Рождение Клеста (СИ) - Ключников Анатолий

— Ты у меня — один из лучших учеников. Я уже стар, и не успею встретить другого, хотя бы равного с тобой. Дети мои остались на далёкой родине, и никто им это оружие не передаст.

Вообще-то, давным-давно придумали почту, но я попридержал язык за зубами: вдруг с их страной почтовой связи нет?

— Спасибо, Учитель. Я обязательно вернусь и обо всём Вам расскажу.

Он покачал головой:

— Мы больше не встретимся, воин. Я это чувствую.

— Почему это? — я запротестовал. — Вы что, хороните меня, что ли?! Конечно, встретимся!

Он грустно улыбнулся:

— Твои дороги будут далеки и трудны… Нити наших судеб не пересекутся больше. Иди, воин. Прощание не должно быть долгим.

Во дворе школы я восхищённо рассматривал полученный подарок, окружённый любопытными мальчишками. Гибкий, с воронёным отливом, хорошо сбалансированный — прямо-таки сам так и тянет руку рубануть что-нибудь. Рукоять — из гладкого дерева какой-то красной породы, пропитанного потом прошлых владельцев, с выемками для пальцев. На гарде — витые узоры и замысловатая чеканка. Драгоценных камней нет, но ведь и Учитель наш не был там князем каким, чтобы получать подобное оружие. К тому же, в настоящей мясорубке все эти каменья наверняка повылетают от ударов и встряски.

Я пару раз взмахнул мечом, с тонким свистом рассекая воздух. Мальчишки восхищённо застонали.

Проводы в армию запомнились мне навсегда. Плач женщин, смех мужчин. Мальчишки шныряют туда-сюда. Собралось людей куда как больше, чем я видел при записи добровольцев. Собственно, сама запись так и шла несколько дней: желающие всё подходили и подходили, вот и набралось.

У меня за плечами висела холщовая котомка с запасом еды на два дня и отцовской фляжкой с водой. Отец на прощание сумрачно сунул мне в руки плоскую крынку с низким горлышком:

— Вот, возьми. Пригодится.

Родители меня не провожали: пришли только сестрёнка с братиком, сосавшим леденец. Пришла и Хелька, а также подружки Ермина и Малька. Так мы и толпились тесным кружком: родители моих друзей и других парней чинно стояли в сторонке и нашим разговорам не мешали. Хелька то и дело всхлипывала:

— Мальчики, ах, мальчики, как я вас всех люблю! — и вытирала платочком уголки глаз.

Другие подружки охотно смеялись, возбуждённые прощанием.

Мне было неловко из-за хелькиной сентиментальности, я то и дело пытался её приструнить:

— Ты чо? Нет, ну ты чо?! Не реви.

Мы все грызли мелкие орешки и в последний раз вспоминали общих знакомых и друзей. Солнышко жарко пригревало, мой маленький братик канючил и просился домой.

Застучали подковы: понурые лошади потащили со двора комендатуры гружёные телеги со спешно собранными припасами.

— СТА-НА-ВИСЬ!!! — грозно и одновременно радостно заорал красномордый комендант, явно поддатый.

Несколько городских стражников, которых направляли нас сопровождать, стали спешно подталкивать мужичков древками копий поближе к скрипучим телегам, формируя из них нечто похожее на походную колонну.

Громко взвыли женщины; девчонки спешно кинулись целовать нас на прощанье. Я, подгоняемый толпой, уносил на своих губах знакомый вкус вишенок моей лесной феи. Позади грустно плакала чья-то дудочка.

Мальчишки увязались за нашим отрядом, проводив его за ворота и потом ещё с поллиги. Некоторые положили на плечи палки, подражая новобранцам и топали, со всей серьёзностью изображая заправских вояк. Стая крикливых ворон сделала над нами круг, но, не видя поживы, убралась назад в город.

— Эк, ты, вороньё-то кружит… Плохая примета.

— Мал-чать! — гаркнул стражник, потрясая копьём. — Поговори мне тут… философ.

Теперь можно и оглядеться. Я невольно присвистнул: сброд какой-то. Как будто разбойники, вооружённые, чем попало, охраняют подводы с добычей. Я, Ермин и Малёк имели мечи, причём у моих друзей игрушки оказались не хуже моего: у Ермина — отцовский, а Мальку купили небедные его родители, иностранный. В целом же мечей в отряде оказалось совсем мало.

