Браслет из города ацтеков - Екатерина Лесина

Днем мы возобновляли продвижение. Упорство и успех постепенно передавались и нашим союзником, число которых росло. Так, понемногу вступили с нами в союз Истапалапан, Уицилопочко, Кулуакан и Мискик. Они поставили свежие силы, каковые были весьма и весьма нам необходимы.

С ними продвижение по дамбе продолжилось. То и дело мы брали небольшие святилища идолов, дома и другие постройки, множество мостов. Сколько ни устраивал враг проломов и промежутков, мы тщательно заполняли их необожженным кирпичом и бревнами из только что захваченных строений. Близость цели придавала сил, и вот наступил день, когда труды наши увенчались успехом: подступы к самому городу открылись, ибо мы могли покинуть дамбу и ступить на сам остров.

Тогда Куаутемок испробовал последнее средство. Две ночи напролет производил он отчаянный штурм всех трех дамб, а когда тем не менее ничего не вышло, он на третий день все свои силы сосредоточил на нас. Разгорелся небывалый бой. И ярость наступления была такова, что мы едва не дрогнули и готовы были бежать, однако появление бригантин вновь позволило отбросить мешиков. Перебито их было великое множество, а четверо особ знатных взяты в плен. В ту ночь мы поняли, что безумный план наш удался. Вот-вот падет Мешико, подобно перезревшему плоду, в руки Кортеса. И опьянило предвкушение победы. Усталые, но счастливые, легли мы спать.

А проснулся я уже в лесу, плененный дикарем Тлауликоли по прозвищу Ягуар. И о том, что произошло дальше, не знаю. Хотя верю: Господь Бог ниспошлет победу Кортесу.

– Ниспошлет, – ответил мне Ягуар. – Я бы не ушел, будь у города хоть малый шанс.

Теули забирали жизни. Десятками и сотнями, отравляя воздух смрадом сгоревшего пороха. И случалось так, что многие тела не получалось вынести с поля боя. Они тонули в водах озера и гнили на берегах его, они разлагались, поили ядом и землю, и воду.

Пустели улицы Теночтитлана. Все меньше оставалось тех, кто способен был держать оружие. Однако сердца людей полны были отваги. Но что могли сделать они малым числом против объединенной армии? День за днем приближалась наша гибель. Шаг за шагом захватывал враг пути, сжимая город в кольцо.

И вот наступил миг, когда Малинче прислал своих людей с предложением сдаться.

– Прими мир, – сказали они Куаутемоку. – Прими мир и сохрани город. Твои воины хотят есть и пить. Твои запасы иссякают…

Это было верно, потому как теперь бригантины и лазутчики тлашкальцев плотно осадили Теночтитлан, не пропуская ни одной лодки со съестным. А водопровод был разрушен в самом начале осады, и всем приходилось довольствоваться дождевой водой. Из всех колодцев Теночтитлана лишь в трех была вода, годная для питья.

Передали послы Куаутемоку и письмо, которое гласило:

«Пусть Куаутемок, которого Кортес любит как родственника великого Мотекосумы, поверит, что ему, Кортесу, жаль совершенно уничтожить великий город. Пусть он покорится, и Кортес обещает ему выхлопотать прощение и милость Его Величества. Пусть Куаутемок откажется от дурных своих советчиков, жрецов и проклятых идолов. Пусть смилуется он над несчастным населением столицы, изнемогающим от голода и жажды».

Сердце моего друга исполнилось гнева, но, несмотря на молодость, был он мудр и велел созвать совет, на который пригласил военачальников и жрецов. Им и зачитал он послание и предложил высказаться каждому.

– Нам не удастся удержать город. И предложение это – шанс спасти многие и многие жизни, – так сказал Куаутемок. – Потому поступлю я так, как велите вы, ибо не может один человек своим решением обречь иных на гибель.

Долго молчали люди, и нарушил это молчание старейший из жрецов:

– Ты наш повелитель, и власть тебе дана не напрасно: честно и мощно правил ты нами. Конечно, мир – великое, славное дело. Но вспомни, с тех пор, как иноземцы пришли в нашу страну, не было ни мира, ни удачи. Вспомни, какими милостями осыпал их твой дядя, великий Мотекосума, и что же за это он получил?! Как кончил он, все его дети и родственники? Сперва погиб Какамацин, король Тескоко, а затем – касики Истапалапана, Койоакана, Тлакопана и Талатсинго?! Где ныне богатство наших стран?!

