Грозные годы - Джурица Лабович

— Слушай, ты, — проговорил взводный, и глаза его засверкали, — если ты еще хоть раз сравнишь мои усы с зоопарком или с каким-то там инкубатором, я с тобой шутить не буду! Ты зачем сюда пришел, а?

Пулеметчик Загора только небрежно отмахнулся и продолжал:

— Чего ты, ей-богу, сердишься? Как будто я хочу что плохое сказать о твоих усах. Никаких дурных намерений у меня нет: я просто кое-что сравниваю. Вот, например, есть такая страна — Африка, в ней водятся всякие там тигры, львы и другие опасные звери. Почему не живут у нас тигры и львы или, например, змеи по пятнадцать метров длиной? Совершенно ясно почему: Африка — жаркая страна, тропический климат и непроходимые джунгли создают все условия для развития животного мира. Размножаются носороги, воют гиены, лязгают зубами крокодилы на берегах ее рек. А все из-за жары и непроходимой чащи, где на деревьях живут и обезьяны. По-научному это все называется джунгли.

— Ну и что? Зачем ты это мне говоришь? — спросил взводный. Мрачное предчувствие охватило его.

— Потому, браток, — без колебания ответил Загора, — что с усами дело обстоит так же. Вошь — маленькая зверюга, но без чащи нет ей жизни. Заберется она в твои усы, как тигр в джунгли, там для нее и будет сущий рай... А тут человечество пропадает от сыпняка, и революция теряет своих борцов.

Лицо взводного уже пылало от едва сдерживаемой ярости. Наконец он взорвался:

— Слушай, ты, убирайся! Ты что, оскорблять меня пришел? И не друг ты мне больше! Видеть тебя не хочу!

— Эх, — вздохнул Загора, — я ж к тебе, брат, с самыми лучшими намерениями пришел. Приказ для всех, и тебе его тоже придется выполнять.

Но взводный уже не слышал его. Он собрал патронташи и, отвернувшись от пулеметчика, буркнул:

— Уходи!

— Сбрей их, и дело с концом! — плюнул Загора.

Взводный повернулся к нему с искаженным лицом:

— Что сбрить?

— Да усы!

— Мои усы?

— Да твои, не мои же!

— Никогда!

— Приказ пришел!

— Меня не касается.

— Силой заставят.

— Это мы еще посмотрим! Убирайся!

Загора почесал в затылке, растерянно посмотрел на него и тихо пошел назад. Взводный метнул ему вслед яростный взгляд и смачно выругался.

Весть о том, что надо сбрить усы, поразила Чутурило как гром среди ясного неба. Он кинулся в хатенку, отбросив патронташи, и упал на кучу соломы. Еще немного — и он зарыдал бы. Чтобы он сбрил усы? Усы, которые он так берег и холил, на которые так рассчитывал? Да разве кто-нибудь Имеет право требовать это от него? Он мял под собой солому и ругался шепотом. Нет, это у них не выйдет! С какой стати, позвольте вас спросить, сбривать усы? Зачем это? Может, он их содержит не в порядке? Может, они воняют? Или в них что-нибудь завелось? Ну погодите же! Ни за что ни про что — взять да и сбрить усы! И что же, что сыпняк? При чем здесь его усы? Кто виноват, тот пусть и бреется. И он тоже за это. Разве не он еще когда говорил, что грязные усы нужно сбривать? Если уж усы, так пусть будут усами. Зачем же тогда такой приказ? Э нет, он на это не пойдет, пусть его хоть режут!

Чутурило вскочил с соломы и с решительным видом направился к лагерю. Он был готов защищать свои усы как важную высоту от неприятеля.

А Загора в это время уже пришел к своим и начал рассказывать им о том, что случилось.

— Товарищи, да он скорее жизнь отдаст, чем свои усы сбреет. Я ему все так хорошо объяснил, и ничего. Такую агитацию перед ним развел! Бесполезно. Полагаю, быть беде.

— Ей-богу, так и будет! — ужаснулся парикмахер Заморан и застыл с бритвой в руке. — Я боюсь ему на глаза показаться.

Все присутствующие поняли, что из-за усов взводного их ждут большие неприятности. Они знали, что он способен на что угодно. Повар Теодосий стянул с ветки сушившуюся козлиную шкуру и в волнении стал размахивать ею.

— Он кого-нибудь убьет из винтовки, — говорил при этом повар. — А я вот что думаю: по-моему, мы все должны попросить командира, чтобы он ему разрешил оставить усы. Я свои сбрею и глазом не моргну, а его нельзя трогать. Пусть это даже против приказа идет, но тут лучше отступиться.

Партизаны не знали, на что решиться.

— Действительно, от него, черт его подери, всего можно ожидать, — вздохнул кто-то.

