Любовь нечаянно нагрянет (СИ) - А. Ярослава

Но для меня остался все тем же пацаном из параллельного класса, с которым мы вместе удирали от местных хулиганов и готовились к вступительным экзаменам на экономфак.

Правда он вырос и давно уже не похож на того тощего Шнурка. Тощие руки-плети обросли мясом и теперь сквозь тонкие свитер отчетливо были видны рельефные мускулы. С тех пор, как Мишка стал ходить в качалку, курицы в декольтированных топах виснут на нем пачками. А этот олух и радуется.

С одной стороны я рада за него. Хоть у кого-то личная жизнь налаживается, а с другой мне иногда жутко не хватает нашего прошлого в котором было легкое общение, общие интересы и, конечно же, бесконечные битвы в танчики.

Иногда мне кажется, что Шнурок перешагнул за порог детства, а я там так и осталась, потому что грудь так не выросла, краситься я не научилась, про рост вообще промолчу.

— Хватит дуться, — улыбнулся Мишка, показывая ровный ряд белых зубов, — Ты помнишь какой сегодня день?

— Вспомнишь тут, когда тебя чуть джипом не переехали, — под нос буркнула я.

— Что-что?

— Не помню, говорю!

— Сегодня последний экзамен в этом году! И что это значит?

Я хмуро покосилась на друга, уже догадываясь что последует за этим дальше.

— Что?

— Что в субботу мы гуляем в клубе «Рай»! — торжественно объявил он, — Ты рада?

Угу. Прямо прыгаю от радости.

Улыбка Шнура тускнеет при виде моего кислого выражения лица.

— Только скажи, что не придешь, и я тебя прокляну, — полушутливо шипит он, — Сколько можно прятаться от людей.

Поднимаю голову, смотрю на него такого улыбчивого, обаятельного и мысленно вздыхаю. Вот, как ему объяснить, что у меня даже платья нормального нет, чтобы на люди показаться, что у меня работа в две смены, после которой нет сил с кровати подняться, не то, что на танцульки тащиться. Сомнительное удовольствие трясти попой рядом с первыми красавицами института и постоянно думать о своей ущербности.

Умом я понимаю, что это комплексы. Но у всех свои недостатки, и я, к сожалению, не исключение.

— Я подумаю, — говорю, лишь бы он отстал.

— Такой ответ меня не устаивает, Маргарита Васильевна, — нарочно дразнит меня Шнур.

— Да приду я! Ты ж из горла выдавишь.

Шнурок снова хлопает меня по плечу, но уже легче и тянет меня в аудиторию, что бы войти вместе со следующей тройкой сдающих.

— Здрасте, Лев Семенович, — бодро здороваюсь с пожилым преподом, который, даже не соизволив повернуть голову в нашу сторону, кивает на билеты.

— Ну, — с видом приговоренного смертника, шумно выдыхает Шнур, — Ни пуха…

— К черту, — шепчу в ответ и тяну самый ближний ко мне билет и быстро занимаю вторую парту в среднем ряду.

Билет мне попался хороший (хоть в чем-то сегодня везет) и, достав чистый листок, предварительно выдранный из тетради, начинаю решать свою задачу.

Быстро расправившись с билетом, посылаю телепатическую благодарность деду и с любопытством гляжу через Мишкино плечо, что уселся на передней парте. Он сидит и с умным видом строчит формулы, которые я близко не подходят для решения его задачи.

Умник, блин!

Вот что бывает, если слишком много времени зависать в качалке. Мозг атрофируется прямо пропорционально росту мускулатуры.

— Ты что пишешь, дурак? — шиплю я сквозь зубы и тычу ему в спину ручкой.

И, к сожалению, это слышит не только Шнур.

Препод, до сего момента увлеченно высчитывающий какие-то алгоритмы на доске, замирает с кусочком мела в руке и, отойдя чуть в сторону смотрит сначала в методичку, потом снова на доску и отжигает:

— Да, нет. Все вроде правильно.

В аудитории разлаются нестройные смешки сдающих, а я втягиваю голову в плечи, чтобы максимально слиться с пространством.

Не Лев Семенович, а терминатор с бадиком. И как он все слышит-то?

— У вас иное мнение, Синичкина? Поведаете нам про применение криволинейных интегралов первого рода?

Ха! Да не вопрос!

Иду к доске со своим листочком и выразительно подмигиваю Шнурку. Остается, надеется, что он додумается до решения раньше, чем у меня кончится красноречие, ибо на все темы я могу вести беседы почти до бесконечности кроме интегралов.

