Жила-была девочка – 2. Юность на границе тысячелетий - Виктория Трелина

В общем, мы остались довольны друг другом. Я Ксюшей – по всем вышеизложенным причинам, а она мной – не знаю почему… Хотя почему бы и нет? Со мной обычно все быстро сходятся и без труда ладят, со мной легко, и я «не напряжная», – так когда-то охарактеризовала меня одноклассница Маринка Неманихина.

Вступительные экзамены

Сегодня я сдаю первый вступительный экзамен – литературу. Это самый лёгкий для меня предмет: я знаю наизусть все стихи и отрывки из школьной программы, и очень многое не из программы. У меня очень хорошая память: мне достаточно один раз прочитать понравившееся стихотворение, и я его уже не забываю. Так же я помню биографии всех писателей, и исправно читала полностью все произведения.

На экзамен пришло не очень много народу: человек сорок. Остальные уже сдавали литературу вчера и будут сдавать завтра. Я быстро нашла Юлю Макарову. Здесь, в университете, почему-то не принято говорить: «Юлька, Ленка, Наташка». Все называют друг друга вежливо, произнося имя без пренебрежительного суффикса «к». Юля была без настроения, говорила, что не успела выучить билеты, часто ходила на «полчетвёртого» курить.

Запускают народ в аудиторию небольшими партиями – по пять человек. Вошедшие тянут билеты, и садятся готовиться.

Мы – оставшиеся за дверью поначалу прислушиваемся к звукам в аудитории, повторяем билеты, листаем свои конспекты. У многих заготовлены всевозможные шпаргалки (здесь их называют «шпоры»): маленькие листочки, исписанные мелким почерком и сложенные в гармошку. Одна девочка написала себе «шпоры» на ногах под длинной красной юбкой.

Ожидание долгое и томительное. Но мне совсем не страшно. Я не ною, как многие, не жалуюсь, что ничего не знаю. Я точно уверена, что сдам экзамен. Не знаю, откуда взялась эта уверенность. Мне хочется отделаться и поскорее пойти к Нинке, поесть у неё макарон с тёть Риммиными вкусными котлетами, послушать старые кассеты, пообсуждать новости и повспоминать прошлое.

Многие девочки отложили тетради, и тихонько переговариваются. В коридоре жарко и душно. Хочется есть и пить. Сидящая рядом рыжая Ира в короткой дерматиновой юбке кислотно-зелёного цвета, предлагает мне сходить в буфет. Мы с ней идём по длинным пустым коридорам на первый этаж: покупаем себе по сочнику с творогом. Выясняется, что Ира – почти моя землячка, из Прохоровки.

Когда возвращаемся – толпа уже волнуется. Оказывается, за время нашего отсутствия из аудитории вышли две девочки: первая – с пятёркой, вторая – в слезах. Все обсуждают вторую девочку, которая убежала молча, никому ничего не объясняя. Кто-то говорит, что эта девочка – отличница и дочь директора школы, в которой училась. Этот факт посеял панику. Всем стало ещё страшнее: если отличники не сдают экзамен, если связи не имеют никакого значения, что же будет с нами – простыми смертными из разных уголков области?

Время пошло быстрее. Девочки стали выходить одна за другой. В основном радостные – с пятёрками и четвёрками. К вышедшим тут же бросалась толпа с вопросом: «ну что?» Тут же один осмелевший человек из коридора входил в аудиторию – тянуть билет. Ира из Прохоровки сказала мне, что заходить лучше в середине потока. Логика была такая: «сначала приёмная комиссия очень строгая, будет задавать много вопросов, к концу же – все будут уставшие и раздражённые, а вот в середине – самое хорошее время.

До середины ещё долго, чтобы скоротать время, мы с Ирой пошли сначала в туалет, потом прогуляться по первому этажу. Там сейчас совсем пустынно: закрытые двери с непонятными надписями: «Деканат», «Кабинет педагогики Монтессори», «Кафедра русского языка», «Кабинет романо-германской филологии».

Мы остановились у «Деканата» почитали расписание экзаменов и списки абитуриентов. Посмеялись над фамилиями из этого списка, выдвинули свои предположения, кто из присутствующих может носить фамилии Тёлкина и Хамандяк. Среди списка были и все стандартные, простые фамилии и имена: Иванова Мария, Петрова Ксения, Сидорова Ульяна. Мы, почти безошибочно (как потом выяснилось), угадали кому из деревенских отличниц они могут принадлежать.

