Ночь длинных ножей - Илья Рясной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мент?
— Врач, — сплюнув сгусток крови, процедил пленный.
— Это хорошо, — кивнул Хромой. — Лечи, врач. Лечи наших братьев, — он кивнул на раненых.
— Я врач, а не ветеринар, — через силу, скривившись в ухмылке, медленно произнес пленный.
— Ты шакал! — Хромой пинком повалил пленного, вытащил свой любимый «стечкин» — высоко ценящийся среди боевиков и достаточно редкий автоматический двадцатизарядный пистолет, который означал принадлежность к полевым командирам.
Пленный омоновский врач поднял глаза, и Хромой напоролся на такой заряд ненависти и упрямства в глазах этого неверного — подобного не видел даже у своих фанатиков. И полевой командир невольно отступил на шаг.
— Я лучше бродячих собак лечить стану, — упрямо процедил, еще раз сплюнув сгусток крови, пленный.
— Ты хорошо подумал? — спросил Хромой. Пленный врач исхитрился и плюнул в полевого командира.
— Это тебе дорого станет, — вытеревшись, произнес Хромой. И кивнул своим воинам. А они умели обращаться с непокорными…
Обезглавленный труп бросили на улице… А Хромой, стоя на крыльце захваченного дома, втягивая ноздрями холодный воздух и глядя на тревожно замерший в ожидании ночной аул, передернул плечами зябко и нервно. Ему стало не по себе. Он ощутил, что все идет совершенно не так…
"Во имя Аллаха милостивого и милосердного!
Всем русским солдатам и офицерам.
Ваше время прошло. Если вы не хотите живой ад, уезжайте к себе домой. В случае невыполнения наших требований будут применяться меры шариатского наказания.
Аллах акбар!
Моджахеды Дагестана".
Эти листовки еще недавно разбрасывали на рынках, ими обклеивали заборы и стены. Русским обещали очистительный огонь джихада. Кипела, стремясь вырваться на свободу, священная месть и за прошлую, проигранную Россией в 1996 году чеченскую войну, и за все предыдущие войны.
Вдохновитель этого похода Шамиль Басаев на совете полевых командиров обещал, что с Кремлем все обговорено. Он якобы в Швейцарии недавно встречался с одним из заправил Администрации Президента России, и Москва согласилась сдать на необременительных условиях Дагестан. Шамилю многие верили. Все знали, что он участвует в играх, где Кремль — одна из сторон, и игры эти вознаграждаются тем немногим, что чего-то стоит на земле — деньгами и властью… Хромой ему не верил, хотя хотелось верить. У него возникло стойкое ощущение, что игры эти уже зашли слишком далеко. И теперь за стол садятся уже совсем другие игроки… Но он малодушно заставил себя поверить. И двинулся со своими верными бойцами на Дагестан, который, по утверждениям пылких сторонников похода, с благодарностью падет к ногам освободителей от русского ига.
В любом процессе есть скрытые пружины. Хромой лучше других знал, что пора отрабатывать миллионы долларов, которые пришли от арабских братьев на разжигание джихада. И надо успеть воспользоваться моментом, когда Россия слаба и деморализована прошлым поражением. Ведь ненавистная империя имеет обыкновение неожиданно для тех, кто уже списал ее со счетов, подниматься с колен и сметать всех и все на своем пути. Сейчас, чем шайтан не шутит, может, и удастся поджечь весь Кавказ, и тогда ненавистная страна начнет разваливаться на кровоточащие куски, умываться кровью, и Чечня получит долгожданный выход к Каспию, к Военно-Грузинской дороге. А там недалеко и до создания исламского кавказского государства.
Впрочем, Хромой обычно не уносился в своих мечтах столь далеко. Он, прагматик до мозга костей, принадлежал к числу тех людей разного цвета кожи, образования и взглядов, которых объединяло стремление вспороть брюхо России, урвать кусок дымящегося мяса из ляжки раненого медведя. Хромой привык добивать раненых. Это закон природы — слабого добивают…
Обещанного Шамилем «зеленого коридора» до Махачкалы не получилось. Хотя вначале все шло как по маслу. Воины ислама растеклись по Дагестану, воссоединились с братьями по вере в Ботлихском районе. Передавили несколько блокпостов и опорных пунктов внутренних войск. Правда, не взяли ни одну заставу — но таких и целей не было, все крепости они плавно обтекли, как вода камни, и разошлись на охоту. Отправились резать ненавистных неверных, кидать в наспех сколоченные тюрьмы — бетонные мешки или просто выкопанные ямы. И поднимать на крышах сельсоветов зеленые знамена ислама.