Минут через сорок выхожу из аудитории с вожделенной пятеркой, уставшая, голодная…

— Мишенька, ты сдал?! — на шее у Шнурка тут же виснет очередная пассия.

…а теперь еще и злая. Просто пипец какая я злая.

Пока длинноногое нечто зацеловывает совершенно несопротивляющегося победителя высшей математики, машу ему рукой и, закинув рюкзак на плечо, иду к лестнице на выход.

На первом этаже нашего ВУЗа есть небольшое студенческое кафе. Я понукаемая жадными позывами, оставшегося без завтрака желудка иду на свидание с местными пирожками, уже мысленно сглатывая набежавшую слюну.

Купив целых четыре очень вредных, жареных пирожка, продираюсь сквозь толпу студентов в поисках скромного уголка для перекуса, как дорогу мне преграждает чья-то грудь в модной кожаной куртке.

Поднимаю глаза — ну кто бы сомневался!

— Синичкина, а ты не лопнешь? — ухмыляется обладатель куртки и хищно скалится, — Поделишься?

Гляжу на свои драгоценные пирожки, потом на самоуверенного хлыща, снова на пирожки и скорбно вздыхая, протягиваю ему один:

— Что не сделаешь, для голодающего. Кончились папкины деньжата, что ты у честных оборванок пирожки стреляешь? Ты смотри, Алехин, сигарет у меня нет.

Глаза парня раздраженно сужаются. Он чуть наклоняется ко мне, обдавая запахом тяжелой, тошнотворной мужской туалетной воды.

— А ты смотрю, очень смелая стала, Риточка. Дерзость ты ходячая. Я ж к тебе по-хорошему.

Ага. По-хорошему в каждом темном углу зажать пытается, придурок озабоченный.

— Так и я со всей душой, Алехин, — ехидно улыбаюсь в ответ, — Глянь-ка, пирожком с тобой поделилась. Шел бы ты к своим друзьям, а мне некогда.

И прежде чем парень успевает хоть что-то сказать в ответ, юрко проскальзываю мимо и почти бегу из здания института к остановке.

Поучилась и хватит на сегодня.

Неприятный тип этот Алехин. Все настроение испортил.

Парень учится с нами в одной группе. До сих пор удивляюсь, почему имея деньги обширные связи его отец — местный депутат не отправил его в более престижный ВУЗ, а запихнул в наш не сильно котирующийся клоповник. Видать не все решают деньги, поскольку мозгов у Алехина хватает только на дешевые понты.

Меня он стал доставать в конце прошлого года. Сначала просто словестно издевался со своими дружками. Потом пакостил по мелочи, а теперь решил, что я неплохой объект для заигрываний. Грубых, неприятных, оскорбительных.

Да только я тоже не лыком шита.

После очередного зажимания в темном коридоре Алехин сначала получил по своему драгоценному органу, а потом я пошла и пожаловалась нашему декану и пригрозила, что заявление напишу. Не понимаю тех дур, которые терпят постоянные унижения до последнего. Деканша у нас баба боевая и, конечно же, нашептала на ухо ректору, а тот, скорее всего, позвонил Алехину-старшему. Уж не знаю, проводил ли он беседу с отпрыском, но полгода все было тише воды, ниже травы.

И тут на тебе! Отлегло у паршивца.

Надо себе перцовый балончик прикупить. Так…на всякий случай…

Несмотря на успешное завершение сессии, настроение отчего-то не улучшилось. В голову лезли какие-то нехорошие мысли, и когда на телефон пришло смс от Шнурка: «завтра в восемь вечера у клуба» мне впервые в жизни захотелось его послать. И не понарошку, как обычно, а по-настоящему.

Вдобавок ко всему в маршрутке пришлось снова ехать стоя и как следствие мне отдавили все ноги, пока добрались до моей остановки. В итоге выползла я из этой консервной банки под названием общественный транспорт очень и очень взвинченная.

Забежала в продуктовый магазин и перед тем как идти домой зашла к соседке, которая жила на первом этаже.

— Баб Рай! — крикнула я с порога, после того, как открыла дверь своим ключом, — Это я!

Соседка две недели назад поскользнулась во дворе и сломала себе ногу. Ухаживать за старушкой некому, хоть и живет она с сыном. Отпрыск пьет по-черному, а в последнее время и вовсе куда-то пропал. Меня его судьба мало волнует. Пропьется и приползет, как бабке пенсию почтальон принесет.