На вершине власти - Владимир Гриньков

88

Амира оказалась в ловушке. Хомутов распорядился не выпускать ее из президентских покоев ни под каким предлогом, и охрана это распоряжение выполняла неукоснительно. Девушка не позволяла больше предателю приблизиться к себе и не скрывала своей ненависти, но Хомутов все еще на что-то надеялся. Ему хотелось внушить ей мысль, что бессмысленно упрямиться, если уж один раз они были вместе, почему бы и не продолжить в том же духе – но что-то его удерживало от этих слов, он вздыхал и в одиночестве удалялся в свою спальню.

В первые сутки своего странного заточения Амира отказывалась от пищи, но затем, поразмыслив, изменила свое решение, хотя и никогда не садилась за один стол с президентом – ей накрывали отдельно.

Можно было бы отпустить ее, но Хомутов не мог заставить себя сдаться. Он не знал, что смерть, от которой его стерегла многочисленная, до зубов вооруженная охрана, находилась рядом, до нее можно было дотронуться рукой. Все давно было бы кончено, но Амиру и необходимое ей оружие разделяли два десятка шагов, несколько дверей и все та же президентская охрана, единственное непреодолимое препятствие. Она получила то, что хотела, – приблизилась к предателю так близко, как не могла и мечтать, но именно тогда, когда цель была рядом, не было возможности сделать последний шаг.

В одну из ночей Амира неслышно пробралась в президентскую спальню и долго стояла у изголовья огромной кровати. Предатель, совершенно беспомощный сейчас, спал, ничего не чувствуя и не слыша. Достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него – но Амира не могла справиться с этим человеком. За минувшие дни, не надеясь на то, что ей удастся добраться до спрятанного в медицинском блоке пистолета, она обшарила в поисках подходящего оружия комнаты, которые теперь стали ее жилищем, но не нашла ничего – не было даже ножа или ножниц, и это ее чрезвычайно раздосадовало. Однако, стоя над распростертым перед нею, погруженным в глубокий сон человеком, Амира вдруг нашла выход – все оказалось просто, и она вновь почувствовала, что ее ведет более высокая воля, чем ее собственная.

Первым порывом было – осуществить замысел сейчас же, не теряя времени, но трезвый рассудок взял верх над чувствами. Она поняла, что все испортит, если будет торопиться, и ушла к себе.

Проснулась она еще до рассвета, услышав сквозь сон шаги. Кто-то неразличимый в сумраке прошел мимо открытой двери ее комнаты. Амира выглянула – это был Хусеми, стремительно направлявшийся в президентскую спальню. Прежде чем скрыться в ней, он оглянулся, и Амира почувствовала, как он встревожен. Должно быть, случилось непредвиденное, если секретарь решился разбудить президента, не дожидаясь наступления дня. Отступив в свою комнату, Амира вдруг поняла, что вот и наступил тот момент, когда она сможет осуществить задуманное. Сейчас будет не до нее, и она успеет все приготовить к следующей ночи, которая станет последней для предателя.

Подойдя к окну, выходившему во внутренний дворик, она выглянула осторожно. В предрассветных сумерках покачивались верхушки олеандровых кустов, было пустынно и тихо. Она знала, что, в отличие от окон фасада, стекло здесь не бронированное, обычное, разве что чуть потолще. Взяв обитую красной кожей скамеечку для ног, Амира несильно ударила ею в створку окна. Стекло рассыпалось со звоном, прозвучавшим как гром. И почти сразу внизу, среди кустов, метнулась тень и кто-то приглушенно окликнул ее:

– Что случилось?

Амира хотела отступить в глубину комнаты, но тут же поняла, что замечена кем-то из наружной охраны. Прятаться смысла не было. Она выглянула из окна и произнесла, как бы извиняясь:

– Я по неосторожности выдавила стекло. Мне очень жаль.

В это время глаза ее уже жадно ощупывали подоконник, выискивая осколок нужных размеров. Найдя, она поспешно спрятала его в дальнем от окна углу, и на миг расслабилась, поняв, что успела все сделать как решила. Позже сюда явится человек из обслуги, осколки уберут, и никто не заметит, что одного не хватает. Обнаружится это только завтра, когда предатель будет мертв. Любопытно – слышен ли был звон стекла в президентской спальне?

Но Хомутов ничего не слышал. Он спал мертвецки и проснулся от того, что кто-то встряхнул его за плечо – коротко, но решительно. Поднявшись на локте, он сонно спросил:

– Кто здесь?

– Это я, – отозвался Хусеми. – Вы позволите включить свет?

– Давай, – Хомутов до хруста в костях потянулся.

Щелкнул выключатель.

– Что случилось? – поинтересовался Хомутов, щурясь.