Но Дагестан не припал к ногам освободителей. Да, там у многих тлела глухая злоба и к русским, и к своим баям. Но их баи меньше всего нуждались в чеченских хозяевах. И дагестанцы меньше всего мечтали жить дальше под мудрым правоверным управлением Хаттаба и Басаева. Те, кто в первую чеченскую помогали правоверным братьям оружием, людьми, укрывали раненых, вдруг встретили их с оружием в руках.
— Мы вас не звали, — услышал Хромой от того, с кем вместе воевал в девяносто шестом в первую чеченскую войну.
И волна священной войны стала разбиваться о волнорезы. Хромой со своими людьми ощутил это на своей шкуре.
— Русские уже знают, что мы здесь, — сказал Хромой, вернувшись в дом и оглядев командиров боевых групп. — До утра нужно выбить их из школы.
— Тут еще поселковый отдел милиции, — сказал один из помощников.
— Даги не будут стрелять в своих братьев, — воскликнул другой. — Они перейдут на нашу сторону.
Боевики сунулись на переговоры к поселковому отделению милиции, где засело пятнадцать дагестанских милиционеров.
— Сдавайтесь… Дагестанские братья! Зачем защищаете русских свиней? Уходите. Оставьте русских нам.
— Мы вас не звали, бараны горные! — услышал Хромой незамысловатую ругань, и тоска сжала его сердце.
Когда боевики дернулись в направлении отделения, прогрохотала длинная пулеметная очередь и сразила двоих боевиков.
Двинули к школе, где закрепились омоновцы, и потеряли еще двоих. Люди, которые держали там оборону, готовы были принять смерть. И унести с собой на тот свет не одного воина Аллаха.
Под утро дагестанские милиционеры, поняв, что долго в отделении милиции им не продержаться, передислоцировались в школу к омоновцам, гораздо лучше укрепленную.
— Сдавайтесь, — в мегафон кричал Хромой, понимая, что уходят драгоценные часы и все планы рушатся карточным домиком. — Останетесь живы. Мое слово.
— Твое слово — собачий лай!
— Вам не выдержать. Скоро мы подтащим пушки… И тогда ваша лачуга не выдержит и десяти минут! — кричал Хромой.
— Сколько выдержим — все наше, — отвечал командир омоновцев.
Омоновцы продержались весь следующий день. А когда к Хромому уже шла подмога с двумя обещанными пушками и он предвкушал, как полетят осколки кирпича, куски человеческого мяса, как будут стонать раненые, как будут тщетно молить о пощаде неверные, прежде чем нож перережет им горло, эти шайтаны сорвались с крючка. Под покровом темноты они ушли — притом не на территорию Дагестана, где все было перекрыто воинами ислама, а в Чечню, передавив по дороге еще с десяток бойцов Хромого.
А между тем жители захваченного поселка не спешили вступать в ряды освободительной исламской армии.
— Уходите, откуда пришли! — так и сказал пожилой аварец, подошедший к Хромому на площади перед двухэтажным зданием поселковой администрации с оставшимся со старых времен серым памятником Ленину. Боевики пытались зазвать туда людей на митинг, но желающих было немного.
— Что, нравится жить под неверными? — с угрозой улыбнулся Хромой, — Вы хуже неверных, — сказал аварец. — Когда Салман убивал наших соотечественников и захватывал наши больницы — он думал о неверных?
И Хромой ощутил, что в нем грязной, будто наполненной нечистотами волной поднимается ненависть. Он знал, что этого делать нельзя, но сдержаться не мог — будто какая-то потусторонняя сила толкнула его руку, и та сама потянулась к кобуре. И заговорил «стечкин». Аварец упал на пыльную землю, скребя ее скрюченными пальцами. А Хромой закричал:
— Кому еще нравятся русские?
Это был жест отчаянья. Хромой вдруг ясно понял, что они все ошиблись, их провели, как детей, поманили посулами. И теперь остается ждать расплаты.
И расплата не замедлила прийти. Ошарашенные в первые часы джихада федеральные войска и милиция вдруг необычайно быстро опомнились, и картина разительно изменилась.
По вторгшимся на территорию Дагестана силам и по ваххабитским селам в Ботлихском районе начала методично и со вкусом работать артиллерия, срывались с кассет вертолетов и накрывали площади неуправляемые ракетные снаряды. Работали русские спецподразделения, которые не привыкли брать пленных, — у них своя священная война, свои кровники.
Прошло несколько дней, и Хромой с болью в сердце отдал приказ своему отряду — отходим!
Отдельные группы еще шалили в Дагестане, но это уже ничего не значило. Нашествие провалилось. Правоверные подсчитывали немалые горькие потери, но надеялись, что соберутся с силами и через год-другой повторят попытку.