Вера и власть - Шервуд Смит

Марим предложила скатологическое сравнение, а Ивард, посмеиваясь, поспешил развить ее мысль.

— Вам нужно что-нибудь еще, гностор? — Холодный тон Вийи разом пресек вольную болтовню.

— Нет — все уже в компьютере.

— Хорошо, — сказала она и встала. — Ивард, берись за руль и ложись на обратный курс. Скачок рассчитаешь сам.

Она прошла мимо шо-Ретвен, даже не поглядев на нее, и скрылась в коридоре.

Несколько часов спустя Монтроз опять пришел на мостик. Он с удовлетворением отметил, что капитан уже сидит в своем кресле и работает, а последовавшее за этим ироническое чувство вызвало у него улыбку.

Неужели он так легко привык к тому, что Маркхема больше нет? Не прошло и года, как тот сидел, долговязый, в капитанском кресле, и его белокурая голова, склоненная над пультом, вселяла в команду уверенность, что все идет как надо: Капитан работает.

Вийя бросила на него испытующий взгляд. Монтроз смекнул, что она во многом угадывает его чувства, если не его мысли, и сказал:

— Не странно ли, как охотно мы убаюкиваем себя чувством мнимой безопасности?

Она дернула головой — не поймешь, утвердительно или отрицательно. Видимо, это типично должарианский жест — Мандериан тоже так делает. Но это движение при всей своей небрежности не раздражало Монтроза так, как раздражали изящные, отработанные жесты Дулу высшего круга. От них всегда веяло снисхождением, ласковым терпением, и этому сопутствовала куча других нюансов, еще более язвительных для того, кто способен их разгадать.

— Нашей жизни в данный момент ничего не угрожает. — Она кивнула на переборку, за которой помещались двое бойцов Аркадского Десанта. — Их по крайней мере ничего не беспокоит. — Ее акцент от иронии усилился.

Монтроз уселся в кресло Локри, переплел пальцы и спросил:

— Ну и что же дальше?

— Возвращаемся на Арес, — пожала плечами она. — И там останемся, пока правосудие не свершится.

Локри. Монтроз сознавал, что у десантников есть уши на мостике — и как бы мило и предупредительно ни вели себя эти чистюли во время их странного рейса, стоит Вийе разделаться с их жучками, как они мигом примчатся сюда с оружием наготове. А босуэллов на таком маленьком корабле никто не носит: это попахивало бы заговором. Монтроз даже знать не желал, какая еще пакость может быть на вооружении у десантников.

Поэтому вслух он спросил что-то о новых сенсорах, которые Панархисты поставили на «Телварне» по просьбе Омилова, а сам набрал на своем пульте текстовое сообщение и перевел его на капитанский экран.

Ты по-прежнему намерена освободить Локри перед отлетом с Ареса?

Да, — появилось у него на экране. Вслух Вийя сказала, что часть оборудования оказалась ненужной, но когда-нибудь на Рифтхавене за нее можно будет выручить немалую сумму.

Тогда надо действовать быстро, — напечатал Монтроз. — Жаим сказал мне перед стартом, что Архон Торигана жмет на все педали, чтобы ускорить процесс.

Глаза Вийи стали еще темнее, рука напряженно повисла над пультом, и она ответила:

Тогда мы нажмем на свои педали, чтобы его оттянуть.

Монтроз кивнул. Брендон Аркад, ныне Панарх Тысячи Солнц. Если уж он не сможет отложить суд, то и никто не сможет. Но захочет ли он?

Вийя, должно быть, подумала о том же.

Надо узнать у Локри, как там все было на самом деле четырнадцать лет назад.

Я уже заставил его рассказать все, что он помнит.

Вийя кивнула, и на этом их разговор закончился.

Монтроз выключил пульт и встал. С рассказом можно подождать: путь им предстоит еще долгий, а десантники не могут быть повсюду и слышать все. Выходя, он прикинул, чем бы их отвлечь, — и улыбнулся, вспомнив о келли и эйя. Уж они точно придумают нечто незаурядное.

Мандериан проснулся от ослепительного света, пронзившего его сны, и нашарил в темноте пульт рядом с кроватью. Миг спустя светящиеся цифры показали время: 3.55.

Мандериан сел на краю койки, но не стал одеваться. Для последователей святого Лледдина в снах заключается истина, которую должно разгадать с помощью интуиции, открыв себя токам Единосущия. Он узнал разбудивший его свет — это были эйя, находящиеся совсем близко от него. Остальное содержание сна почти не требовало раздумий — это было предупреждение.

В крошечной ванной он пустил холодный душ под сильным напором, чтобы оживить кровообращение и стимулировать работу мысли, а уж потом оделся.

