Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - Виталий Федоров

Ещё один случай был с Дружком. Однажды летом конюхи решили его выгулять на лугу. В землю вбили большой крепкий кол, к нему привязали на длинном – метров двадцать – поводке Дружка, чтобы он мог питаться свежей травой. Всё было хорошо, но тут на его радость (а как оказалось впоследствии, на его беду) недалеко появилась соблазнительная кобылка. Небольшого роста, упитанная, гнедой масти по кличке Комсомолка. Дружок не стерпел и со всей силы рванул поводок, и тот вместе с колом потащился за Дружком. Конь догнал соблазнительницу и давай на неё прыгать на бегу передними ногами. Она увёртывалась и била его задними копытами, чаще всего попадая по морде и даже груди. Эта борьба длилась довольно долго. Он домогался, а она не давалась и дралась отчаянно. А когда у обоих силы иссякли, они шагом, друг за другом шли по деревне мимо нашего дома. У Дружка с морды текла кровь и, возможно, он лишился нескольких зубов. Эту сцену я видел от начала и до конца. Видел и то, как Дружка наконец-то поймали конюхи и повели в конюшню.

Гон у коней бывает весной, в апреле месяце. На случку к кобыле жеребца выводят конюхи. «Любовника» выбирают по двум критериям. Первый – отсутствие родственных связей у пары, а второй – генетический. Смотрят, какие нужны в колхозе лошади, тягловые (ломовые) или беговые (скаковые). В принципе, обычно нужны и те, и другие, но тягловые больше, примерно семь к трём. Поэтому основным производителем был Дружок, реже – Ветерок. А производителем скаковых лошадей был Рыжик. Комсомолка уже носила в своём организме будущего жеребёнка и по природе не могла допустить притязания Дружка на свою честь, поэтому-то она так отчаянно отбивалась, хотя была раза в два меньше него.

Кроме прогулок на конный двор и кузницу у меня, конечно, была довольно ответственная обязанность по домашнему хозяйству. Наши куры в летнее время гуляли на улице, во дворе, в огороде, да и к соседям забегали. Я был должен определить с утра, сколько яиц снесут наши куры в этот день. Некоторые куры несли яйца, где им приспичит или где облюбуют место. А в основном гнёзда для яиц были в курятнике. Одно из любимых мест кур оказалось под амбаром, и иногда они несли там яйца. Туда мог заползать только я, да и то на пузе. А внутри (амбар был построен на неровном месте) было просторно – до пола первого этажа, так что местами я даже мог распрямиться в полный рост. Дальше, правда, приходилось двигаться согнувшись, на коленках и в конце концов снова ползком. Тут-то я и находил почти каждый день одно-два яйца.

И вдруг наша жизнь 22 июня 1941 года изменилась, да так сильно…

Глава 6. НАЧАЛО ВОЙНЫ

Началась Великая Отечественная война, которая принесла всем много горя. Почтальон вручал повестки. Почти каждый день кого-нибудь провожали на фронт, а иногда сразу несколько человек. Часто был слышен плач матерей, жён и детей. На проводах пели прощальную песню на удмуртском языке, она звучала примерно так:

Тродки бен годки

Вералом гинее

Эх шуыса

Вералом уг…!

Одним из первых призвали Петра – отца моего первого друга Викентия. Он был охотником, а Красной армии нужны были хорошие стрелки́. Вскоре призвали и старшего брата Вити. Остался он с мамой и собакой. Собака в деревне была одна, так как охотнику она полагалась по штату. В июле пришёл черёд идти на фронт моему дяде Ефиму.

В это время призывали не только людей, но и лошадей. Они нужны были не только в кавалерию, но и в обозы. И даже пушки они возили. Районное начальство знало, что у председателя Фёдорова из колхоза «1 Мая» деревни Квака очень хороший конь Рыжик, на котором он несколько лет приезжал в Красногорское. В повестке для дяди Ефима была приписка, чтобы он явился на сборный пункт вместе с конём Рыжиком. На проводы собралась вся деревня, кто не мог пробиться в дом – стояли во дворе. Под песню, по старинному обычаю, на верхнем деревянном брусе двери на кухню прибивали монеткой несколько новых кусочков разноцветной материи. Прибивал сам отъезжающий молотком под песню, а в конце монетку загибал. Таких ритуальных отметин на этом брусе было четыре. Значит, до дяди Ефима из этого дома уходили на войну мой дедушка и его братья (а может быть и прадедушка Иван). Время какое было в начале 20-го века: 1905 год – война с Японией, 1914–1917 – Первая мировая война, 1917–1921 – Октябрьская революция и гражданская война. Прошло всего-то 20 лет мирной жизни, и вот новая война!

После ритуала пришло время прощаться Ефиму с родными. Вначале подошёл к сестре, которая была на него очень похожа, оба были светловолосыми.

– Лена, ты должна остаться в доме за хозяйку, точнее, за хозяина. За меня. Может, и с пчёлами управишься?

