Переполох в змеином гнезде - VergusVolunar

– Какая ещё «увечная»?

– А ты разве не видел? – непонимающе посмотрел бретонец. – Вон, в камере справа от тебя сидит.

Лейф осознал, что так и не обратил внимание, кто находится в правой комнате. Он отошёл от Этьена и заглянул туда, норовя поглядеть на вторую соседку. Пошарив глазами по камере, Довакин обнаружил сидящую в ближнем углу стройную фигуру, одетую в грязную рубаху, штаны и сапоги. Он сначала не рассмотрел лицо узницы, скрытое длинными, спутанными прядями рыжих волос. А когда она подняла голову и рассмотреть удалось, он чуть не выронил хлебную краюху из рук.

На Лейфа смотрела молодая женщина-бретонка, чьё лицо было настолько сильно изуродовано шрамами, что сразу и не сосчитаешь их количество. Больше всего выделялся длинный рубец, проходящий под левым глазом и упирающийся в губу; а также след от рваной раны прямо посередине лба. Единственным более-менее живым местом оставалась правая щека, но даже туда доставал шрам, начинавшийся где-то под волосами (скорее всего от правого уха). На левом виске и частично на шее была обуглена кожа. Однако, несмотря на всю свою обезображенность и неопрятность, девушка показалась Довакину невероятно красивой и притягательной. Она обладала необычными фиолетовыми глазами, в которых читалась молчаливая решимость и стремление бороться до конца. Всем своим видом она напоминала матёрую волчицу, по нелепой случайности угодившую в охотничий капкан.

– Ну и ну… И это меня ещё висельником называют… – выговорил Лейф на эмоциях, вспоминая свои жалкие три шрама на лице.

– Вот-вот, я тоже в немалый осадок выпал, как увидал её, – ответил Этьен вместо девушки. – Где же эту красавицу так угораздило?

Узница не спешила начинать разговор с нордом, но и взгляда не отводила. Он посмотрел ей в глаза, отвлекаясь от изучения лица. Лейф мог сказать, что она не испытывала к нему презрения, но и дружелюбие тоже не источала. Так они играли в гляделки какое-то время, пока Довакин резко не отвернулся, не отошёл от её камеры и не запихал в рот остатки краюхи.

– Что у вас там, искра пробежала? – насмешливо поинтересовался «левый» сосед.

Норд, не обращая внимания на его подначку, молча прожевал и проглотил булку. А потом снова припал к решётке увечной девушки и спросил:

– Эй, как тебя звать?

Она не сразу повернулась на него, а когда повернулась – не сразу ответила. Как будто бы до последнего момента тянула время, надеясь, что удастся отмолчаться. Но вопрошающий настойчиво глядел и ждал её слова.

– Не твоё дело, – последовал сухой и недружелюбный ответ.

Сказала она это таким тоном, который ставил крест на всех дальнейших расспросах. Лейф и не стал этим заниматься, а просто изложил:

– Не хочешь говорить? Хорошо, тогда я сам тебя обзову. Буду величать тебя Резаная, а то Увечная мне не нравится. Нет, не Резаная… Меченая! Вот, будешь Меченая у нас. А то Резаная как-то не очень, как будто бы про свинью…

Девушка не отреагировала на выданное ей прозвище и Довакиновы мысли вслух. Она просто отвернулась, и всё.

– Я так понял, на разговор ты не настроена ни в каком виде? Что бы я не спросил?

– Нет, – холодно отрезала она и улеглась на свою подстилку из сена, переворачиваясь на правый бок, дабы не видеть норда.

Лейф отошёл от её решётки и лишь пожал плечами. «Ежели не хочет, то и пёс с ней. Поглядим, как она заговорит, когда я осуществлю то, зачем сюда попал» – подумал он.

– Ну что, тоже не получилось? – раздался голос Этьена. – Она сидит здесь со вчерашнего дня, и как я только не пытался её разговорить. Какая-то неприступная стена, а не женщина.

– А ты меня ещё загадочным прозвал, – отметил Довакин.

– По сравнению с ней, ты словно открытая книга, Лейф, – усмехнулся бретонец.

Норд уселся в угол, что находился рядом с левым соседом и сказал:

– Впрочем, пусть сидит себе. Нам и вдвоём недурно.

– Тут ты прав, богатенький. С твоим появлением у меня появился шанс избежать страшной смерти от скуки.

***

За разговорами с Этьеном прошло несколько часов. Бретонец проникся к Довакину некоторым доверием и рассказал, что состоит в Гильдии воров. Лейф относился к воровскому ремеслу отрицательно, хоть и сам совершал в прошлом многие преступления. У «правильных» воров и грабителей был собственный кодекс чести, который велел не обирать жертв до нитки, оставляя немного денег на пропитание и ночлег. Однако, по мнению Довакина, воровать можно было только у зажравшихся богачей, на коих он сам немало наварился в своё время. Этьен, разумеется, заявлял, что относится к самым правильными из правильных и крадёт только у толстосумов, и вообще, он чуть ли не сам Роберт Капу, герой бретонской баллады, отнимающий деньги у богатых и отдающий бедным. Лейф понимал, что воровскому народу верить нельзя, но сделал вид, будто дал себя убедить. Ссориться с соседом он не хотел, да и называть его побратимом не собирался.

Сам же Довакин, как и тогда, в банкетном зале, умело не договаривал о своём прошлом. Он просто вычеркнул из своей жизни последние полтора месяца и представился, как недавно прибывший в Скайрим наёмник. На вопросы же о том, как простого бродягу пустили на приём к талморцам, он ответил что-то невнятное о великой случайности.

Меченая из правой камеры так и молчала рыбой, не обращая внимание на периодические поддразнивания в свою сторону. Охранники в жёлтых доспехах пару раз проходили мимо, о чём-то переговариваясь на своём языке.

Когда за Лейфом наконец-то пришли, по ощущениям был примерно полдень. Они с Этьеном издалека увидели небольшую процессию из четырёх эльфов, во главе которой шёл альтмер средних лет с клиновидной бородкой, одетый в юстициарскую форму. Остальные три были стражниками, один из которых держал в руках лук.

Как Довакин и надеялся, остановились они возле его камеры. Он поднялся на ноги и вылупил взгляд на юстициара, бряцающего связкой ключей, но дверь пока не открывающего.

– Встань в центре камеры и сложи руки за головой! – приказал талморец надменным голосом.

Лейф немного поколебался для вида, а потом действительно принялся исполнять, что велено. Медленно подошёл в центр, медленно завёл руки за голову, а потом…

– FUS-RO-DAH!

Раскат грома прокатился по талморским казематам. Звук был столь громким, что стоящие рядом едва не оглохли. Ударная волна вырвалась прямо из рта Довакина