– Большие неприятности.

Глаза Хомутова привыкли, наконец, к свету, и он увидел, что Хусеми смертельно бледен. Сонливость как рукой сняло, он хотел поторопить секретаря, чтобы тот говорил все как есть, но не успел, потому что Хусеми уже обронил, словно гири, страшные слова, глядя, однако, прямо в глаза Хомутову:

– Бахир уже знает, что вы – не Фархад.

Хомутов задохнулся, оскалился на миг, как загнанный зверь, и несколько секунд мысли его метались в полном беспорядке.

Когда к нему вернулся дар речи, он смог произнести лишь одно:

– Что за чушь?

И пока он это выговаривал, натягивая на лицо привычную маску, к нему пришло понимание: произошло что-то страшное, он погиб. Хватаясь за соломинку, он нелепо проговорил:

– Но ты-то знаешь, что это ложь?

На это Хусеми ответил лаконично:

– Вы действительно не товарищ Фархад!

– А кто же я, по-твоему? – потрясенно спросил Хомутов.

– Не знаю. Не хочу знать.

89

Бахир считал себя человеком осторожным, поэтому и разговор с Хусеми начал издалека. Разговор этот не был случайным – по приказу полковника один из его заместителей передал Хусеми приглашение приехать в министерство обороны для передачи некоторых крайне важных документов, и здесь, в министерском коридоре, Бахир якобы случайно столкнулся с секретарем. Полковник приветствовал его с особым радушием.

– Рад, рад видеть! Не частый гость вы у нас, уважаемый Хусеми!

Хусеми ответил улыбкой, пожал плечами, давая понять, что работа поглощает все его время, это не нуждается в пояснениях, и Бахир, похоже, понял его, кивнул, соглашаясь:

– Да, дел много, дорогой друг. Их и не может быть мало, когда находишься рядом с таким блестящим политиком, как товарищ Фархад.

«Опытный льстец, – подумал Хусеми равнодушно. – Одним комплиментом – двух зайцев».

– Мы все стали работать гораздо напряженнее в последнее время, – добавил Бахир. – Товарищ Фархад ставит перед нами все новые и новые задачи.

Министр постепенно увлек Хусеми в свой кабинет, и не успел секретарь опомниться, как адъютант уже разливал в пиалы пахучий чай. Хусеми взглянул на часы, Бахир перехватил его жест, улыбнулся в усы:

– Я не думаю, что отниму у вас много времени. У каждого – свои заботы, не так ли?

Хусеми кивнул.

– Вы выглядите утомленным, – заметил полковник.

– Почему же? Я не сказал бы, что нуждаюсь в отдыхе.

– Но ведь ритм деятельности правительства изменился. Разве вы не заметили?

– Нет. Мне так не кажется.

– Но все же перемены есть.

– Какие же?

– Не знаю. Затрудняюсь объяснить.

Хусеми отпил глоток чаю.

– Товарищ Фархад строит работу по-новому, – Бахир взглянул на секретаря с почтением. – С вашей помощью, разумеется, дорогой Хусеми.

– Я лишь один из множества.

– Ваша скромность известна всем, как всем известно, что именно вы планируете рабочий день президента.

– Главное он намечает сам.

– И в последнее время – в большей степени, чем прежде.

Бахир произнес это так, что осталось неясным – то ли он утверждает это, то ли задает вопрос, но в его интонации Хусеми уловил нечто, что встревожило его. Он поднял глаза на министра, но тот умиротворенно прихлебывал из пиалы, и Хусеми решил, что ошибся. Наконец Бахир отставил пиалу и пожаловался:

– Времени катастрофически не хватает. Через неделю – доклад у президента, предстоит еще во многом разобраться. Наши аналитики работают круглые сутки.

Хусеми перебрал в памяти наметки на ближайшую неделю: да, действительно предстоит встреча с министром обороны.

– Я думаю, вы успеете к сроку, – сказал он. – Так бывало всегда.

– Работать с вами истинное наслаждение, – улыбнулся Бахир. – У вас для каждого найдутся слова одобрения.

Хусеми отставил пиалу, поднялся.

– Не буду более задерживать, товарищ министр.

– Ну что вы, для меня большая честь – принимать вас у себя. Я чувствую, что нам предстоит работать вместе долго и плодотворно.

Бахир проводил секретаря президента до дверей, оставалось лишь пожать руки, но внезапно полковник, как бы невзначай, уронил:

– А все-таки стоит поразмыслить, отчего так изменился товарищ Фархад…

– Что вы имеете в виду?

– Общее, знаете ли, ощущение. По-моему, это началось после покушения по дороге из порта.

– Не могу судить, не замечал, – отвечал Хусеми, поспешно покидая кабинет министра.