Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с Фроловым шел старый друг Илья Ефимович и очень веселился.
— Женишься, Витенька. Вот ты и женишься, солнце мое!
Фролов дернул шеей в ненавистном галстуке.
— Ты-то чего так радуешься?
— А вот увидишь, скоро сам увидишь — и тоже ой как обрадуешься! — обещал Илья Ефимович и смеялся еще веселей.
Веру сопровождали подруги во главе с Лизой Лаптевой. Неуемная Лаптева укоряла невесту:
— Дезертируешь, Верка! Кто ж нас, бедненьких, теперь замуж повыдаст?
— Я норму перевыполнила, насватала больше бабушки, — улыбалась Вера. — И все. Нынче это отжившее явление.
— Я читала: электронную сваху изобрели, — сообщила Милочка.
— Вот, правильно, кибернетика, — кивнула Вера. — А я уж — на покой.
Свадебная процессия приблизилась к такси, увитому лентами. Друзья усаживались в две машины. Фролов распахнул дверцы третьей — для Веры. Она уже собиралась сесть… И вдруг увидела в толпе провожающих большие взволнованные глаза. На нее смотрела конопатенькая автокарщица Маша. Та, которой Вера столько раз виновато говорила «нет».
— Маша! Я же тебя ищу!
Вера бросилась к ней, утащила в сторонку и зашептала:
— Машенька, ты только не волнуйся, кажется, есть… Нет, я просто уверена, есть! Вчера письмо пришло из Сыктывкара. Это город такой — Сыктывкар…
Такси трижды посигналило, призывая невесту. Но Вера даже не обернулась.
— И знаешь, Машенька, он пишет все — про тебя. Ну как будто всю жизнь тебя знает… Просто удивительно!
Вновь послышался нетерпеливый сигнал. Вера досадливо отмахнулась и сказала торопливо:
— Извини, Машенька, надо бежать. Но вечером покажу письмо, и мы поговорим…
— Вечером — твоя свадьба, — напомнила Маша.
— Ну и что? Что нам свадьба, когда такое серьезное дело!
Вера быстро обняла Машу и побежала к такси. Машина рванулась догонять две ушедшие вперед. Но Вера еще высунулась из окошка — чуть не до пояса — и закричала:
— Ты, главное, надейся! Слышишь, Машенька, ты надейся!
— Я надеюсь! — тихо сказала Маша.
И впервые улыбнулась.
А за ее спиной вслед уходящим махали остающиеся. Из всех окон всех пяти этажей общежития.
1983
Мужчины семейства Луковых
Пролог
Вечерний закат догорал над рекой.
Ни один листик не шевелился на прибрежных деревьях. Неподвижна была и хрустальная гладь воды. Недвижимо лежала на ней алая дорожка заката.
В общем, если и существовала где-то на свете абсолютная идиллия, то это где-то находилось именно здесь.
И все это было так красиво, так долго… пока не вынырнул вдруг из воды, как чертик из табакерки, мальчишка лет пятнадцати. И сразу нарушил идиллическую тишину и покой — шумно зафыркал, переводя долго сдерживаемое под водой дыхание и тараща глаза по сторонам.
Следом за мальчишкой, на некотором отдалении от него, вынырнул мужчина — лет под сорок. И тоже стал жадно хватать ртом воздух, озираясь вокруг. А увидев мальчишку, сам закричал, как пацан:
— Ага! Пересидел я тебя, ага!
— Ничего не пересидел! — бурно протестовал мальчишка. — Мы вместе выпрыгнули, вместе!
— Какое вместе, где ты видел вместе, ничего не вместе! — совсем уж по-детски завелся мужчина. — Я только еще вылез, а ты уже тут торчишь!
— Я торчу? Да я только глаза открыл — и ты вылезаешь…
Мальчишка осекся и поглядел вокруг
— Пап, а где дед?
Мужчина тоже огляделся. Вода, встревоженная их появлением, уже успокоилась, вновь стала зеркально-неподвижной. Оба стали беспокойно и бестолково призывать наперебой:
— Батя!..
— Дед!..
— Ну батя!..
— Дед, ты где?
Вода была неподвижна. Зеленые листья и белые цветы кувшинок безмолвны.
Голос мужчины стал тревожным, в голосе мальчишки зазвенел неподдельный испуг.
— Батя!
— Дед!
— Батя, кончай дурить!
— Дед, ну правда, дед!
И тогда наконец из тихих вод явился их дед и отец. Он не вынырнул, не выпрыгнул, а именно явился — без звука, без плеска, без фырканья возник из водных глубин, будто прожил там весь свой век.
И поинтересовался как ни в чем не бывало:
— Вы чего? Звали?
Сын и внук оторопело уставились на него. А он, насладившись произведенным эффектом, довольно ухмыльнулся:
— Сдаетесь, слабаки?
Сын и внук пришли в себя, захлебнулись возмущением, и возмущению этому не было предела:
— Ну, батя, ты даешь! Что за черные шуточки!
— Ты жулишь, дед, жулишь! Ты через трубочку дышал, нет, через камышину, срезал и дышал через нее!
Дед продолжал ухмыляться.
— А ты меня поймал за эту соломину-камышину?
— Чего ловить? — обиделся внук. — Это же самому глупому дурачку ясно!
— Дурачку-то, может, и ясно. А вы, сильно умные, уху проспорили. Вам — варить, а мне — хлебать!
Дед радостно загоготал, свистнул по-разбойничьи, сунув два пальца в рот, и рванул к берегу размашистыми саженками.
Сын и внук метнулись за ним, выплевывая воду и обиженные вопли:
— Это не считается, ты жулишь!
— Не считается, дед, переиграем!
Переигрывать дед ничего не стал. Однако не стал и дотошно настаивать на соблюдении условий пари и отлынивать от общего дела. Втроем они соорудили и разожгли костер. Втроем сварганили уху из наловленной за день рыбы. Втроем и уплетали ее с аппетитом, который нагуляли на свежем воздухе.
Потом они еще долго лежали, как три луча звезды вокруг костра — головами к нему, ногами от него, — и негромко толковали о жизни.
А ночь надвигалась, и костер угасал до последней светящейся искорки, которая тоже наконец растворилась во тьме.
Тогда они собрали рюкзаки и через лес потопали домой — дед, сын и внук, Алексей Павлович, Паша и Лешка, трое мужчин семейства Луковых.
Глава 1
Скажем сразу: все описанное в прологе вовсе не является прологом нашей истории. Как, впрочем, и ее эпилогом или, скажем, кульминацией. Нет, это просто первое знакомство, общая визитная карточка наших героев. Если хотите, как говорится, кто есть кто.
А наша история берет свое начало в одном неприметном переулке, затерянном в лабиринте других переулков центральной части города. Этот тихий переулок имеет к нашей истории вот какое отношение: там находилось бюро обмена квартир, а Луковы задумали именно квартирный обмен.
Точнее, задумали не все Луковы — дед, отец и сын, а только одна Люся Лукова — мать, жена и невестка. И это вполне естественно. Мужчин, как правило, мало волнуют проблемы жилплощади, лишь бы таковая имелась в принципе. А в остальном — только бы с крыши не текло и в окна не дуло.
