Повелительница снов - Ирина Дедюхова

ХОЛОД ВЕЧНОСТИ

Совершенно несчастная она шла сырым утром по Москве, душа ее тосковала. Ничего она не смогла. Иванова она, конечно, больше не увидит. Она почему-то не может больше его видеть, с ним она теряет себя. Он решил, что ей надо от него только это, будто с панели привел…

Вдруг, как удар током, ее пронзило чувство стыда, раскаяния, неожиданно на нее начали катиться мутные волны времени. Она остановилась посреди улицы, растирая виски. Какой-то ранний прохожий участливо спросил о самочувствии, видно, ее бледное перекошенное лицо испугало его. Варьке было действительно больно, пожалуй, так больно ей еще не было ни разу. Ледяной холод сковал сердце. Осторожно ступая, она мелкими шажками продвигалась к метро. Нет, не зря она так хотела увидеть Иванова. Не зря было ее унизительное рабство… Каким-то образом она все же смогла отторгнуть, изъять тот, касавшийся ее, фрагмент. До того как потерять сознание, Варя успела дойти до метро в гаснущем для нее настоящем и сесть в вагон, даже не взглянув, куда он направлялся. Немногочисленные ранние пассажиры видели юную девушку в мешковатом зеленом пальто, мирно спавшую на сидении у поручня.

…В тот миг она увидела себя сероглазым юношей, почти мальчиком, у ног великого владыки с позолоченными ногтями и ступнями, окрашенными хной. Она не могла видеть его лица, потому что цепь, продетая сквозь ошейник, не давала приподнять головы. И все же она попыталась поднять голову, ей почему-то очень надо было увидеть его глаза… Но, даже напрягая все мышцы, она увидела лишь огромные перстни на правой руке повелителя. Она твердо знала, что там, где заканчивались мраморные ступени, сидит Саша. Всплеск теплого чувства, которое включало в себя доверие, любовь, надежду на жизнь, на спасение мгновенно пронизало все ее существо. Но рядом с юношей стеной стояли какие-то мрачные бородатые люди в длинных темных платьях. От них веяло смертью, сердце сжимал страх, и по занемевшим членам пульсировала боль, которую причиняли хитроумные узлы ремней из сырой кожи… Задыхаясь, она слышала страшные слова. Она ждала, что он — могущественный и властный прервет их, он встанет и скажет, что это не так, ведь это не так! Но он молчал, и приговор, вынесенный жрецами, был произнесен вслух в этом зале с колоннами, увитыми цветами…

Это была не просто смерть, это была действительная, окончательная смерть. И она стояла рядом, хотя вокруг было столько жизни. В саду пели птицы, а на яшмовых плитах пола грелись в солнечных лучах дворцовые кошки. Древние знания, доставшиеся нынешним жрецам при разграблении храмов покоренного народа, жившего когда-то в низинах реки, пригодились им только в одном — теперь они знали тайну пыток и убийства самой Души. Им было мало просто убить человека, им надо было навечно стереть его имя из Книги Создателя. По скользким каменным ступеням она спускалась за юношей вниз вслед за стражниками, все еще надеясь, что Саша… Мысленные заклинания юноши к тому, кого она знала как Сашу, проносились сквозь ее Душу, объятую ужасом. Сама ее Душа вопила, потому что через мгновение она могла навсегда утратить свое свечение. Нет, такого не случится! Он, конечно, все-таки придет! Но время уходило золотыми песчинками сквозь пальцы, дважды приходил стражник с просьбой скорее закончить письмо, иначе он не успеет его вынести, а надежда все не гасла… Она затихла, перестала мучить эта глупая надежда, колоколом бившая в сердце, только тогда, когда гулко раздались шаги спускавшихся в подземелье жрецов. Нет, спутать их нельзя было ни с кем, потому что с первой ступени они затянули хором начало заклинания, и Душа, почувствовав ловушку, содрогнулась. Но пока они не свернули в его коридор, стражник успел сунуть мальчишке в руку крошечную пастилку змеиного яда…

Это было твое милосердие? Твое спасение, украдкой вложенное в руку? Холод, только страшный холод кругом, в сердце, в душе…

Варя медленно приходила в себя, оттирая лицо, залитое слезами. "К чему теперь слезы?" — думала она, и перед ее глазами вставала последняя панорама подземелья, унесенная ее Душой в глубины времени. Она таила в себе не только бесконечную печаль, но и какую-то неясную загадку, оставшуюся от той жизни, так и не разгаданную в свое время. Но это была уже не ее загадка, и ее разгадка теперь была уже ей ни к чему.

… Растерзанный до мяса стражник и тусклый мерцающий свет факелов… Голова мальчика со слипшимися в смертном поту волосами почему-то лежит на коленях владыки, на его украшенном богатой вышивкой платье. Короткие пальцы в перстнях нежно прикоснулись к щекам с юношеским пушком, а на лбу мертвеца бриллиантом горит единственная горькая слеза правителя…

Перед ее отъездом из Москвы он позвонил. В путаных выражениях он пытался сказать, что не хочет, чтобы она уезжала от него с неприятным чувством. Варя совсем не хотела ни говорить с ним, ни слышать его объяснений. Неприятным чувством? Да она с трудом удерживается, чтобы его не убить! Она все ночь думала только над тем, как вернее его убить, окончательно! Она все-таки решила этого не делать только из-за родителей, которых бы очень огорчила мысль, что они вырастили дочь-убийцу. А сейчас этот субъект дрожащим голосом просит о свидании, шепчет, что он, наконец-то все понял… А вилку в горло не хочешь? У Варьки был и такой план, она ночью даже заточила для этого гостиничный столовый прибор. Он видно понял, что эта ночь положила конец ее рабству, ее добровольной кабале. Теперь он вновь хочет ее вернуть. Но отчего бы ему просто не повернуть время? Он вечно хотел восседать на своем троне и судить настоящее с той, давно исчезнувшей вершины. Бог в помощь! Но без нее!

Странно, но ее чувство, которое она теперь испытывала к Саше, было не только определеннее, но и гораздо противоречивее. Горечь, презрение, желание покончить с этим раз и навсегда делили ее душу с жалостливой нежностью… Ведь он все-таки спас тогда ее душу, и все изменилось с течением времени вокруг. Они теперь совсем не те люди, что были когда-то давно так мучительно дороги друг другу. Нечего им нынче делить… С теми, чьи тени заполняют прошлое, нет будущего…

Вот и чудесно! Вот поэтому она ничего больше не желает знать об Иванове. Пускай живет, гад! Еще хуже него живут. Но фрагментарная передача, говорил ей бритый, предполагает некую завершенность, возврат какой-то части выхваченного фрагмента. Поэтому Варя знала, что, не смотря на все ее почти физическое нежелание последующих встреч с Сашей, они будут против ее воли происходить в самое неподходящее для нее время.

Варя вернулась в свой город. Она потихоньку втянулась в учебу и в свою будничную жизнь. Два раза, приезжая на каникулы из Москвы, Иванов еще приходил к ней домой, пытаясь добиться с ней встречи. Но она не открывала ему двери. Униженно просил он впустить его для каких-то запоздалых объяснений. Один раз даже он приволок с собой Клевкина, заставив и его просить об аудиенции. Хотя Варя ничего не имела против Клевкина. Он иногда ей звонил. Но сейчас через запертую дверь она крикнула им, что видеть их совершенно не желает, что она больна ужасно заразным гриппом, что ей необходимо лежать в постели. После этого Иванов надолго оставил ее в покое. Радости от этого было немного, Варя знала, что их последняя встреча еще впереди, что от этого ни ей, ни ему не уйти.