Енот и Пума - Пит Рушо

— Пум-Пум, выпей-ка, — он протянул ей кружку. Пума глотнула. Дурнота исчезла.

— Откуда ты меня знаешь? Я тебя раньше никогда не видела, — сказала она.

— Видела, но не помнишь, — индеец сел рядом с Пумой, и она его могла теперь разглядеть лучше. Узкие карие глаза, темное лицо, белые брови, седые волосы, куртка из лосиной кожи и белые штаны. Странный, совсем незнакомый человек.

— Как тебя зовут? — Пума приподнялась на локте.

— Недавно дети дразнили меня Звенящей Сосулькой. Но все местные обычно называют меня Мертвой Совой. Считается, что я тут вроде духа или мелкого божества. На самом деле это не совсем так. И настоящее мое имя Улаф.

— Сова, но ты живой. Почему тебя так назвали?

— Понимаешь, Пума… Появляюсь я очень редко, и иногда потом находят меня… вернее, мои бренные останки. Так уж получается. Добрые люди их пытаются похоронить.

Сжечь по всем правилам либо закопать. Зависит от обычаев. Но, как правило, не успевают. Хотя, это ни на что не влияет, я предпочитаю кремацию.

«Разум Совы не вернулся с охоты, — подумала Пума, — он слишком стар. Жалко.

Такой добрый и лечит хорошо».

— Деточка, я полагаю, что ты думаешь…

Пума посмотрела в глаза старика, и глаза эти были абсолютно ясны. У него было некрасивое и очень хорошее лицо. Старик сумасшедшим не был.

— Ты знаешь, киса, что было с тобой прошлой ночью?

Залезаешь, значит, в незнакомое дупло. И потом раз-раз, отряд королевских пехотинцев становится пылью дорожной и безвестно исчезает в сосновом бору. Тебе, деточка, очень тяжело все это вспоминать, извини, — он погладил ее по голове.

Ничего, ничего, кугуарчик, все будет хорошо. Видишь, какой Черный Дрозд молодец. Сделал все-таки полезный амулет. Хорошо, что ты медвежий браслет не сняла, а то я и не догадался бы.

— Какой медвежий бр-раслет? На моем бр-раслете нет никаких медведей…

— На медвежьем браслете и не бывает никогда никаких медведей. Все очень просто.

Когда обладатель хорошего амулета (у тебя на шее такой) в трудную минуту или в припадке ярости превращается… Превращаешься, значит, ты, деточка, в медведя.

Медведя гризли, черного, как сажа. Большого-пребольшого. В полтора человеческих роста. И в таком случае, до того как ты не превратишься обратно в человека, узнать, что ты не медведь, можно только по медвежьему браслету. Он всегда остается виден на плече.

Даже не браслет, а просто полоска такая узорная. На медведе это смотрится как кусочек цветного шерстяного ковра. Очень красиво.

Пум-Пум слабо улыбнулась — ей было приятно, что она была медведем с ковровой полоской на лапе.

— Итак, я отор-р-рвала голову дону Оливейре, потом потер-ряла сознание.

— Возможно, ты и потеряла сознание. Но гоняла испанцев еще часа два. Один герой хотел даже выстрелить в тебя из мушкета. Пришлось его толкнуть.

— Он убежал? — спросила Пума.

— Понимаешь, ты шла по ручью, а он стоял во-о-н на том берегу, прямо на краю обрыва. Видишь кусок желтой тряпки в красную полоску на дереве под скалой? Это остатки его штанов.

— Спасибо тебе, Сова.

— Не составило никакого труда, — скромно сказал старик.

— Они, эти индейцы, — Пума подбирала слова. — Я была из их племени? У них были такие же хвосты, как у меня…

— Из индейцев племени Пумы ты осталась одна. У них у всех были хвосты. Эти индейцы считали, что произошли от Большой Пумы. Она была их тотемом.

— Но, ведь, я из Бобр-р-ров, вер-рно?

— Конечно, ты из Бобров. Ты в племени, и никого поэтому не волнует, есть у тебя хвост или нет.

— А Мама и Папа?

— Сейчас я тебе все растолкую, только начну с такого момента, который покажется тебе к делу не относящимся. Как я уже говорил, ты однажды залезла в незнакомое дупло.

Теперь мне придется это дупло временно уничтожить, чтобы оно нас больше не смущало, но это будет потом.

— Да. Я спр-ряталась в дупле от дождя и вылезла чуть не на самой вер-рхушке дер-р-рева.

— Ты, деточка, заметила, наверное, что ель очень старая. И, что в дупле растут грибы.

— Точно, — вспомнила Пум-Пум, — там были гр-р-рибы. Поганки.

— Вот-вот. Вокруг грибов этих есть что-то невидимое. Это либо их корни, либо глотка, либо желудок. Все дупло ели — одно большое брюхо этих грибов. Всякий попавший в дупло исчезает. Все индейцы знают старую легенду про ель с дуплом, в которое можно влезть, но нельзя вернуться. Только ты об этом ничего не знала.

