Приступаю к задержанию - Николай Леонов

Город жил обычными празднично-деловыми курортными заботами. Отдыхающие всяк по-своему, но делали одно и то же: завтракали – с аппетитом или без аппетита, шли к морю – весело и беззаботно или сосредоточенно, как на работу. Но все они завтракали и все шли к морю.

За исключением проживающих в «Приморской», для Леночки все они были на одно лицо. Где-то там, в Москве и Ленинграде, Свердловске и Чите, в городе и деревне, они, конечно, разные – хорошие и плохие, скучные и веселые, ленивые и работящие. А здесь одинаковые. Они отдыхают. Отдыхают взахлеб, отдыхают до одури.

Может, вон тот толстый дядечка, который сейчас жует на ходу и вытирает рот рукавом, – большой начальник. Ходит он в своем городе солидно, вполголоса роняя ценные указания.

А этот, остроносый, весь в ярких солнечных ожогах? Дома он, возможно, ворчит, замечая открытую форточку, за завтраком придирчиво разглядывает каждый кусок. Но сейчас он отчаянный гуляка, он рысью спешит на пляж – к морю и солнцу, чтобы смыть с себя накопившуюся за год усталость. И в одной руке у него дыня, а в другой – бутылка с кефиром. Вот чудак!

Да, оставив где-то там, у себя, привычный образ жизни, они оставили там же заботы, дурные привычки и плохое настроение. Они, как дети, меры не знают: хотят увезти с собой все солнце, съесть все фрукты и переплыть море. И Леночка горда, потому что это ее солнце так ярко светит, ее земля дарит такие сочные фрукты, ее море радует людей. Но Леночка знает, что уже за два-три дня до отъезда эти дети становятся взрослыми и задумчивыми. Они рвутся домой, потому что именно там, откуда они приехали, осталась и ждет не дождется их настоящая жизнь. А здесь только зарядка солнцем и морем.

Леночка ворвалась в холл и привычно хлопнула массивной дверью. Паспортистка Нина, которую раньше, бывало, не оторвешь от книжки, выглянула из-за своего барьера и строго посмотрела на Леночку. Тетя Зина, уборщица вестибюля и ресторана, оставила щетку и тоже укоризненно покачала головой.

Леночка тихо сказала «здравствуйте», постояла немного и пошла в свой коридор.

«Конечно, – думала она, – заявит жилец, что трусы купальные или халатик найти не может, и то все переживают. А тут...»

Леночка открыла свой шкафчик, побросала тряпки в ведро, подхватила щетку и пошла за водой. Проходя мимо десятого номера, она заметила, что на двери висит дощечка с прилепленной ниточками сургучной печатью.

– Товарищ Самойлова, – громко позвал кто-то.

Леночка по инерции сделала еще несколько шагов, потом поняла, что зовут именно ее, и повернулась. По коридору шел Федот Иванович. Видимо, он забыл, зачем пришел. Помялся, повздыхал и, наконец, выдавил:

– Десять человек выехало. У тебя – Нежинские. – Снова помолчал и добавил: – Конечно, уже заполнили, но ведь надо же такому произойти. В голове не умещается.

Он дотронулся до виска сложенными в щепотку пальцами и, что-то бормоча себе под нос, ушел.

Леночка намочила тряпку, намотала ее на щетку и стала протирать пол. В коридоре бесшумно появилась молодая чета ленинградцев. Шли они отдельно, чинно и уныло, а на лице у Машеньки застыло такое недоуменно-обиженное выражение, что Леночка, здороваясь, отвернулась. Будто это она, Леночка, виновата, что погиб человек и исчезли смех и веселье.

Она уже заканчивала протирать коридор, когда мимо деловито пробежал со своими шахматами Приходько. Сверкнул на ходу улыбкой, сказал традиционное «исключительно замечательно» и скрылся на лестнице.

Леночка в сердцах плюнула в ведро. Ему, если и бомба упадет, все равно. Будет себе по секундам, как автомат, отсчитывать дни. Она вспомнила Зойку и тяжело вздохнула. Опять, видно, девке не повезло.

Хлопнула дверь. Распространяя терпкий запах одеколона, рассеянно кивнув головой, прошел Шахов. Леночка с неприязнью проводила взглядом его богатырскую фигуру. И этому хоть бы что, вылощен, пробор ровный, как от парикмахера. С такими толстокожими ничего не случается.

Она начала убирать номера и, оказавшись одна, по привычке запела. Но сразу взяла такую фальшивую ноту, что даже оглянулась, – не слышал ли кто?

Неубранным оставался только один номер. Здесь жил Друянов. Леночка задержалась у двери и посмотрела на часы. Половина девятого, а он еще не выходил.

Она постучала, подождала минуту, приоткрыла дверь и громко крикнула:

– Можно?

Ответа не было.