Выйдя из каюты, он чуть не столкнулся с Ивардом. Мальчик был в одних брюках, с какой-то ладанкой на длинной цепочке вокруг шеи. Ярко-зеленая полоска, навеки въевшаяся в его запястье, представляла резкий контраст с теплой смуглотой его кожи и рыжиной волос. Он подавил зевок и сказал:

— Вы не спите? Может, тогда покажете эйя Пожиратель Солнц? Они с чего-то психуют и не дают мне спать.

Мандериан поклонился в знак согласия, и Ивард, зевая во весь рот, поплелся в свою каюту, которую делил с келли. По пути он махнул рукой десантникам, выглянувшим из кают-компании. Спрашивая себя, как они могут жить вчетвером в помещении, предназначенном для двоих, Мандериан пошел на мостик.

Эйя ждали, мерцая фасеточными глазами. Действуя, как всегда, в унисон, они показали своими тонкими пальчиками: «Мы тебя видим» — и добавили: «Нивийя» (Еще Один, Который Слышит) — так они называли Мандериана. «Термин, а не имя», — подумал он, вспомнив недавнюю беседу с Вийей. Он очень мало говорил с ней после отлета с Ареса, но здесь она гораздо охотнее, чем на станции, делилась тем, что узнала от эйя. «Они различают нас, как отдельные существа, но никогда не поймут такой условности, как имена. Насколько я могу объяснить, они отличают одного от другого по заложенным в памяти образам, но и это не совсем точно. Помните, что в каком-то смысле они поддерживают постоянный контакт со своим ульем».

Мандериан прошел к пульту Иварда и отыскал изображение Пожирателя Солнц. Миг спустя он вывел его на экран — загадочный, зловещий, но по-своему прекрасный.

Эйя запрокинули головы назад под углом, невозможным для человека, и заверещали на высокой, режущей ухо ноте. Мандериан почувствовал, что они разочарованы. Их быстрых жестов он не узнавал. Еще миг — и они с поразительной быстротой покинули мостик, шурша тонкими ножками по обшарпанной палубе.

Мандериан снова выключил пульт. Что это были за жесты? Не те ли, что они разработали вместе с келли? Но что бы они ни говорили, они, похоже, так и не научились отличать изображение в реальном времени от записи. Они хотят вернуться к Пожирателю Солнц.

Он нахмурился, оглядывая мостик. Эйя — такие странные существа, и люди так мало о них знают. Их техника, в отличие от келлийской, не имеет никакого сходства с человеческой — это скорее искусство. Значит, творчество, по крайней мере в одной форме, им доступно. Что они, собственно, делают здесь, так далеко от своего мира?

Мандериан вышел. Корабль был невелик, и за углом он увидел эйя вместе с келли. Эйя семафорили что-то быстро-быстро — с людьми они такой скорости никогда не развивали. При этом присутствовал один из вездесущих десантников. Келли протрубили что-то в лад чириканью эйя, и Мандериан почувствовал, что воздух изменился — запахло чем-то вроде корицы и жженой пробки.

Дверь в лазарет открылась. Себастьян Омилов, стоя на пороге, наблюдал за этой сценой, озадаченно сдвинув тяжелые брови.

Эйя внезапно умолкли и устремились в каюту Вийи. Келли продудели нечто скорбное, как показалось Мандериану, и связующая сказала:

— Они говорят, их мыслемир хочет, чтобы они отправились к Пожирателю Солнц.

На это Мандериану нечего было ответить — да келли и не ждали ответа. Они удалились в свою каюту, и Омилов вздохнул.

— Выспались, называется. Разве это возможно, когда на уме столько вопросов?

— Может быть, воспользуемся щедростью нового Панарха и выпьем чашечку кофе? — предложил Мандериан.

Омилов ответил одним из расплывчато-вежливых жестов, которые у Дулу казались врожденными. Мандериан, не совсем уловив его значение, прошел в кают-компанию. Там было пусто. «Он знает, что я темпат, — подумал Мандериан, заказывая на пульте кофе. — Возможно, таким образом он дает мне разрешение слушать не только слова, но и чувства, которые скрываются за ними». Должарианец молча отнес чашки к паре кресел, выбранных Омиловым.

Некоторое время оба молчали, прихлебывая ароматный напиток, затем Омилов произнес:

— Когда я думаю об эйя, все наши определения интеллекта кажутся мне сомнительными.

— Да. У них нет письменности, нет политики, речью они пользуются в редких случаях, а к ремеслам можно отнести разве что это их макраме.

— Которое, однако, мы могли бы воспроизвести только с помощью сложнейшей техники. И они, кажется, разработали с келли общий язык — Ивард, по-видимому, тоже его понимает.