Молчал Куаутемок, и нельзя было прочесть по лицу его, рад ли он ответу подобному или же нет. Но продолжил старейший:

– Ведомо ли тебе, что множество жителей Чалько, Тепеака и Тескоко клеймили раскаленным железом как рабов?! А посему не пренебрегай советом наших богов, не доверяйся словам Малинче. Лучше с честью пасть в борьбе, нежели покориться и стать рабом.

Один за другим вставали советники. Были они единодушны в принятом решении.

– Если таково ваше мнение, – воскликнул взволнованный Куаутемок, – то пусть будет по сему! Берегите запасы. И ни слова более о сдаче и мире!

После совета он призвал меня и рассказал о своем плане.

– Им нужно золото, земли и рабы. Но в наших силах сделать так, чтобы они не получили желаемого. Потому, друг мой, я попрошу от тебя больше, нежели позволено. И пойму, если откажешь ты.

– Моя жизнь – в руках твоих, – ответил я.

– Ты возьмешь столько воинов, сколько пожелаешь. Соберешь золото, драгоценные камни и свитки, которые отберут жрецы. Ты поведешь их к Ушмалю.

– Этот город проклят.

– Теули пойдут повсюду. Наши земли не насытят их, лишь ненадолго задержат. Скоро падут прочие города, а все люди, живущие здесь, станут рабами. Таков конец мира. Не ягуары пожрали его, не великаны, но белые люди со знаком креста.

Он показал мне карты, которые получил от отца, а тот – от деда и прадеда. Путь был далек, и я сразу понял, что сложно будет нам добраться до затерянного города.

– Напои духов кровью. Пусть сберегут они то, что осталось от мешиков. Я же напою теулей.

На сборы ушло три дня, за которые теули дошли до берега и обосновались у стен Теночтитлана. Многие сокровища собрал Куаутемок, а среди них – бесценные свитки, которые он спрятал внутри статуи Уицилопочтли и велел мне беречь паче всего. И я сберегу их, исполнив последнюю волю не повелителя, но друга.

Собирая нас, он собрал и войско, призвав каждого, в чьих силах было держать оружие. Старики и дети, воины молодые и умудренные опытом, раненые и больные, все те, кто желал честной смерти.

Я знаю, что, пропустив нас, он обрушит этот последний удар на теулей, чем свяжет их и выиграет время. Когда же Малинче одержит победу, то увидит он, что желанное сокровище ушло. Но вряд ли сумеет найти наш след.

А может, случится чудо, и боги смилостивятся, позволив нам одолеть иноземцев[4].

Если же не случится, то я знаю, что увидит Малинче, войдя в город.

Мертвецов. Их сотни и тысячи. Они лежат в домах и на улицах, на крышах и площадях, порой друг на дружке и так, что пройти, не ступая по телам, невозможно. Одни погибли от ран, другие – от голода или жажды. Третьи отравились, испив воды из колодцев…

Увидит он сломанные копья и стрелы. Ободранные стены, потому как, не имея иного пропитания, многие ели мел или же грызли дерево. Я сам ловил ящериц и мелких птиц, отдавая пойманное, чтобы продлить жизнь Куаутемока. Ел же старые шкуры и червей, что заводились в трупах. Многие же, отчаявшись, грызли соленую землю. Но не было слез в глазах наших женщин. Молча прятали они мертвых детей в колыбелях и молча же шли на стены, желая мести.

Тебя не было в том городе, теуль. И никогда не будет. Но поверь, что отныне Теночтитлан не менее проклят, нежели Ушмаль.

Молчал я. Ибо не было оправдания подобному. Мы воевали с именем Бога. А вышло, что измазали это имя в грязи и крови. Ни одна молитва, ни одно покаяние не очистят рук моих.

А черной душе – черную смерть.

Но что меняли мои мысли? Ничего. Мы шли. Лес становился плотнее. Лианы связывали деревья, образуя сеть, пробиваться сквозь которую приходилось с превеликим трудом. Мы то и дело останавливались, отдыхали, пока пленные индейцы и воины Ягуара расчищали путь.

Однажды, когда широкий клинок нанес лесу новую рану, тот отозвался могучим рыком. И пленный выронил оружие, упал на колени, заслонив голову руками. Поначалу я не понял, чего именно он испугался, а после разглядел в сплетении теней гибкое тело зверя. Был он огромен и силен, со шкурой золотой, украшенной пятнами, будто темными алмазами.

Длинным прыжком он оказался рядом с человеком. Раздулись ноздри, втягивая аромат, раскрылась пасть. И снова рев ягуара оглушил нас.

Всех, кроме Тлауликоли.