Александровскiе кадеты. Том 2 - Перумов Ник

Они стояли на оживлённом перекрёстке. Вокруг спешили люди – одетые совершенно не так, как ожидал увидеть Фёдор. Нет, не в каких-то фантастических нарядах: на мужчинах простые пиджаки или рубашки, брюки и штиблеты, а вот на женщинах – короткие платья, до колен или даже выше, особенно на молодых; очень многие простоволосы, хотя те, что постарше, носили платки. А вот шляпки – почти никто!

А ещё по улице ехали автомоторы – не приходилось сомневаться, что это автомоторы, четыре колеса, внутри люди, – но совершенно необычных, обтекаемых форм. По другой стороне проспекта тянулась чёрная железная ограда, за ней поднимались деревья сквера, ещё дальше высилось знакомое Фёдору по открыткам здание Народного дома.

Вдоль улицы сверкали трамвайные рельсы, и по ним как раз катил жёлто-синий вагон – такой же зализанный, округловатый, как и автомоторы на дороге.

– Этого не может быть… – выдохнул Костя Нифонтов.

– Ничему не удивляйтесь, – почти с мольбой выдохнул Игорь. – Ну трамваи, да… ну машины…

– Это не наш мир, – вдруг остановилась Ирина Ивановна. – Это… это…

– Не бойтесь, идёмте же! – продолжал умолять мальчик Игорь. – Скорее, скорее!..

– А куда? И далеко ли?

– Да недалеко совсем!..

– Будущее, – вдруг сказал Петя Ниткин. – Я знаю. Это – будущее.

Все так и замерли.

– Идёмте! – Игорёк чуть не плакал. – Идёмте, пялятся уже на нас!..

На них и впрямь косились. Здесь почти никто не носил бород, словно вновь явился государь Пётр Алексеевич и стал брать за них особую подать. И одежда была у всех какая-то уж очень простая, лёгкая…

– Встали тут, – проворчала какая-то бабка и, шаркая, принялась их обходить.

– Идёмте, мальчики. – Ирина Ивановна схватила Петю и Костьку за руки, Фёдор пошёл сам.

Будущее. Ну да, будущее, что же ещё?

– Вас переодеть бы надо, – в лихорадочном волнении говорил меж тем Игорь, – да негде там было. Вот я деду твердил, что на чердаке сумку держать надо, а он!..

Они шли по проспекту, и Федя чувствовал, как подгибаются коленки. Что с ними случилось? Что с корпусом? Что с родителями, с сёстрами?.. Как они тут оказались, но самое важное – как им вернуться назад?!

Навстречу пробежала стайка ребят и девчонок, ровесников кадет и Игоря – ребята явно в форме, правда, непривычно унылой: серые пиджаки и брюки. «Ни ремня, ни фуражки, шпаки какие-то», – подумалось Фёдору. Девчонки – в коричневых платьях и чёрных передниках, похожих на гимназические, только куда короче. Федя не выдержал – покраснел.

Ирина Ивановна тоже покраснела.

У всех ребят на шее повязаны были красные платки на манер скаутских.

Девчонки дружно вылупились на Ирину Ивановну.

– Ух ты, какое макси… – услыхал Федя шёпот одной.

– А шляпка? Шляпка? Ну точно, это из кино!..

– Скорее! Скорее! – всё тянул и тянул их Игорёк.

Они меж тем дошагали до большого перекрёстка. Над кронами взметнулась игла Петропавловки; по правую руку словно какой-то великан уронил плоский серый блин странного круглого здания, куда постоянно входили и откуда постоянно выходили люди – непонятно было, как они там все помещаются?

Слева поднимался красивый светло-серый дом в пять этажей, перед ним стоял памятник – некий усатый мужик; Феде его облик ни о чём не говорил, а вот Ирина Ивановна вдруг прищурилась:

– Батюшки-светы… да это ж никак господин Горький?

– Горький, Горький, – подтвердил Игорёк. – Писатель такой, знаменитый. Идёмте!

И тащил их дальше.

– Нет, а что, красиво… – негромко сказал Две Мишени. – О, а вот и «Стерегущему» памятник!..

– И соборную мечеть построили, – одобрила и Ирина Ивановна. – А ведь только собирались строить!..

Мимо них катила совершенно небывалая, невиданная жизнь. Нет, нельзя сказать, что всё было тут «дико, странно и непонятно» – ну, автомоторы несколько отличаются, хотя на грузовики взглянешь и сразу поймёшь, что это именно грузовик, а не что-то там иное. Трамваи другие – а рельсы такие же, провода, дуги…

– О, и особняк Кшесинской!.. А дальше всё совсем уже не так… Троице-Петровский собор – где он?