— Тогда пошли к командиру! — решил пулеметчик Загора. — Все ему и объясним. А то, в самом деле, сбреешь взводному усы, а он еще с ума сойдет. Это дело такое.

Партизаны были согласны с ним.

— Да, братцы, все это не так-то просто. Пошли к командиру! — подхватил и парикмахер Заморан.

Командир встретил их так, как может встретить начальник своих солдат, которые хотят нарушить приказ. Он тут же раскричался:

— Какой еще взводный?! Что он себе позволяет? Чтобы я из-за его усов нарушил приказ? Никогда!

Тут пулеметчик Загора выступил вперед:

— Вот ведь в чем дело, товарищ командир. Приказ есть приказ, это правильно. Но его усы сбривать нельзя, они для него дороже всякой драгоценности. Вот послушайте: лежим мы однажды в засаде. Я ему и говорю, значит, что было бы хуже всего, если бы сейчас мне в глаз попали, так, черт возьми, человек на всю жизнь уродом останется — даже баба на него не поглядит, я уж не говорю о других вещах — человека без глаза и в собственном доме будут бояться. Ну так вот, говорю я ему об этом и всяческие страсти наворачиваю, а он меня вдруг обрывает: «Да ну, вот уж нашел самое страшное! Плевать мне на глаза! Сейчас и стеклянные вон как хорошо делают! А вот если бы мне осколок верхнюю губу поранил, я бы тут же покончил жизнь самоубийством. Не моргнув, отдал бы один глаз, только бы такого не случилось». Так и сказал. Так что ж тогда, думаю я, разговаривать, если ему усы важнее глаз?! Вот почему, товарищ командир, к этому делу надо отнестись весьма осторожно. Разрешите нам написать коллективное письмо в штаб бригады и по-товарищески попросить оставить ему усы.

Командир сжал кулаки, нахмурился, но, увидев, что бойцы не шутят, повернулся и шагнул в избу. Через несколько минут он вернулся и сказал им строгим голосом:

— Я переговорил с комиссаром. В штабе будут смеяться над нами. Будут называть нас усатым отрядом. Вы подумали об этом?

— Мы все взвесили, товарищ командир, — ответил пулеметчик Загора. — Нам легче носить такое прозвище, чем потерять друга. Вы согласны, товарищи? — спросил он у партизан.

— Согласны! — дружно гаркнули они.

Командир невольно поскреб лоб, посмотрел на них:

— И именно написать?

— Да, написать!

— Из-за каких-то усов?

— Из-за них!

— И опозориться?

— Это лучше, чем его потерять!

— Ну ладно, делайте что хотите, — махнул командир рукой и, огорченный, удалился.

Пулеметчик Загора повел бойцов под грушевое дерево и, собрав их в кружок, сказал:

— Товарищи, пусть письмо будет кратким, но горячим, искренним. Давайте бумагу — и за дело!

Через несколько минут все уселись под грушей и стали сочинять письмо. Бойцы рассказали всю историю усов взводного. Объяснили, что потери усов взводный не переживет по причине того, что питает к ним слабость. В конце изложили просьбу штабу помочь им. Потом письмо запечатали и попросили связного срочно отнести его. А затем все разошлись, чтобы до возвращения связного успеть побриться самим...

Этот вечер в отряде был особенно напряженным. Взводный Чутурило, узнав у бойцов, что они предприняли, сам с нетерпением ожидал возвращения связного. Он страшно волновался. Пулеметчик Загора подбадривал его:

— Поймут нас в штабе бригады, не бойся. Мы так написали, что земля и та расплачется. Составили так, как надо. Хочешь есть?

— Не хочу, — сказал взводный.

— Почему?

— Не хочу, и все!

— С каких это пор ты снова стал курить?

— С сегодняшнего утра. После того как ты меня «обрадовал»...

Взводный Чутурило, на удивление всем, снова курил, часто-часто затягиваясь и нервно отгоняя дым.

Заморан уже заканчивал свое дело. Партизаны по очереди подходили к нему, снимали рубашки, а он им сбривал все волосы. Повар Теодосий уже ходил побритый и говорил, что без усов он себя чувствует гораздо лучше.

— Братцы, легко-то как, будто я птица!

Но взводный Чутурило косо поглядывал на него, вовсе не склонный разделить с ним веселье. Наконец на тропинке, спускающейся с горы, появился долгожданный связной. Взводный вскочил и затоптал только что зажженную сигарету. Пулеметчик Загора встал рядом с ним и гаркнул:

— Радуйся, идет твое спасение!

Взводный посмотрел на него с надеждой и отчаянием одновременно, и усы его слегка задрожали.

— Думаешь, они разрешат? — коротко спросил он.

— Конечно! — восторженно выпалил Загора. — Можешь их носить с гордостью! Считай, что все в порядке!

Взводный грустно улыбнулся и пошел к груше, боясь, что просто не выдержит, когда будут читать ответ из штаба бригады.