Леночка стояла, испуганно оглядываясь, не зная, что делать. Прислушалась – в душевой тихо. Тогда, набравшись храбрости, Леночка вошла в маленький коридорчик, толкнула щеткой дверь. В образовавшуюся щель Леночка увидела пустую смятую кровать, стул и тумбочку с графином. Она сделала еще шаг. В номере никого не было. Друянова она увидела в балконную дверь. Он стоял, перегнувшись через перила, и смотрел вниз.

– Разрешите убрать, Александр Викентьевич? – громко сказала Леночка, с шумом опуская на пол ведро и щетку.

Друянов в ответ махнул рукой, кинул на кровать ключ с деревянной грушей и, неловко переставляя длинные ноги, быстро пошел по веранде к выходу.

Леночка вышла на веранду, посмотрела вниз, но ничего интересного не заметила.

Приходько?

Приходько сидел напротив, щурился и молча кивал головой. Не возражал, не возмущался, скучал. Контакт явно не устанавливался. Наконец он посмотрел на Виктора, безуспешно пытавшегося вывести его из этого состояния.

– Слушайте, товарищ, не знаю вашего звания. Вот я, к примеру, строю мосты, так?

Виктор напрягся, стараясь внимательно слушать, почувствовать собеседника. Заговорил – это уже много.

– Так? – продолжал инженер. – Когда у меня не получается, я вас не вызываю и вопросов не задаю. Бросьте, – остановил он Виктора, – не надо меня убеждать. И слова говорить не надо, я слов много слышал. Вы работайте, а я загорать пойду. Я ведь не отдыхал знаете сколько? А все, что знал, вчера рассказал. К тому же мои неквалифицированные умозаключения асов уголовного розыска интересовать не могут.

В голосе инженера звучала насмешка.

– Что ж, ваше право, – сказал Виктор. – Отдыхайте, если можете. Зарезали человека, а вы отдыхайте. Делите на ваше и наше.

– Я же просил – не надо слов говорить, – сказал, поднимаясь, Приходько. – Да как вы убийцу можете найти, если даже моего партнера по шахматам до сих пор не разыскали? Сыщики...

Он аккуратно прикрыл за собой дверь.

Оставшись один, Виктор отключил телефон, запер кабинет, сел в угол дивана. Что-то ускользало, что-то в этом разговоре настораживало. Равнодушие? Нежелание говорить откровенно, по душам? Это, к сожалению, случается. Но сейчас было еще что-то.

Виктор почувствовал, что Приходько чем-то восстанавливал против себя. Он начал вспоминать весь разговор. Даже пересел в кресло – начинать, так от печки. Мысленно посадил перед собой Приходько.

«Да он уголовник!» – мелькнула шальная мысль. И чем больше Виктор думал, тем больше убеждался в реальности своего предположения.

«Ну, не уголовник, – урезонивал себя Виктор, – но срок отбывал, и именно по уголовной линии». Манера сидеть, взгляд мимо, вроде смотрит в лицо, а глазами не встречается, недобрая усмешка. Раньше Виктор не видел этого. Все выступило только здесь, в кабинете, на этом стуле. Профессиональная привычка, выработанная годами, над которой человек уже не властен, которая живет самостоятельно, независимо от хозяина.

Сейчас становится ясно, почему не удается найти такого важного свидетеля. Если бы только этот шахматист существовал, его бы нашли наверняка. Но нет этого Петросяна. Нет, и все тут. Теперь Виктор уверен, что историю с шахматами Приходько выдумал с самого начала. Поэтому и держится так нагло, что боится. Нет у него алиби.

Друянов?

Виктору редко давали остаться одному. В кабинет его то и дело входили сотрудники. Они приносили рапорты о проделанной работе, рассказывали о том, что, по их мнению, могло хоть как-то прояснить ситуацию. Но картина оставалась все такой же неясной.

Часов в двенадцать к Виктору пришел следователь Фроленков.

– Виктор, кое-что есть, – начал он прямо с порога. – Ухватись за стул, а то упадешь.

Виктор недоверчиво посмотрел на собеседника и подпер голову рукой.

Фроленков улыбался и прятал что-то за спиной.

– Если обманываешь, – сказал тихо Виктор, – пойдешь под суд, как за нанесение тяжких телесных повреждений.

– Встречаю я на улице двух девушек, работающих в гостинице, – начал свой рассказ Фроленков. – Вижу – девчата шушукаются и на меня поглядывают. Я и пригласил их в кабинет. Поговорили. Прочти, – он протянул Виктору протоколы допросов. – Девушек я привел сюда, может, у тебя будут вопросы.

Виктор успел прочитать только первый протокол, когда в дверь постучали.

– Разрешите, – сказал утвердительно Друянов, входя в кабинет. Но, видимо, что-то его насторожило, так как он остановился и уже нерешительно спросил: – Совещание? Я помешал?