Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Никонов Александр Петрович

Егор Гайдар, ссылаясь на западных экономистов, в книге «Долгое время» приводит интересные цифры: стоимость перевозки груза через все Средиземное море с запада на восток в те далекие доисторические времена равнялась стоимости перевозки той же массы груза по суше («по хорошим римским дорогам») на 75 миль. Именно поэтому, отмечает автор, «в Средиземноморье в торговый оборот были вовлечены значительные объемы товаров массового потребления, в отличие от сухопутных караванных путей, где торговля велась в первую очередь предметами роскоши, которая мало влияет на жизнь подавляющей части крестьянского населения». Массовость торговли – первый шаг на пути к потребительскому обществу, то есть к современной цивилизации.

Читайте экономические книги! Это увлекательно и познавательно…

Но прежде чем перейти к рассказу о том, как повлияли природные условия на возникновение и развитие великой «античной аномалии», посмотрим более внимательно на элементарные частицы, из которых складывается «вещество» цивилизации.

Актеры

«Пятьсот миллионов лет назад, когда жизнь преодолела почти 9/10 дистанции от бактерии до Сократа, гипотетический наблюдатель еще не мог бы определиться по “месту” возникновения разума: в море или на суше? Тридцать миллионов лет назад он колебался бы между Старым и Новым светом, между лемурами и обезьянами. Даже два миллиона лет назад, будь он самим Дарвиным… воздержался бы от оптимизма относительно перспектив уже возникшего рода homo. Только отблеск первого костра осветил пройденную точку бифуркации. Homo все-таки пришел первым», – так поэтично описали этот процесс исследователи-эволюционисты В. Жегалло и Ю. Смирнов.

Даже я не сказал бы лучше!..

Эволюция разума на этой планете прошла длинный и сложный путь. И на всей цивилизации до сих пор лежит отпечаток того зверя, который живет внутри нас. Отпечаток homo лежит на всей нашей sapiens. Небольшой занимательный экскурс в этологию поможет нам в этом разобраться.

Классики марксизма полагали, будто труд создал человека. Он же освободил руки для работы, раз и навсегда сделав человека двуногим прямоходящим. Но ходят на двух ногах и используют орудия многие звери. И это еще не делает их разумными. Фактически все было «с точностью до наоборот»: сначала наши предки обрели бипедию – прямохождение. Оставаясь при этом неразумной обезьяной. Потом, оставаясь такой же неразумной обезьяной, они сотни тысяч лет инстинктивно делали примитивные орудия, обкалывая гальку. Так же как производят и используют орудия многие другие животные – бобры, птицы, каланы…

Только трудности жизни и увеличение мозга, помогающее их преодолевать, сделали человека человеком. Я имею в виду расставание с лесом и выход в непривычную саванну, неизобильность пищи и вытекающие отсюда всеядность, трупоедство… Мы же потомки собирателей и падальщиков. Анализ костей животных, на которых сохранились следы первых примитивных каменных орудий наших предков, показывает, что это были кости трупов. Оно и понятно: буквально «вчера» слезшей с дерева обезьяне было трудно тягаться в саванне со специализированными хищниками в добыче «живого» мяса. Проще найти падаль и каменными остриями срезать с туши мясо.

Атавистическая любовь к тухлому и гнилому до сих пор сохранилась в некоторых национальных кулинариях: эскимосы любят кóпанку – гнилое мясо, причем нарочно его закапывают и ждут, когда начнет гнить, после чего выкапывают и едят; китайцы любят тухлые яйца; французы – заплесневелый сыр… Только давний рефлекс трупоеда примиряет современного человека с подобными кулинарными изысками. Никакой настоящий хищник пищу с запахом гнили есть не будет, только падальщик. Или бывший падальщик, как homo sapiens, например.