– Я постараюсь, брат, – давясь слезами, ответила она.

– С Наташей живите дружно.

Подошёл к жене и детям – трём дочерям. Младшую, Галю, взял на руки, а старшие обняли его с двух сторон. Он им говорил:

– Несмотря ни на что, учитесь, не бросайте.

Подошёл и обнял брата (моего папу) и сказал:

– Я жду тебя там, брат… – и не уточнил, где.

А меня приподнял на руках:

– Ты, малыш, будешь продолжателем нашего рода и фамилии, если мы не вернёмся.

Ефим вышел во двор, где его ожидал верный Рыжик, который ещё не догадывался, что их обоих дальше ожидает. Дядя обнял за шею своего коня, а когда повернулся к людям, по его щекам катились слёзы. Но он сумел сказать прощальные слова:

– Простите, люди, если было что не так. Прощайте.

Он сел на коня. Почти все провожающие плакали, а некоторые рыдали в голос. Поняли все, что потеряли в эти минуты и хорошего председателя, и самого красивого и быстрого коня. Ефим выехал со двора, все ринулись за ним, но он помахал рукой и поскакал в страшную неизвестность.

Мой папа потом спросил меня:

– Знаешь, почему дядя Ефим обнял коня и заплакал?

– Нет, не знаю, скажи.

– Рыжик наш конь, его ещё жеребёнком забрали в колхоз вместе с другими лошадьми и его матерью, во время коллективизации. Забрали и сбрую, и инвентарь – плуги и бороны. Когда Ефима выбрали председателем, а ему полагалась ездовая лошадь, он сразу выбрал Рыжика и всюду ездил на нём. Но дома держать не имел права, и приходилось каждый день вечером его отводить в колхозную конюшню, а утром оттуда забирать.

Глава 7. ЛИДА-АТАМАНША

Вдалеке шла война, которая нас, детей, касалась только косвенно. И мы оставались детьми. Жила у нас в деревне девочка Лида Ворончихина. Её отец Пётр работал мельником. Он был инвалидом, потерял ногу во время работы на железнодорожной станции Балезино. Жили они не бедно. Пётр каждый день ходил по нашему переулку на мельницу и обратно на своей деревянной ноге. Их дом стоял на главной улице деревни, на повороте в наш переулок. Во дворе у них были качели, и мы с ребятами там часто собирались. Нас приглашала Лида. Она была маленького роста, хотя старше меня и моих сверстников на два года и училась на два класса выше. Ей было уже 11 лет, а нам по 9 или около того, но выглядела она даже моложе нас. В своём дворе она организовывала, кроме качелей, всякие игры, конкурсы. После игр шли купаться, и опять во главе шла Лида.

В конце главной улицы в низине протекала речка, через которую был мост и небольшая плотинка, которая образовывала небольшой пруд, как нельзя более подходящий для купания детворы – глубина чуть выше пояса, для тех, кто не умел плавать. Лида первой подходила к берегу и одним движением руки сбрасывала с себя платьице, будто мешок, и, совершенно голая, прыгала первой в воду. В то время трусов и плавок никто не имел. Мы, мальчишки – нас около шести – следовали её примеру и тоже голышом заскакивали в воду. Мы барахтались там по полчаса, пока вода не становилась мутной – нам было весело и прохладно. Потом атаманша командовала: «Ребята, кончай купаться!» – и первая выходила из воды, но не спешила одеваться, а прогуливалась вдоль берега, словно на подиуме показа мод. Мы тоже не стеснялись на неё смотреть. Перед нами ходила обнажённая маленькая, худенькая, но стройная девчушка, показывая свои «прелести». Правда, «прелесть» у неё была лишь одна, а другие ещё не сформировались. Вот за эту «прелесть», которую нам она не стеснялась показывать, ребята её прозвали Пичи Питюк, в переводе «маленькая писька». Но никто не смел её так называть в глаза, только тихонько между собой.

В один из таких дней, когда все уже оделись и пошли в деревню, Лида сказала приказным тоном:

– Ребята, завтра идём собирать землянику на вырубки за мельницей. Сбор в 8 часов у конюшни!

Мы все подняли руки и крикнули:

– Ура-а-а-а!

Назавтра все дружно собрались. Пришли ребята, мои одноклассники с ворончихинской половины деревни. В компании лишь я один Фёдоров оказался. Лида повела нас на мельницу. Там встретилась с отцом, и минуту с ним о чём-то поговорила. Затем мы гурьбой двинулись к мосту через реку Сепыч и успешно её форсировали. За мостом располагалась большая ровная зелёная лужайка, где мы устроили «игру-гадалку». По ней определяли, кто сколько соберёт ягод. Бросали вперёд каждый свою, пока пустую, посуду: стаканы, кружки, чашки, банки – у кого что было, и определяли: посуда лежит вверх дном – будет пустой, на боку – половина, стоит на дне – будет полна.