Сущность режима Путина - Станислав Белковский

Их свобода не имеет ничего общего ни с «цивилизованными западными» представлениями, ни с нашей пушкинской свободой, священной и тайной. Олигархическая теория свободы так или иначе восходит к культовому чукотскому анекдоту (все во имя человека, все для блага человека, и человека этого я видел) – освобождение небольшой группы людей от всех форм известной созданиям Божиим ответственности при полном закрепощении 99.9 % народа, который свободы, конечно же, не достоин. Оазис сладостной вседозволенности в идеальном концлагере.

Основой своей публичной философии элита девяностых объявила прагматизм. Поскольку этот класс живет в кислотной реальности Матрицы и культивирует постмодернистский принцип «называть все вещи чужими именами», то и прагматизм у них есть нечто совсем иное. Этот их «прагматизм» 80 лет назад блестяще охарактеризовал тот же Г.-К. Честертон («Вечный человек»):

«Почему прагматичные люди убеждены, что зло всегда побеждает? Что умен тот, кто жесток, и даже дурак лучше умного, если он достаточно подл? Почему им кажется, что честь – это чувствительность, а чувствительность – это слабость? Потому что они, как и все люди, руководствуются своей верой. Для них, как и для всех, в основе основ лежит их собственное представление о природе вещей, о природе мира, в котором они живут; они считают, что миром движет страх и потому сердце мира – зло. Они верят, что смерть сильней жизни и потому мертвое сильнее живого. Вас удивит, если я скажу, что люди, которых мы встречаем на приемах и за чайным столом, – тайные почитатели Молоха и Ваала. Но именно эти умные, прагматичные люди видят мир так, как видел его Карфаген».

Наконец, элита 90-х годов – это антиинтеллигенция. Русская интеллигенция, трижды проклятая и четырежды прославленная, бремя и знак отличия русской нации, на протяжении двух столетий пыталась установить связь между элитой и отчужденным, глухим, дремучим народом. Profession de foi русской интеллигенции сформулировал, как известно, великий путешественник Радищев: я взглянул окрест себя, и душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Худо ли, бедно ли, – в XX веке именно эта интеллигенция устроила две революции – февральскую 1917-го и августовскую 1991-го. Но поле битвы после победы никогда организаторам революций не принадлежало. В начале XX века к власти пришел профессиональный юрист, возвестивший миру, что интеллигенция не мозг нации, а говно. В конце века – власть в крупнейшем субъекте бывшего СССР захватили олигархические мародеры, полностью, по сути, разделяющие ленинские представления об интеллигенции. Страшно далеки эти мародеры от народа – но это уже не беда их, а сознательная позиция, центральное правило жизни. В гробу они видали страдания человечества, даже близлежащего его сегмента. Центральный комитет русской интеллигенции, поддержавший распад СССР, уже в первой половине девяностых объявил о самороспуске, ибо никаких Радищевых не может быть в стране с победившим культом Молоха. Как-то недавно выступал я на лучшей в России (говорю без малейшей иронии) радиостанции и начал лепетать что-то про трагические аварии на шахтах в Ростовской области. И тогда ведущий, кстати, один из кумиров моей юности, вальяжно прервал меня: ну, ты бы еще про взрывы на Солнце вспомнил! Умри, мой кумир, лучше не скажешь! В этой немудреной метафоре – вся идеология девяностых годов. Россия – это где-то там, на Солнце, где нас нет и не будет. Во всяком случае, в этой жизни. Мы – это «Мерседес», японский ресторан и абсент-парти в бутике Gucci. Шахты могут взрываться, поезда – сходить с рельс, учителя и врачи – голодать, крестьяне – подыхать, но наш строй не меняется, и хвала всесильным деньгам, которые хранят нас на таком сияющем, на таком правильном и ровном, как кремлевский дворцовый паркет, пути нашей жизни!

