Лес на той стороне, кн. 2: Зеркало и чаша - Елизавета Дворецкая

– А то мне до вас, что он у меня в плену, я за него отвечаю. Раз я ему руки связал и он сам за себя постоять не может, я теперь его защищать должен. Да! Его мать говорила, это ты Сечеслава на нас навела. Ты ему разболтала, что его невесту в Смоленск везут?

– Я.

– А зачем? Натравить его на нас хотела?

– Конечно. Или вы его убьете – это хорошо. Или он вас ограбит – тогда ведь… его самого кто-нибудь другой ограбить может. – Девушка бросила на Зимобора быстрый лукавый взгляд и снова отвернулась. – А нам по-всякому хорошо. А вышло хуже. Он жив, ты его матери отдать обещал, а берешь только выкуп. Она сейчас все свое серебро отдаст, а с князя будет новые украшения тянуть. Только хуже вышло…

– Вот… – начал было Зимобор, намереваясь сказать что-нибудь обыденно-поучительное, вроде «не рой другому яму», но устыдился и промолчал. Кто он такой, чтобы ее учить? И понимает ли он хоть что-нибудь в ее делах?

– Съедят они нас, – пробормотала Лютава, глядя в темный угол. – Нас только двое, я и Лют. Ни матери, ни дядьки – никого больше нет. Дед – далеко, да и не поможет. Не любят они нас.

– Они – это кто?

– Они все, – равнодушно ответила Лютава, перед глазами которой стояло два десятка княжьей родни. – Жены. Их дети. Их родичи. Сыновей – четверо. Не считая беспортошных[17] троих, я их все забываю… Все хотят, чтобы от них князь был. А отец… Он нас не любит, потому что матери нашей всю жизнь боялся. Зачем тогда жил с ней? Вот скажи мне, – она вдруг требовательно глянула на Зимобора, – вот откуда такие мужики берутся? Он боялся ее, а все ездил, она и пряталась от него, все равно находил. Боялся, а все лез, хотел сам себе доказать, что не боится. А теперь он боится Люта. Боится, что Лют не станет дожидаться, пока князь сам помрет. А еще все говорят, что он сын Велеса. В общем, совсем плохи наши дела…

Она замолчала. Зимобор встал, взял полушубок и пошел наружу – проверять, как там. В делах своей дружины он понимал гораздо больше, чем в отношениях угренского княжеского семейства, и хотел одного – чтобы это семейство его не касалось никаким боком.

– Постой! – вдруг окликнула его Лютава, когда он уже взялся за дверное кольцо. Зимобор обернулся. – Что ты с ним сделал? – с лихорадочным беспокойством спросила Лютава. – Как ты его одолел? Никто не мог… Он один так умеет. И я не могу за ним успеть, даже увидеть его не могу – он скользит сквозь время и между временем, его научил его отец. Что ты с ним сделал?

– Ничего я с ним не делал. Просто… его попросили уйти.

Зимобор вспомнил легкое движение, которым Младина сначала заставила Лютомира из человека стать волком, а потом выслала прочь. И поэтому он совершенно не боялся Лютавы – ведь Младина и сейчас была с ним.

– Я знаю, за тобой кто-то стоит, – сказала Лютава, будто услышала его мысли. – Я вижу, что ты меня не боишься, но и на дурака ты не похож, князь Зимобор. У тебя что-то есть…

– Спасибо, хоть на дурака не похож. – Зимобор хмыкнул и шагнул за порог.

А может, и похож, думал он про себя. А может, он и есть самый настоящий дурак. У него в руках такое сокровище, такая защита, такое могущество – а он только и думает, как бы от него избавиться навсегда. Ну точно – дурак!

И он никак не мог решить, как к кому относиться. Вроде бы персиянин Сечеслав – отважный воин и достойный князь, а эти оборотни, дети неведомой чародейки, – весьма подлая и опасная парочка. Но Зимобору почему-то эти двое нравились больше. Если бы его собственная сестра не смотрела на него волчицей, а вот так же была бы готова ради него лично перегрызть кому-нибудь горло… Может быть, сам Сечеслав завидует, что такая сестра досталась Лютомиру, а не ему.

Кстати сказать, во вчерашней битве дружина понесла на удивление маленькие потери. Убитых не было, лишь несколько раненых. Похоже, Сечеслав сказал правду: Лютомир не собирался сражаться всерьез, он только хотел внушить смолянам, будто знатного пленника пытаются освободить, и тем вынудить убить его. Ну а потом отвлечь их внимание на себя, вот и все. А биться по-настоящему и подставлять головы под смоленские мечи люди Лютомира не собирались. Кмети теперь вспоминали, что нападавшие больше бегали туда-сюда и создавали суету, чем дрались.

У дружины оставалось еще одно важное дело, без которого нельзя было двигаться дальше. На краю села сложили большой костер из просмоленных бревен, на него положили убитых в битве на реке, во главе с боярином Корочуном. Сверху тоже наложили дрова, бересту, сухую солому с чьей-то крыши. Иначе погребальный костер гореть не будет…

Пламя разгоралось неохотно и долго. Обычно умерших зимой оставляют до весны, когда можно будет и костер разжечь как следует, и курган насыпать, но в походе ждать невозможно. Когда все наконец прогорело, пепел и угли вперемешку с обгорелыми костями и погнутыми от жара клинками собрали и ссыпали под лед. А вода, священная стихия перехода, отнесет умерших туда, где они возродятся для новой жизни. Ведь с древнейших времен люди верили, что именно вода переносит из небытия в жизнь и из жизни в смерть.

Пока занимались этим, наступил вечер. Но еще до сумерек дозорный прибежал сказать, что по ручью опять едут, и похоже, люди княгини Замилы. Зимобор сам пошел навстречу – все-таки знатная женщина! К тому же у него были мысли расспросить ее о детях чародейки. Наверняка она знает много такого, чего сама Лютава не расскажет.

И княгиня Замила очень хотела поговорить с ним о детях проклятой чародейки! Едва завидев на берегу ручья знакомую плечистую фигуру и буйные каштановые кудри, она остановила своего отрока, сошла с коня и пошла к Зимобору прямо по снегу. Удивленный Зимобор спустился по тропе, подал ей руку и хотел помочь подняться, но княгиня вцепилась в его руку и склонилась, будто собиралась упасть на колени. Ее красивое смуглое лицо выглядело измученным и даже заплаканным.

– О князь Зимобор! – не столько сказала, сколько простонала она, и вид у нее был совершенно убитый.

– Что с тобой, матушка! – Зимобор прямо перепугался при виде такого горя этой гордой женщины. – Что у тебя за беда? Сын твой жив и здоров, если что, мы с ним обедали недавно, сыт, укрыт. Все с ним хорошо. Идем, сама сейчас его увидишь.

– Да, идем! – Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. – Идем, я хочу увидеть моего сына!

Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Сечеслав. Увидев сына, княгиня бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Сечеслав тоже обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, похоже, по-арабски, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд – видно, думал, что это смоленский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?