Маленькие путешественники - Адольф Бадэн

– Никто не должен выходить отсюда! – трагически воскликнул Лефильель. – Между нами находится волшебник, которого следует разоблачить!

– Обезьяна! Посмотрите на обезьяну! Что это она грызет? – заметил кто-то.

Все окружили Бенито, во время завтрака смирно сидевшего на спинке стула Франсуа. Но когда Лефильель протянул руку, чтобы посмотреть, чем он лакомится, капризное животное начало скрежетать зубами и плевать в лицо молодому человеку кусками синей бумаги, вместе с которыми у него изо рта вылетела еще одна – пятая монета, подхваченная на лету Лефильелем.

– Волшебник пойман! – торжественно провозгласил он.

Между тем Жан схватил Бенито и вытащил из его рта последний кусок синей бумаги, которая, по-видимому, служила оберткой пяти луидоров. Но откуда и каким образом достала обезьяна эти деньги? Ни мадам Поттель, ни ее жильцы не признали деньги и бумагу своими. Недоумение было всеобщим.

Внезапно Франсуа припомнил, как при прощанье на «Пелузе» капитан Гастальди сунул ему в руку синий сверток – с наказом передать его старшему брату, когда тронется корабль. Франсуа положил сверток в карман и тотчас же забыл о нем, увлеченный окружающим движением и шумом, а потом так ни разу и не вспомнил. Очевидно, проказник Бенито запустил лапу в карман мальчика и стащил его сокровище.

Когда все объяснилось, проделка Бенито принесла ему много похвал, и даже мадам Поттель решилась потрепать обезьянку по спине.

Итак, неожиданно все устроилось как нельзя лучше. Жан хотел ехать в Буфарик сейчас же, но уже было поздно; решено было переночевать в гостинице и отправиться на другой день в шесть часов утра. Лефильель, не изменивший своего решения посмотреть буфарикский рынок, намеревался ехать вместе с детьми и доставить их к дяде Томасу.

Условившись обо всем, Жан отправился с братьями на «Пелузу» – взять свое платье и попросить капитана Барбкотта передать его другу, Мариусу Гастальди, что все идет хорошо и что они, по всей вероятности, поселятся не в Алжире, а в Буфарике.

Вернувшись в гостиницу, к своему молодому другу, они вместе с ним пошли гулять по городу.

Лефильель повел их сначала в прелестный городской сад Маренго, долгое время служивший единственным местом для прогулок внутри города. Искусно разбитый, он расположен амфитеатром, так что из него открывается великолепный вид на море и цепь Атласских гор. Молодой человек рассказал детям, что двадцать лет тому назад вместо цветущих склонов и красивых аллей здесь были только пустыри и овраги, поросшие кактусами и агавами. Одному предприимчивому офицеру, начальнику военных ссыльных, пришла в голову счастливая мысль употребить досуг этих людей на превращение пустыря в роскошный сад. Фамилия офицера была Маренго; его именем и назвали сад.

– А что это за башня? – спросил Мишель, указывая на красивый минарет, видневшийся сквозь деревья сада.

– Это мечеть Сити Абдеррамана, одна из самых красивых мечетей Алжира, – отвечал Лефильель. – Хотите пойти туда?

– О, да! – воскликнул мальчик. – Мне так хочется посмотреть арабскую церковь.

Они вышли из сада и, повернув налево, скоро очутились перед мечетью. По обеим сторонам от входа, на каменных ступенях, в пыли, сидели полунагие дети и нищие в отвратительно грязных лохмотьях. Войдя в высокую дверь, разрисованную белыми и зелеными квадратами, Лефильель и мальчики поднялись по узкой и крутой открытой лестнице, приведшей их в коббу, род квадратной часовни, пол которой был устлан богатыми коврами. Посередине, на катафалке под балдахином, или – по-арабски – табу, возвышалась гробница знаменитого и уважаемого марабута[10] Сиди Абдеррамана Эль Чаби, в честь которого построена мечеть. Стены были увешаны знаменами, из которых некоторые, наверное, сопровождали в прежние времена алжирские войска в походах против христиан. Слева и справа от гробницы марабута находились не так богато украшенные гробницы, в которых покоился прах более или менее прославленных персон.

Кроме коббы, в мечети была еще другая часовня, поменьше и попроще, занятая в это время каким-то седобородым, мирно дремавшим стариком с огромной чалмой на голове. Компанию ему составляли две большие белые кошки, также весьма почтенной наружности. Конечно, посетители не посмели нарушить покой этой живописной группы и прошли прямо на ухоженное маленькое кладбище, расположенное в ограде мечети, на котором, однако, уже давно перестали хоронить правоверных.