— Но ведь я-то вер-р-рнулась?

— Все дело в том, куда ты вернулась. Вернее, когда. Так вот. Я не договорил. Грибы питаются временем. Они съедают время того, кто оказался в дупле рядом с ними.

— Значит, человек стар-реет? Что-то я по себе не заметила. Я в медведя пр-ревр-р-ратилась, но не в стар-р-руху же.

— Человек не стареет. Грибы объедают вокруг тебя время, в котором ты была. Ты, девочка, провалилась во времени на двадцать лет назад. Эти паразиты успели сожрать воздуха времени вокруг тебя на двадцать лет, — Сова Улаф изобразил пальцами что-то кусачее.

— Пума, ты удачно попала. Тебе удалось посчитаться с теми, кто убил всех твоих близких. Ты задала им хорошую трепку. Так что ты, Бобренок Пума, не переживай.

Сильно не переживай, — Улаф отвернулся и долго молчал.

— Твои кровные родители-пумы успели тебя спрятать от испанцев этой ночью в ворохе сухих листьев. Все очень просто. Тебе было три месяца от роду. И этим утром, пока ТЫ, — Сова ткнул ее пальцем в бок, — еще не пришла в себя, этим утром тебя трехмесячную я переслал на десять лет вперед, к твоим Папе и Маме Бобрам. А то вас здесь собралось очень много. Хороших девочек не должно быть сразу две.

— Ты запихнул маленькую меня в дупло с обр-ратной стор-р-роны? Свер-рху?

— Сверху или снизу — все равно провалишься в прошлое. Здесь другой способ. В будущее попасть немного сложнее.

— Значит, если бы я оказалась здесь чуть р-раньше, могла бы спасти своих р-р-родителей?

— Ты, кажется, спасла саму себя. Это раз. А сделать что-то лучше, чем оно есть – сложно чрезвычайно. Все произошло так, как должно было произойти. Поверь. Это два. И не думай об этом.

— Теперь ответь, пожалуйста, еще на тр-р-ри вопр-р-роса, — Пума загнула палец, – почему испанцы пер-ребили всех пум?

— Отвечаю. Капитан дон Мигель Диего Оливейра думал всю жизнь, что борется со злом. Индейцев с хвостами он считал колдунами и ведьмами. Этой ночью бедняга их, наконец-то, выследил…

— Вопр-рос втор-рой. Как мне удалось пр-р-ровалиться именно в этот пер-риод пр-рошлого?

— Это чистая случайность, но если бы этой случайности не было, ничего бы не было вообще. Говорю еще раз: тебе удалось спасти саму себя. Считай, что я ответил, – Мертвая Сова устало вздохнул.

— Нет. Еще один, — Пума загнула третий палец, — почему ты отпр-равил меня на десять лет впер-ред, а не куда-нибудь еще?

— Это очень просто. Твои Папа и Мама, те, кто стал называться Бобрами Зеленого Водопада, перебрались в эти края… Ну, они еще переберутся сюда через десять лет, если отсюда смотреть. Они давно поженились, а вот детей не было, что их огорчало. Зато теперь у них есть дочь, а у тебя Папа и Мама.

— А я как? Тут тепер-рь останусь?

— Нет. Тебя придется переправить обратно. С большой точностью. Ни минутой раньше твоего залезания в дупло. Ну, можно опоздать на один-два дня. А то начнут беспокоиться, куда ты пропала. Ты на ноги можешь встать?

Встать удалось. Мертвая Сова повел Пуму под руку в сторону ели, путем, огибающим пожарище на месте поселка. Они прошли мимо огромной кучи дров и хвороста.

— Индейцы готовились к зиме? — спросила Пума.

— Нет. Как тебе объяснить? Когда кто-то переправляется в будущее, здесь тратится очень много энергии. Проще говоря, теряется тепло. Приходится подтапливать, а то – настанет зима. Шутка, — и он рассмеялся немного нервно.

На холме, недалеко от дуплистой елки, Пума увидела палатку. Во всяком случае, на ветки куста и какие-то подпорки была накинута цветастая ткань. Внутри обнаружился склад книг, весов, чашек и бутылей, календарей и чего-то еще, смысл которого Пуме был непонятен. Европейские и арабские книги по астрономии и истории, календари всех систем, включая индейские, сделанные из темного камня, круглые, как тарелки. Лунный календарь на папирусе. Сова посмотрел на папирус и, вздохнув, сказал:

— Третьего дня мышь отгрызла большой кусок. Это очень осложняет работу.

Хорошо, что эта его часть нас сейчас не интересует.

Он взял длинный шест с зарубками, вышел из палатки и привязал этот шест к суку дерева так, что один конец оказался длиннее. Потом взял связку бронзовых гирь, похожих на баранки, и привесил их с длинной стороны.

— А ты, Пумочка, хватайся за шест с другого конца, — он взял ее на руки и легко подсадил. Сил у нее хватило, и она повисла. Сова передвигал гири по шесту туда-сюда и он, наконец, уравновесился.