — Пока мой отец не открыл мне тайну.

Отец опустился на земляной пол хижины и склонился над лежавшим сыном.

— Отец открыл эту тайну мне, а я передаю ее тебе, мой мальчик. Вся сила человека заключен здесь, в его голове, — отец поочередно коснулся пальцем своей головы и лба Файрана. — В голове мы храним самые свои сокровенные тайны — мечты о власти и могуществе. В голове составляются планы борьбы. Завладев головой врага, ты получишь самое ценное, что у него есть. Но всегда помни, что, забирая голову, ты заключаешь сделку.

— Сделку? — сгорая от любопытства, Файран; приподнялся на локте. — О какой сделке ты говоришь?

— У могущества есть цена, — строго и торжественно произнес отец. — Чтобы получить власть, тебе придется заплатить эту цену. Будь осторожен, мой мальчик, потому что порой цена может оказаться слишком высока.

— А мне могущество досталось даром! — ликовал повзрослевший Файран, неся домой окровавленную голову. — Ты можешь гордиться своим сыном, отец!

Большинство соплеменников Файрана жили в большом поселке на вершине высокого холма. Оттуда открывался отличный вид на окрестности, так что жители могли не бояться внезапного нападения врагов.

Но Файран никогда не оставался в деревне. Среди соплеменников он чувствовал себя неуютно. Он слишком отличался от них. Ведь он был друидом.

Друиды в кельтском обществе занимали совершенно особенное положение. Они были жрецами, хранителями преданий и предсказателями. Они обладали огромными познаниями и были сведущи и колдовстве и магических заклинаниях.

Сегодня Файран мог не принимать участия в битве. Друиды не обязаны воевать. Но только трус и трудные дни будет избегать опасности, прикрываясь своей премудростью! Файран никогда не был трусом.

«Как жаль, что Конн тоже друид!» — в который раз подумал Файран, переходя вброд через лесной ручеек. Если бы Конн не был друидом, он жил бы со всеми, в поселке, и почти не попадался бы на глаза Файрану.

Ледяная вода приятно остудила натруженные ноги. Файрану нравилось жить в глуши. Кельты вообще любили леса. В самых неприступных чащах они устраивали свои святилища. Как раз неподалеку от жилища Файрана располагалась священная поляна его племени.

Единственным соседом Файрана был его смертельный враг — Конн, больше никто из кельтов не решался селиться в лесной чаще.

«Что мне делать с Конном? — снова подумал Файран. — Он мечтает о моей смерти. Я чувствую это».

Добравшись до своей пещеры, Файран откинул плети дикого винограда, зарывающие вход, и вошел внутрь.

«Надо как можно скорее начать Обряд Мертвой Головы, — решил Файран. — Как только я заберу себе могущество римлянина, Конн не будет мне опасен. Он никогда не сможет причинить мне вреда. И его никогда не выберут новым вождем».

Файран взял в руки мертвую голову. Могущество, заключенное в ней, даст ему все, что он желает. Все.

Жгучая, нестерпимая боль охватила его ладони.

Файран закричал и разжал руки. Голова упала на пол пещеры.

Мир взорвался столбом кипящего пламени.

Стена беснующегося огня сомкнулась вокруг Файрана.

Глава 7

Тело Файрана корчилось в языках пламени. Он слышал, как потрескивают его пылающие волосы. Чувствовал, как сползает с костей обугленная кожа.

Со всех сторон его обступил огонь.

Глаза превратились в горящие угли. Глотка пересохла.

Файран рухнул на колени. Каждый вдох обжигал легкие.

Взгляд упал на голову римского командира. «Что это? — не поверил он своим глазам. Голова не горит! Файран медленно поднес руки к лицу. — И руки не горят. Это было видение, — понял Файран. — Огонь только казался настоящим. Мне все привиделось».

Он с трудом заставил себя успокоиться. Закрыл глаза и сделал несколько глубоких, медленных вдохов.

— Мне показалось, — шепотом твердил он. — Это было видение. Ничего не горело. Не было никакого огня.

Файран медленно открыл глаза. Теперь он был готов прочитать свое видение.

Вот на фоне ревущего пламени показалось его собственное лицо.

Файран всегда любил огонь. Кельты почитали стихию воды, но Файрана с детства притягивало пламя.

— Что это значит? — прошептал он. — Скажи мне.

Вместо ответа в пламени появилось второе лицо. Лицо Конна. Теперь их лица оказались совсем рядом.

Вдруг лицо Коана начало стремительно увеличиваться. В считанные секунды оно почти полностью закрыло лицо Файрана.

— Нет! — прошептал Файран. — Этого не может быть. Я владею могуществом мертвой головы! Конн не победит меня.

— Файран! — прозвучал женский голос.

— Брианна! — воскликнул Файран. Ухмыляющееся лицо Конна побледнело и исчезло. Его место заняло лицо Брианны.

Брианна. Он все время думал о ней. Оказавшись на людях, он смотрел только на Брианну. А когда они оставались вдвоем, не мог сдержаться, чтобы не прикоснуться к любимой.

Призрачное лицо Брианны улыбалось ему на фоне пламени. Вот она подняла руки и протянула их к Файрану.

Файран затрепетал и бросился навстречу любимой.

Языки пламени задрожали и растаяли.

Файран остался один посреди пещеры.

— Я одолею Конна! — решил он. — Я стану вождем. А самое главное, я женюсь на Брианне. Вот что означает мое видение! Надо постараться исполнить его в точности. Я должен сделать это! — поклялся Файран. — А для этого я должен получить силу мертвой головы.

Файран знал, с чего начать. Несколькими широкими шагами он пересек пещеру и подошел к жаровне, стоявшей посередине земляного пола. Над углями висел котелок, водруженный на высокую бронзовую треногу. В котелке тлели красноватые угли. Файран взял длинную кочергу и долго порошил угли, пока на поверхности не заплясали бледные язычки пламени.

Потом он снова взял в руки голову и содрогнулся от прикосновения холодной мертвой кожи. Файран едва сдержался, чтобы не швырнуть свой трофей на пол.

— Я зарезал этого римлянина! — напомнил он себе. — Как же я могу бояться брать в руки кусок ого мертвого тела?

Но разве убийство на поле брани имеет хоть какое-то отношение к тому, что он хочет сделать теперь? В бою воин должен убить — или будет убит. У него нет времени на раздумья.