Алуим - Виталий Иконников

попытался отдёрнуть ногу, но не смог. Она онемела, словно бы я несколько часов пролежал в сугробе — ледяной холод проник до самой кости. Через секунду по телу пробежала волна неожиданного успокоения. Она началась именно с ног и пошла вверх, особенно ощущаясь в спине и затылке. Больше нет чувства опасности. Я получил неизвестный наркоз.

Веки тяжелеют, расслабляются мышцы глаз, рук и ног. Стук сердца замедляется. Странно. Всё очень странно. Я засыпаю. И, может быть, увижу космос, где нет того бесконечного одиночества, охватившего всю Вселенную. Большой красивый город, в котором кто-то ждёт меня и скучает. Море и брызги, летящие мне в лицо. Услышу знакомый смех. Я действительно засыпаю, и нет сил этому воспротивиться. Да уже и не пытаюсь. Глаза закрываются, ведь так я увижу больше…

Маленький круглый столик. Приглушённый свет. Лёгкая фортепианная музыка. Ароматы кофе и цитрусовых от двух горящих передо мной свечей. Я огляделся, пытаясь понять, что это за место. Отовсюду доносились голоса, но рассмотреть интерьер и присутствующих не получилось — в нескольких метрах от меня картинка начинала плыть. Тихий стук каблуков. С правой стороны — оттуда, где секундами ранее в комнате ощущалось присутствие — ко мне подсела Ира. В красном облегающем платье, с замысловатой причёской. Плечи были открыты, пряди волос изящно обрамляли лицо. Красивая, спокойная. Руки сложила на столе, скрестив пальцы. На запястье браслет, который я подарил ей на нашу первую годовщину. Ира посмотрела мне в глаза и улыбнулась так искренне, по-родному, что я сразу почувствовал себя лучше. Улыбнулся в ответ, уголки губ разъехались сами собой.

Ира чуть склонилась вперёд и что-то долго мне говорила. С интонацией, с расстановкой. Но я совершенно не помню, что именно. Ни слова. Будто стёрли запись в моей голове. Помню лишь ощущения. Её слова волновали и удивляли, словно мне открылись тайны бытия. Они трогали за живое и вызывали гнев, как если бы мне пришлось отбывать срок за чужие преступления. Одна эмоция сменяла другую, но я молчал. Слушал, не желая прерывать. А Ира всё говорила, говорила. Что-то искреннее, трогательное, что не успела сказать при жизни. А может, и нет. Кто-то начисто стёр запись. Но её слова проникали в душу.

Я так зациклился на том, о чём забыл, что на время даже перестал удивляться тому, о чём помнил. Ночью ко мне приходила моя умершая девушка. Умершая! Приходила!

«Вдумайся в эти слова, Влад!»

«Ты глуп и ведом…»

«Да пошёл ты!»

Снова слышу шум из кухни и ругань отца. Что он там такое готовит? Встаю. Нужно чем-то заняться, иначе голос меня достанет. Подхожу к окну, попутно надевая синие спортивные штаны с полосками. Рукой убираю шторы и тюль в сторону. Щурюсь, несколько раз моргаю и смотрю вниз. Дневной свет и грохот кастрюль хорошо отвлекает от случившегося. Нужно привести в порядок голову после таблеток, прекратить тормозить, вернуться в реальный мир. Вчера я и космическую станцию видел, и белого удава. И что из всего этого реальность?

— Влад! — доносится крик. Меня заметили парни со двора, сидящие на лавочках под деревьями и попивающие пивко. Артур машет рукой, приглашая идти к ним. Они ждали меня? Наверное, с самого утра обо мне говорят. Обо мне и Ире. Неподалёку вижу «девятку» Богдана, но самого его нет. Скорее всего, пошёл в киоск за чипсами. Заночует у Катюхи. Тоже хочется пива. Спущусь, посижу с ними, погреюсь на солнце. Хватит с меня этих снов и космосов.

Беру из шкафа любимую жёлтую футболку и иду в кухню. Отец уже доедает обед. И это столько шума из-за обычной яичницы? Ну да ладно. Надо бы тоже чего-нибудь перекусить. Матери дома нет, она ушла в парикмахерскую. Когда же ещё, если не в воскресенье.

Отец молчит. Оказывая мне услугу, не лезет в душу. Я их с матерью уговорил, чтобы не ходили на похороны. Вижу, хочет что-то спросить, но сдерживается. Его можно понять, они с Ирой давно нашли общий язык и вместе перевоспитывали меня и даже подшучивали. Теперь долгое время будет не до шуток.

Открываю холодильник, беру большой отрезанный кусок ветчины, хватаю со стола хлеб и иду к входной двери. Сухомятка не лезет в горло, но я разделаюсь с этим бутербродом. А у пацанов во дворе найдётся, чем запить. Надеваю кроссовки и выхожу.

На скамейке сидят рыжий Олег, Артур и Бодя, наворачивающий чипсы. Вован стоит, курит. Ганс прохаживается из стороны в сторону. Санёк сидит на корточках. Всех их я знаю с самого детства, все копались в одной песочнице. Олег живёт со мной в одном доме, в последнем подъезде. Лет десять ходит на бокс, так что дразнить из-за цвета волос его перестали ещё в шестом классе. Но он сам по себе спокойный. Санёк — «приблатнённый типочек». Это мы в шутку так его называем. Вообще он нормальный пацан, но перенял от старших братьев, отсидевших по два срока каждый, определённые манеры. Кепка — летняя, осенняя, зимняя — главный атрибут его гардероба. Считает большинство женщин продажными тварями, хотя сам только о них и говорит. Артур — младший брат Серёги Чёрного. Такой же смуглый, только повыше и шире в плечах. Выглядит задумчивым. Частенько произносит умные вещи. Вован занимается баскетболом. Высокий, выше Богдана. Любит покурить травку, этим он мало отличается от большинства пацанов. Ганс — лучший друг Санька. Вообще, по паспорту он Антон. Но я уже и не вспомню, как давно его стали называть Гансом. Крепкий, серьёзный, но без понтов. Когда пьяный, ему напрочь срывает крышу, поэтому последнее время пьёт только лёгкое пиво. Чаще ухмыляется, чем улыбается. Но если у Санька ухмылка малолетнего гопника, то у Ганса она всегда что-то в себе несёт. Богдан. Мой лучший друг. Мы познакомились в секции тхэквондо, когда нам было по девять лет. В первом же спарринге поразбивали друг другу носы. С тех пор и дружим. Помимо спорта он увлекается машинами. Обожает их. Я же этой страсти не разделяю. А он не разделяет другим моих интересов — астрономии и философии. Но в остальном мы едины.

Рядом со скамейкой стоят три ящика пива. Один уже пуст, другие два накрыты мокрыми полотенцами. Пожимаю руку каждому из присутствующих и беру бутылку. Присаживаюсь рядом с Бодей, делаю глоток и сразу чувствую облегчение. Нет, правда. Выпиваю полбутылки залпом. Слишком много во мне напряжения. Откидываюсь на спинку, смотрю на пацанов. Все, как один, начинают погружаться в молчание.

— Э-э-э, вы чего?! — говорю я.