Возвращение «Пионера» - Шамиль Шаукатович Идиатуллин

– Это из пальца все, – сказал я. – Инн, мы точно знаем одно: надо ввести корабль в то состояние, в котором он был перед торможением. Для этого есть две причины. Первая: именно это состояние позволило кораблю совершить, скажем так, мягкое приземление. Вторая: ничего другого мы сделать не можем.

– А это можем?

– Можем, – твердо сказал Олег. – Ну попробуем как минимум. Сильно хуже не будет.

– Поняла? – спросил я. – Герой-пилот, суперпрофи. Из комы нас вытащил, из струны вытащил, из тюрьмы вытащил – думаешь, из подвала не вытащит?

– Олег за все берется смело, – продекламировал Олег с выражением.

– Что это? – спросил я.

– Неважно.

– Узнаю ведь.

– Ха.

– Ну тогда придумаю.

– Рискни жизнью, – сказал Олег, повозил затылком по спинке кресла и задремал.

Правильно, пусть отдыхает пока. Он двое суток толком не спал: мчался в Южинск, прочесывал хозтовары и прочие магазины, чтобы скупить все по списку Инны для производства боезапаса, тащил покупки в нашу полутюрьму и занимался, собственно, производством боезапаса вместе с Инной, потом выдергивал нас из хищной пасти. И ему ведь сегодня еще раз нас выдергивать. Спасать всех нас.

Грузовик сбавил скорость. Инна, прильнув глазом к микродырочке в брезенте, подняла руку, показывая, чтобы помолчали. КПП, понял я. Через несколько секунд машина снова прибавила ходу.

Я беззвучно выдохнул. Олег приоткрыл один глаз, помедлил и снова прикрыл. Инна не унималась:

– А если сможем, где окажемся? Ну вот ты куда бы больше всего хотел?

Я чуть не рявкнул на нее, чтобы ерундой не страдала, но тут же сообразил, что буду тогда последней сволочью. Инна с Олегом полночи собирали бомбочки и дымовушки, пока я на шухере стоял и время рассчитывал. И сегодня если бы она с бомбочками попалась хоть в туалете, хоть в коридоре или телефон подбросила бы не так филигранно, ни фига бы у нас не вышло. Олег сном успокаивался, а она – трепом на необязательные и несбыточные темы. Олега я поддерживаю, а ее нет, получается? Тогда я скотина, а не капитан.

– В будущее, – соврал я. – В настоящее будущее. Чтобы пионерлагерь на Луне, Великое Кольцо, экскурсии по Марианской впадине, все живут до трехсот лет без болезней и никакой полиции, капиталистов и войн.

– А тебе в таком мире понравится?

– В таком – понравится.

– Но такого же не будет, – осторожно сказала Инна. – Будущее всегда другое. Даже твое будущее, которое ты сегодня лично готовишь, завтра совсем не такое, как ты ждал. А если чужое, в которое мы прыгнули еще через тридцать шесть или сто тридцать шесть лет… Ну, оно чужое и будет.

– Ну не как это.

– Чем дальше, тем больше, – совсем мягко сказала Инна. – Тут с нашим временем как раз многое похоже, а через пару лет совсем похоже будет. И нам бы это совсем не понравилось.

– Ты ж сама рассказывала про этих, как их, прогрессоров, которые меняют чужой мир так, чтобы нравился.

– Так мы наоборот, регрессоры.

Я подался к Инне, подумал и спросил:

– Ты правда так думаешь?

Она развела руками.

Я еще подумал и решил не ругаться. Просто сказал:

– Ну и ладно. Все равно никто не даст нам избавления, кроме нас. Раз уж этот мир тоже наш. Хотя другого-то все равно нет, придется ограничиться этим.

– Или Великим Кольцом.

Я засмеялся и неожиданно для себя выболтал:

– А в итоге нас кэ-эк забросит в какой-нибудь двухтысячный год – и лыко-мочало.