Зато многие мужики, действительно, как комендант и предрекал, шли на войну с палками: они тащили на плечах шесты, на концы которых насадили крупные ножи и даже лезвия крестьянских кос (с нами вместе пылили и два десятка деревенских парней). Кто-то взял топор, у кого-то имелся щит, в недавнем прошлом служивший крышкой для кадки. Многие из наших вообще шли с пустыми руками, твёрдо уверенные, что в армии всем дадут настоящее оружие, и нет смысла тащить всякий хлам через всю страну. Несколько «молодых» ветеранов из армии, повторно шедшие на службу, всё-таки имели доспехи, а вот остальных от вражеской стали защищали только рубашки…

Как раз именно бывалые ветераны и сомневались, что армия ждёт всех с горами железяк: «Скажут — оружия после боя будет всякого навалом, выбирай любое, — и погонят толпой на врагов.» Мы пытались разузнать, кого же из них вооружали подобным образом, но они только отмахивались: «Ой, да знаем мы, какое в армии снабжение…»

Очень скоро «щиты», топоры и прочий «садовый инвентарь» подуставшие мужики начали складывать на телеги. Снимали и торбы, заплечные мешки. Мы, закалённые нашим Учителем, топали со своим грузом, не понимая чужих проблем, а вот Ермин запыхался и тоже разгрузился.

Дорога на войну оказалась не подарок. Солнце припекало — кое-кто из горожан с непривычки брякался в обморок. У нагруженных телег вечно что-то ломалось, а мы останавливались и ждали. На весь отряд не взяли ни одного походного котла, и мы оказались в дурацком положении: крупа — есть, а варить её — не в чем. Командир отряда ругался в каждой встречной деревне, но селяне не могли нас обеспечить большими котлами, а их чугунки без подвесок нам и даром были не нужны. Или попрятали их — самим сгодится, — кто ж его знает… Немногие счастливчики, взявшие в дальний поход котелки, блаженствовали: им-то каши хватало. Я ругал себя распоследними словами: тоже мне — сын жестянщика, — паршивого котелка взять не догадался. Расскажи кому — не поверит.

Как говорится в старой сказке: на сотой лиге солдату даже иголка стала в тягость. Мы, ученики школы боевых искусств, в конце-концов тоже захотели пристроить свои немудрёные пожитки на телеги, но для нас места уже не оказалось. Начальник ругался: телеги и так ломаются чуть ли не каждый день каждая, — и без вашего лишнего скарба!

Кстати сказать, командир отряда нам попался такой, какой надо. Из бывших ветеранов, служивший в городской страже и не пропивший ещё там мозги окончательно, седой, патлатый и широкомордый. Вот, скажем, начался летний дождичек, а у нас все мешки непокрытые. Так он мигом скомандовал скидывать рубахи и прикрывать все телеги. Мы в тот день топали весело, голые по пояс.

Телеги, оказывается, очень выручают в походах, особенно при ночёвках: не так донимают кровососущие насекомые, и от дождя укрытие хорошее. Снял несколько мешков, обложил с боков, выкурил дымом надоедливых комаров — и почти что уютный дом.

Командиру очень не хотелось устраивать нас на ночь в деревнях, и мы ночевали, как правило, за сельским частоколом. Теперь-то я понимаю, что он не хотел ссориться с местными крестьянами, так как полторы сотни молодых мужичков без баб — это для любой деревни тяжёлое испытание. Всем хочется выпить и заночевать с бабёнкой помоложе, а где ж на такую ораву всего напасёшься: и выпивки, и закуски, и девок?… Однако, такие меры предосторожности помогали лишь отчасти: все страждущие всё равно втихаря сбегали из лагеря. Наш Малёк сделал это первый, а на другой день прямо с утра стал донимать нас своими восторженными рассказами, какая ему ладная девица попалась. Я с недоумением спросил:

— Но ведь у тебя же подружка в городе осталась?

Он засмеялся, довольный жизнью:

— Ну, и что? Мы ж теперь вернёмся не скоро… И она, думаешь, меня будет у окошка дожидаться? Ага, щас, — вот так и расселась! И твоя Хелька тебя дожидаться не будет…

Я ему врезал в челюсть. Он сумел увернуться, хотя ему всё-таки немного перепало, и его отбросило наземь. Идущие рядом изумлённо уставились на нас, а кто-то спешно отошёл подальше: ну их, этих «школьников».