Благодаря Борису Ельцину, элита 90-х годов взяла под контроль огромные ресурсы – политические, экономические, медийные. У Путина, который дрожащими пальцами нежного дзюдоиста нащупывает контуры альтернативного курса, ничего сравнимого нет. Есть у него только остаточный, не уничтоженный жрецами Молоха авторитет верховной власти. Мистическое наследие тысячелетней российской истории. Не случайно служители Денег так яростно поносят эту треклятую историю, в которой, по их уверениям, нет ничего, кроме унылого рабства (великая Империя от Балтики до Тихого океана, Пушкин и Достоевский, Маяковский и Ахматова, Бродский и Солженицын, Леонтьев и Ильин, Бердяев и Федотов, победа во II мировой войне и полет Гагарина – не в счет). Но Путину не суждено уцелеть, тем более – победить, если он не использует хотя бы опыт своего непосредственного предшественника (о практике великих исторических фигур прошлого предпочту не напоминать, ибо все они не учились в спецшколе имени А. Б. Чубайса и были потому сплошь национально ориентированными тиранами). Лидеру, который намерен выйти за пределы логики и философии 90-х, нужна новая элита. Путин должен открыть шлюзы вертикальной социальной мобильности. Тихо и мирно, но решительно и недвусмысленно, как прежде – Ельцин. Альтернатива – триумф сегодняшне-вчерашней элиты и распад России. Третьего – не дано.

Начало ужасной эпохи

Стоит сказать «Иванов», как другая эраТут как тут, вместо прожитых лет.

Знаменосцем элиты девяностых был и остается Анатолий Чубайс. В последнее время он вновь, как в разгар прошлого десятилетия, громко и отчетливо заговорил.

Теперь он утверждает, что стране грозит национал-социализм. И главное орудие национал-социализма – Генпрокуратура. Вернее, рвущиеся к власти Устинов, Патрушев, Сечин и обширная популяция Ивановых (С. Б., В. П. и т. п.).

Анатолий Борисович дело свое знает туго. Он отлично понимает, что большинством депрессивного, уставшего от бесцветного олигархического буйства народа России более чем востребованы национально-социалистические идеи (не будем безбожно путать их с нацистскими). Которых на политико-интеллектуальном рынке пока что, в сущности, предложено не было. И правильно Чубайс, чуткий барометр старой элиты, боится Иванова. Правда, не того, кто перебирает бумажки по федеральному ведомству, а совсем другого.

Тот, другой Иванов, коренаст, грубоват и небрит, и слегка разит от него паленой «Гжелкой» осетинского производства. В один нелегкий час этот русский монстр может постучать в ворота олигархического Запретного Города, и, сжимая в руке тронутый ржавчиной ломик, вымолвить:

– Простите, а хозяин на месте?

И рафинированный политолог модели Линкольн Марк VIII, выполняющий по совместительству функции дворецкого, скажет сквозь домофон раздраженно:

– Отъехали в Кремль, сейчас нету.

А потом повернется к дюжему охраннику:

– Слушай, пристрели ты эту мерзкую падаль.

И услышит от бравого коротко стриженого молодца неожиданное и неизбежное:

– Не могу. Это мой отец.

Великий Чубайс понимает, что запас прочности России, созданный чередой прежних правителей и режимов, исчерпан. А значит, в любую секунду может произойти нечто неординарное. Не управляемое и не контролируемое элитой. Самое же страшное – если Путин найдет прямой контакт с некоммерческим Ивановым. Поэтому остро необходимо убрать Путина раньше, чем такой контакт возникнет. Для того и нужен коммерческий Иванов (см. выше), за $300 (+ $5 в день на питание), готовый выйти на Красную площадь точно в означенный час. И снести в тартарары эту несчастную, изжившую и пережившую себя страну, тяжкими веригами прошлого повисшую на стройных царственных ножках танцующей, жонглирующей словами и сущностями, фантасмагорической элиты девяностых годов.

Трижды прав Березовский – другой гениальный глашатай прекрасной эпохи олигархического безумия. Путин не будет просто так переизбран президентом в 2004 году. Ибо элита уже полностью отказала ему в доверии сочувствии. Молох Всемогущий лишил хозяина Кремля своего благословения. И потому в рамках инерционного сценария устоять Путину – не удастся.

Ему придется срочно найти своих. Союзников. Они, несмотря ни на что, существуют, их много, и они сегодня – пока еще – ждут сигнала.

Преодоление одиночества

…В действительности нация никогда не бывает «готовой», законченной. Она всегда или созидается, или распадается. Tertium non datur. Она либо приобретает приверженцев, либо теряет их, в зависимости от того, есть ли у нее в данный момент жизненное задание.

Борьба с одиночеством – главное занятие затерянного в безразмерных снегах русского человека. Наш человек и пьет, собственно, чтобы в данном ему гигантском пространстве избежать одиночества.

И мучительная схватка Путина с его президентским одиночеством – это, я вам скажу, reality show, перед которым меркнет любое суперрейтинговое «За стеклом»!