Инна перестала улыбаться, внимательно рассмотрела меня и спросила:

– Почему двухтысячный?

Я попыхтел и признался:

– Обухов объяснял, не помнишь? Полеты быстрее скорости света невозможны, струны, червоточины, проколы пространства-времени, ну и прочие фантастические штуки в нормальную земную физику не вписываются. Поэтому с точки зрения формальной земной физики мы сейчас находимся не только в этих креслах в две тысячи двадцать первом году, но и в «Пионере» в восемьдесят пятом, и перед мордой кометы тоже, и в струне с восемьдесят пятого по две тыщи двадцать первый. Такие, знаешь, размазанные и разобранные на кадрики, как в кинопленке. В каждой точке – по кадрику, а точка сборки пока здесь. Но это с точки зрения земной физики случайность, которая может раз – и измениться. И мы пересоберемся уже на краю Галактики. Или перед комой Галлея. Или на первом подходе к нити.

Я поежился, чтобы прогнать щекотку из запястий и горла, но все равно едва успел поймать себя перед опрокидыванием в туманно-серое клокотание и синюю кристаллическую бездну за ним – как в последний момент хватаешься за край стола, заигравшись с балансированием на двух ножках стула.

Инна отчаянно смотрела на меня поверх пальцев, которыми вцепилась в щеки.

– Ты чего? – спросил я.

– Линарик, пожалуйста, давай туда, а? Давай в двухтысячный. Или в девяностый. Или восемьдесят пятый. Ну пожалуйста.

Я хотел напомнить, что от меня-то тут ни фига не зависит, я земной физикой ни разу не заведую. Инна прошептала:

– Там мама и папа. Живые.

И я не стал ничего напоминать. Просто закрыл глаза, сглотнул и небрежно сказал:

– А совсем классно еще лет на десять пораньше. В семьдесят пятый, например. На минутку хотя бы.

Небрежно не получилось. Губы поехали, и я придавил их ладонью.

Инна обняла меня. Я ворохнулся, чтобы избавиться от этого сочувствия, нужно оно мне очень, но передумал. Нужно. Сочувствие всем нужно, наверное.

– Теперь-то я точно сделаю так, чтобы мы хоть куда-нибудь долетели, – неожиданно сказал неспавший, значит, Олег. – Чтоб, значит, откуда-нибудь вылететь. Если, конечно, прямо тут…

Я толкнул его локтем. Ни к чему было Инне про «если, конечно» знать.

– Ты, если локтем двигаешь, сперва отстраняйся, – сказала Инна, отвесила мне легкий подзатыльник и отпустила. – Вы про самоликвидацию, да?

– Ну почему сразу про самоликвидацию, – начал я, лихорадочно прикидывая, насколько Инна в теме.

Полностью, блин.

– Я ж инструкцию читала, – напомнила Инна. – Три-пять, попытка нештатного запуска двигателя в атмосфере и на орбите, три-два, использование корабля в качестве средства поражения превосходящих сил противника. План «Хэ», как Линар говорил. Я готова.

– Три смелых камикадзе охотились в лесах, – сказал Олег. – Давайте сперва полетать попробуем, а вот если не получится… Кстати, народ. А мы точно сделали все, чтобы тут договориться? Ну ладно, с этими ментами не получилось. Попробовали бы с другими. Не все же здесь полицаи и изверги. Денис вон нормальный, Всеволод этот.

Был бы он нормальным с нами, кабы до него менты не докапывались, подумал я, а Инна ласково добавила:

– Арина.

Я сделал вид, что не обращаю внимания, Олег тоже:

– Потомки же наши, считай. Примерно как мы. Неужто им космос не нужен? Мы бы им подарили. Героями бы стали – и мы, и они.

– А они просили? – уточнил я, набухая злобой, и вдруг засмеялся.

Экипаж смотрел на меня. Я подумал и принялся рассказывать:

– Мне бабушка в детстве сказку читала, вспомнил чего-то сейчас.