Помимо этапа трупоедства был в нашей истории и гораздо более постыдный эпизод – каннибализм. Людоед – один из постоянных героев европейских сказок. Ганнибал Лектор и Дракула – популярные голливудские страшилки. Мы все – потомки людоедов, и это тоже порой атавистически проявляется. Иногда в безобидной форме, когда мама шутя говорит своему ребенку: «Я тебя съем!» А иногда в виде реального каннибализма, исключительные факты которого, ставшие известными, представляются современному цивилизованному человеку невероятно дикими. Но тем не менее они периодически происходят: вдруг срабатывает в мозгу древняя программа и какой-нибудь человек начинает есть мясо своего вида. Большая редкость в животном мире, между прочим! Обычно мясо своего вида представляется животным невкусным, отталкивающим, часто животные испытывают инстинктивный страх, столкнувшись с мертвым зверем своего вида…

В нашем мозгу таится огромное множество разных древних инстинктивных программ. Все наши бытовые привычки и, соответственно, обычаи, мораль имеют животно-инстинктивное происхождение. Человек работает просто: есть зашитая в мозгу программа поведения – есть поведение. Нет программы – нет поведения. Посмотрите за человеком, за любыми его реакциями и поведением, поищите под это поведение животную программу. И вы ее найдете!

Вот элементарный пример. Все человеческие детеныши любят качели. Все детские парки развлечений состоят из аттракционов, где в том или ином виде используется фрагмент полета, вращения, переворота или мгновения невесомости. Вы сколько угодно можете катать на карусели щенков, жеребят или детенышей овец – ничего, кроме ужаса, это у них не вызовет. А у наших детенышей полет вызывает инстинктивное удовольствие. Дети хохочут, когда их подбрасывают и ловят. Почему? Да потому что наши далекие предки прыгали по деревьям, и в глубинах мозга до сих пор осталась программа брахиации – перелета с ветки на ветку, раскачиваясь на руках. Именно поэтому до сих пор самые популярные и частые детские сны – это сны о полетах. Этой программе, которая живет в далеких глубинах нашего мозга, примерно 25 миллионов лет – именно тогда наши общие с гиббонами предки передвигались с помощью брахиации.

Вообще инстинктивное поведение лучше всего наблюдать у детей – они ближе к животным. Почему все дети обожают строить шалаши из веток, имеют тягу к дуплам, пещерам?.. Потому, что у многих, и не только человекообразных приматов, есть врожденные программы по строительству гнезда. Никуда не делись они и у нас. Дремлют в глубинах мозга.

Дайте грудному младенцу два пальца, он их крепко обхватит ручонками. Можете его теперь смело поднимать в воздух – он удержится! Потому что миллионы лет его животные предки с самого рождения висели на маме, вцепившись в ее шерсть. Давно уже у наших самок шерсти нет, а способность младенца висеть, держась за руки, осталась.

Осталась и потребность малыша на прогулке уцепиться за мамин хвост – так безопаснее. Отсюда, кстати, и пошло выражение «держаться за юбку»: хвоста у мамы давно уже нет, но желание ребенка ухватиться за что-то сохранилось. Именно поэтому, кстати, дети лучше засыпают с плюшевыми игрушками: они волосатые и мягкие – сразу срабатывает программа успокоения.

Если злобный экспериментатор в лаборатории забирает маму у маленькой обезьянки, малыш впадает в ужас, кричит и инстинктивно вцепляется в шерсть – в свою собственную, поскольку маму-то уже уволокли, а инстинкт «вцепиться» срабатывает. У человека шерсти на теле нет, поэтому человек в стрессовых ситуациях вцепляется в ту шерсть, что осталась – в волосы. Отсюда выражение «рвать на себе волосы». Если бы мы произошли от другого зверя, никаких хватаний за собственные волосы не было бы. Во всех наших поступках нами до сих пор руководит обезьяна, которая сидит внутри нас.

Любовь к родине – тоже чисто животное чувство. Патриотизм характерен для всех территориальных животных, а приматы – создания территориальные. У них (у нас) в детстве происходит импринтинг – запечатление своего ареала обитания на всю оставшуюся жизнь. Это крайне необходимая вещь, которая позволяет, во-первых, не потеряться, а во-вторых, отчаянно защищать свою «родину» от захватчиков. А иначе бы откуда у людей взялся патриотизм? Из чего бы он вырос? Защита своей родины, своей стадной территории – священный долг любого павиана.