Посреди могил возвышалось громадное рожковое[11] дерево, служившее также предметом почитания арабов, уверявших, что если съесть его листья с написанными на них магическими словами, то можно исцелиться от самой злой лихорадки.

Все эти подробности туземной жизни очень заинтересовали детей.

– Жаль, что вы завтра уезжаете из Алжира, – сказал Лефильель, – а то я показал бы вам еще много интересного. Но это мы осмотрим в другой раз, когда вы приедете из Буфарика. Теперь же становится поздно, и нам надо поспешить домой. Советую вам встать завтра пораньше, чтобы не опоздать на поезд.

Глава 8

На другой день ровно в шесть часов утра три маленьких Кастейра и их молодой друг уже сидели в вагоне третьего класса, полного арабов и кабилов[12], очень любивших быструю езду по железной дороге и часто переезжавших из одного места в другое просто ради удовольствия, доставляемого им поездкой.

Проехав около семи километров по берегу великолепного озера, поезд круто повернул к юго-западу, в знаменитую равнину Митиджа, плодородие которой, известное с древних времен, обеспечивало множество пересекавших ее рек и речушек. Буфарик находится почти на середине Митиджи.

Выйдя на станции, Лефильель и трое мальчиков отправились по длинной и широкой платановой аллее по направлению к городу, первые домики которого скоро показались среди садов, полных лимонных и апельсинных деревьев; дети были приятно поражены их нежным, мягким запахом.

– Не правда ли, трудно представить, – обратился к Жану Лефильель, – что этот чистенький, аккуратный городок прежде был самым нездоровым местом Алжира, так что его даже прозвали «кладбищем колонистов»?

Пройдя церковь, окруженную прелестной пальмовой рощей, они очутились на обширной площади, осененной развесистыми платанами, с низкими глиняными постройками на одном конце.

Площадь кишела народом, особенно выделялись красные плащи сипаев[13], наблюдавших за порядком. Торговля была в самом разгаре. В одном месте в беспорядке толпились быки и овцы, в другом – верблюды и арабские лошади, а еще дальше ревели мулы.

Маленькие Кастейра впервые видели верблюдов, и странный вид этих животных чрезвычайно поразил их; в особенности был изумлен Франсуа. Заглядевшись на невиданного зверя, он не заметил, как отстал от Жана, и ужасно испугался, когда, оглянувшись, увидал около себя только длинные ноги и мохнатые верблюжьи шеи. Бедный мальчик в страхе заметался во все стороны и отчаянно закричал.

Бедный мальчик в страхе заметался во все стороны и отчаянно закричал.

К счастью, Жан был поблизости; он услыхал крик брата и, растолкав добродушных верблюдов, добрался до него и увел с собой.

Скоро дети дошли до группы туземцев, завернутых в бурнусы и сидевших, поджав ноги, вокруг старика, который поддерживал огонь в маленькой жаровне. На ней были расставлены жестяные кофейники. Время от времени он подливал горячий кофе в овальные чашечки без блюдечек, которые держали в руках окружавшие его арабы, между тем как мальчик подавал им раскаленный уголь для раскуривания трубок.

Внезапно вся группа зашевелилась: в ее середину вошел какой-то странный человек с длинной палкой в руке и глиняным цилиндром, заткнутым с обеих сторон кусочками пергамента. Это был рави, или арабский сказочник. Присев на землю, он быстро выпил чашку горячего кофе, поданную ему стариком, и нараспев начал свой рассказ.

Детям, ни слова не понимавшим по-арабски, скоро наскучило смотреть на его жестикуляцию и кривляние. Лефильель, знавший арабский язык, сказал Жану, что их непонимание – небольшая беда:

– Иногда, когда рассказчик обладает живым воображением, он повествует о деяниях какого-нибудь героя; но по большей части они просто пересказывают волшебные сказки из «Тысячи и одной ночи» и известные восточные легенды.

– А что это за женщины в красной одежде и черных головных уборах? – заинтересовался Жан.

– Эти женщины всегда присутствуют на всех народных сборищах, особенно на ярмарках. Они занимаются всевозможными делами – гадают, избавляют от влияния дурного глаза, продают амулеты против всяких болезней… Это цыганки.

– Но где же дом дяди Томаса? – спросил Франсуа.

– Если не ошибаюсь, – отвечал Лефильель, – вот его маленькое кафе с зелеными ставнями – видите, там, рядом с новым караван-сараем[14].

Взволнованные предстоящей встречей с дядей, о которой их на время заставили забыть пестрые картины ярмарки, дети ускорили шаг и через несколько минут очутились перед кафе.