Сама Ира производила впечатление двоечницы, не особо одарённой интеллектом. Ей, по-моему, вообще было плевать на экзамен. Она, как типичная сельская девочка, не курила. Но выглядела, если честно, как немного странноватая проститутка, по наивности оказавшаяся в этой профессии, или как девушка, у которой совсем нет вкуса: зелёная мини-юбка из кож. заменителя, красные босоножки на высоченной платформе, белый гипюровый топик на чёрный лифчик, незагорелый плоский живот с пирсингом в пупке. Рыжие крашенные волосы с серыми, мышиными корнями, стройные бледные ноги в комариных укусах, ядовито-жёлтый лак на ногтях, и на фоне всего этого – некрасивое, словно помятое лицо с большим мясистым носом в чёрных точках. В целом, Ира казалась девочкой доброй, простой, но глупой… Дружить с такой я бы постеснялась, дабы не казаться такой же как она. Хотя общаться с ней сейчас легко и весело.

Когда мы снова поднялись на второй этаж, толпа заметно поредела. К выходившим из аудитории, уже никто не подбегал с расспросами, а возле входа стояла очередь из «смельчаков». Всем надоело мучительное ожидание, люди проголодались, хотели поскорее разделаться с экзаменом и уйти домой. Мы с Ирой стали спрашивать, кто после кого заходит, в итоге заняли места почти в хвосте очереди. Когда вышла моя Макарова я не видела, и не знала, сдала ли она экзамен.

…Я вошла в аудиторию чуть раньше своей очереди: кто-то в последний момент испугался и уступил мне своё место. Здесь, склонив головы над листочками с печатями, через стол друг от друга, сидели девочки. В приёмной комиссии три женщины: одна толстая с высокой причёской, вторая совсем не старая, но с седой косой и серым платком на плечах, третья-обычная, с добрыми глазами. Она и показала мне взглядом на билеты, я вытащила первый попавшийся левой рукой (такая примета была у меня ещё со школы), и пошла готовиться. Мне достался Достоевский со своим Раскольниковым, и поэты военных лет. Я возликовала. Эти темы я знаю отлично. Мне даже незачем было готовиться. Для вида я посидела за столом несколько минут, послушала, как Данил с серёжками в ушах – парень с подготовительных курсов, вполголоса увлечённо рассказывал приёмной комиссии о повести Булгакова «Мастер и Маргарита» (умный парень, кстати, оказался, хотя и сидел на курсах на «галёрке»). Он вышел из аудитории с пятёркой, а я на вопрос: «кто готов?» сразу подняла руку.

Пока я уверенно рассуждала на тему «твари ли мы дрожащие или право имеем?» преподавательница с причёской что-то писала, не поднимая головы, та, которая с платком, несколько раз вставала, сморкалась и пила воду из маленького стаканчика, а женщина с добрыми глазами внимательно меня слушала, улыбалась и кивала.

– Ну, что скажете, Татьяна Фёдоровна? – Спросила её «причёска», когда я выдохнула – Всё понятно? Пусть идёт?

Оказывается, она тоже меня слушала.

– А что там у нас во втором вопросе? – отозвалась добрая женщина – поэты Великой Отечественной? Стихотворение на Ваш выбор, прочтите, пожалуйста. – Обратилась она ко мне на «Вы».

Я читала «Варварство» Мусы Джалиля. Это стихотворение не из школьной программы. Я выучила его давно – в детстве, потому что оно брало за душу. Я читала выразительно, с паузами:

Они с детьми погнали матерей

И яму рыть заставили, а сами

Они стояли кучка дикарей,

И хриплыми смеялись голосами…

Приёмная комиссия слушала, не шевелясь, «причёска» больше не писала, «коса» убрала свой носовой платок, и откинула шейный. У «обычной женщины» добрые глаза наполнились слезами. Она их совсем не стеснялась, слушала, продолжая кивать, и шевелила губами – читала про себя вместе со мной.

Если честно, я знала, что это стихотворение в моём исполнении, вызывает такую реакцию. Я уже доводила им до слёз жюри на Прохоровском конкурсе, посвященном 50-летию Победы.

На словах «Две жизни на земь падают, сливаясь. Две жизни и одна любовь…» я театрально опустила глаза, и заметила, что в листочке напротив моей фамилии стоит «пять».

Закончив читать, я улыбнулась и приготовилась вставать, а «обычная» женщина, смахивая слёзы, вдруг попросила уже на «ты»:

– А прочти ещё что-нибудь.

Я поняла, что моя судьба на сегодня уже решена, и это уже она просит не по-преподавательски, а по-человечески. Я знала, что ещё прочесть, раз уж им не хватило эмоций…

Я прочла «Чулочки» того же автора, чем довела Татьяну Фёдоровну почти до рыданий.

…После экзамена я еду не к Нинке, а прямо домой – хочется поскорее обрадовать маму.

– Ну что? – произносит мама, едва открыв мне дверь, фразу, которую я слышала сегодня десятки раз

– Пять! – неожиданно громко выкрикиваю я, не сумев сдержать радость