Федя тут раньше не бывал и как оно – не знал. Но взрослые, Петя Ниткин и даже Костька Нифонтов явно понимали, о чём речь.

– Был собор – и нету…

– Ба говорит – много чего теперь нету. – Игорёк перетащил их через улицу. Взметнулся высокий дом с многочисленными полуколоннами, всё того же строгого стиля. Пробежали аркой во двор – хороший двор, зелёный, чистый. Игорёк толкнул дверь – чёрный ход, что ли?..

Но нет, лестница оказалась чистой, куда приятнее той, где они оказались поначалу. Бегущие вверх марши обнимали обрешёченную шахту лифта – очень простого, безо всяких вычурностей.

Двери тут были высокие, филёнчатые, солидные. Правда, без бронзовых табличек с именами жильцов или хозяев.

Наконец Игорёк остановился возле одной. Снял с шеи ключ на верёвочке, отпер.

– Входите, входите же!.. Ба! Деда! Сюда, сюда! Я… я привёл!

Длинный коридор, слева вешалка. Справа – целый ряд дверей. Пахло чем-то жареным.

– Игорёша? – раздалось близкое.

Появилась аккуратная, чистенькая старушка – нет, просто пожилая женщина, стройная не по годам, с аккуратно завитыми и подкрашенными хной волосами, в длинном халате и переднике. Ахнула, увидав гостей.

– Господи боже мой!.. Коля! Коля!!!

Из дальнего конца коридора уже раздавались быстрые шаги, старик – нет, тоже не старик, пожилой мужчина с окладистой бородой, совершенно лысый, в домашнем костюме: мягкая куртка с накладными карманами, подпоясанная витым шнурком.

Что-то было в этом костюме знакомое и привычное, он словно пришёл из Фединых дней…

– Здравствуйте, господа, – выдохнул старик. – Господи, Господи, Мура!.. Случилось!.. Проходите, скорее проходите!.. Игорёк, ты – гений. Посрамил деда, и как же я счастлив!..

– Господа… – выдавил наконец Две Мишени. – Простите… но мы всё равно ничего не понимаем…

– Сейчас. Сейчас, мои дорогие. Я всё объясню.

…В этой квартире Феде казалось, что никакое это не будущее – потому что мебель стояла тяжёлая, резная, отлично ему знакомая: в таком же стиле обставлена была дача «зимогоров» Корабельниковых.

Господи, что же там с Лизой?!

Они все сидели за столом, накрытым белой скатертью; мальчик Игорь забрался с ногами в кожаное кресло.

– Господа, – прокашлялся хозяин, – позвольте представиться. Дед вот этого обнаружившего вас сорванца – Онуфриев Николай Михайлович. Профессор, доктор физмат, то есть физико-математических, наук. Физик-теоретик и…

– И практик. – Бабушка Игоря поставила на середину стола самовар, но не настоящий, а на электричестве, как у Ильи Андреевича Положинцева.

– И моя супруга Мария Владимировна.

Та поклонилась:

– Мария Владимировна, в девичестве – Пелёнкина. Выпускница гимназии княгини Александры Алексеевны Оболенской, тысяча девятьсот семнадцатый год. Последний…

Лицо у неё дрогнуло, и Федя вдруг подумал – что-то очень, очень плохое случилось тогда, в этом их тысяча девятьсот семнадцатом.

Две Мишени кашлянул, выразительно глянув на госпожу Шульц – дескать, как будем представляться?.. Но Ирина Ивановна его опередила:

– Кадеты Александровского корпуса Фёдор Солонов, Пётр Ниткин и Константин Нифонтов. Ваша покорная слуга, преподаватель русской словесности Ирина Ивановна Шульц. И… – теперь уже она взглянула на подполковника.

– И преподаватель военного дела того же корпуса Аристов Константин Сергеевич, – скромно закончил Две Мишени.

– Очень, очень приятно… да что я несу, замечательно! Феноменально! Великолепно! – не смог сдержаться профессор. – Откушайте, что бог послал, и поговорим наконец…

Кадеты дружно протянули чашки к самовару, хозяйка по очереди цедила кипяток.

– Если без предисловий, господа – вы в будущем; впрочем, вы, наверное, уже и сами догадались. У нас сейчас девятнадцатое мая тысяча девятьсот семьдесят второго года. По новому стилю. По-старому – шестое мая.