Знамя любви - Саша Карнеги

– Я тоже из Польши, – добавил он тихо и растворился среди ярких юбок.

– Мне этот парень по душе, – Орлов продолжал разговор о Бонвиле. – К тому же француз принадлежит к братству, – и он с улыбкой дотронулся рукой до длинного шрама на своей щеке.

– Такого шрама, как у Бонвиля, я больше ни у кого не видел, – сказал Баратынский. – Ему только что не разрезали лицо пополам. Он бросается в глаза гораздо больше, чем даже ваш, Алексей.

Орлов рассмеялся. Беседуя, он исподволь передвигаля в сторону Кази, пока не оказался рядом с ней. Его задания и улыбки предназначались ей.

– Но шрам нисколько не портит его внешность, – промолвила княгиня Волконская. – Он ему, можно сказать, даже идет, придавая диковатый, смелый вид, который, признаюсь, мне очень нравится. – Замечание княгини вызвало взрыв хохота и оживленные комментарии.

– Вашего француза со смелой внешностью Апраксин изрубит в котлету, ибо он при всех своих недостатках прирожденный фехтовальщик. Мне даже кажется, что он и ссору-то затеял для того, чтобы иметь возможность побаловаться своим клинком, – сказал кто-то.

– Не скажите, – возразил граф Головин. – Французы выглядят легкомысленными щеголями, но это не мешает многим из них драться как дьяволам. Возьмите, к примеру, д'Эона. Походит на женщину, а кисть – железная. Только дурак станет его задирать.

– Мне он не нравится, – проговорила женщина с полными мясистыми плечами.

– Почему? Из-за того, что он не интересуется прекрасным полом?

– Месье д'Эон занимает какой-то пост во французском консульстве, – пояснил Орлов Казе. – Секретаря, по-моему, – я никогда не знаю, как называются все эти дипломатические должности. Он хорошо известен в петербургском обществе, а сейчас выступает секундантом Бонвиля.

– Пари! – воскликнул граф Головин. – Ставлю сто рублей на Ивана, он победит француза.

– Двести, и я согласен, – сказал Орлов.

– Двести так двести. Но деньги на бочку сейчас, дорогой Алексей. Иван, повторяю, сделает из Бонвиля котлету.

– Хватит об этом! – закричал вдруг Баратынский и захлопал в ладоши. – Послушаем лучше цыган!

Все перешли в другой конец зала и встали кругом около цыган. Заиграли скрипки. Алексей Орлов по-прежнему ни на секунду не отходил от Кази.

Она отбивала ритм ногой. Черноглазые девушки били дроби, вертелись и кружились в бешеном танце под звуки оглушительной музыки, ветер от их развевающихся юбок колебал и даже тушил пламя свечей. Скрипки всхлипывали и рыдали в немытых темнокожих руках цыган, и Казе слышались в их звуках завывания ветра в высоких султанах степной травы. Неожиданно для себя она услышала свой собственный смех, почувствовала на плече руку Алексея, подняла на него взор, и вдруг к ней пришло ощущение счастья, какого она не знала уже много лет.

А танец, между тем, достиг апогея. Князь Трубецкой вышел на середину круга, обнял за талию двух цыганок – каждую одной рукой – и отплясывал с ними, не обращая внимания на то, что его парик съехал набок. Раздались аплодисменты, смех, крики «Бис!» «Браво!» «Бис!». Танцоры с разгоряченными сияющими лицами прыгали высоко вверх, делали ножницы, зрители бросались целовать и обнимать стройных цыганок. Казей овладело чувство полной раскрепощенности, абсолютной свободы, подобное тому, что она испытала в последнюю свою ночь в Зимовецкой, когда они с Натальей пошли на луг. Взгляды всех мужчин в зале были прикованы к Казе, но приблизиться никто не решался из-за Орлова, который неотступно был при ней.

Веселье нарастало, молодые мужчины вели себя все более шумно, а женщины – все более томно. В одном углу двое очень богато одетых людей, в стельку пьяные, покатываясь со смеху, насильно впихивали в рот задыхающемуся, блюющему карлику одно пирожное за другим.

– Жри, маленький дьявол, жри, когда дают! Ну-ка, еще одно! Сергей, держи его! Скользкий, как угорь, черт, так и вырывается из рук!

Карлик умолял о пощаде.

– Больше не могу, ваши превосходительства! Отпустите! Желудок мой разрывается на части, я задыхаюсь!

Кавалер кружил юную девушку до тех пор, пока она не упала на цветы, сев, словно в венчик, в разметавшиеся по полу юбки. А он, с бессмысленным хохотом стоя над ней, лил вино на ее голые плечи. Казя с удивлением наблюдала за этими выходками – такого она в других домах не видела. В душном дымном зале среди гостей присутствовали самые именитые люди России, а вели себя все, как дети, ничуть не лучше казаков. Казаки, однако, веселились под открытым небом, где было чем дышать. Но венгерское вино заставило Казю более снисходительно смотреть на то, что происходило вокруг, она, как все, смеялась, притопывала ногами в такт музыке, и когда Алексей придвинулся к ней и положил руку на ее плечо, она не отстранилась, а подняла на него веселые глаза.

– Вы, русские... – начала было она, но он закружил ее в танце, не дав продолжить. От его улыбки по ее телу разливалось тепло. «Этот мужчина очень привлекателен, – думала она, смотря на его смеющийся профиль, когда он обращался к приятелям. – Но и опасен...» Сегодня ночью, знала она, Льва Бубина ей будет мало.

– Медведя! – раздался пьяный выкрик. – Медведя сюда!

– Он тут уже был однажды, – с укором произнес Алексей. – Дураки накачивали его вином, пока он не проломил кому-то голову лапой.

Казе казалось, что с высоты своего роста Алексей с улыбкой взирает на окружающих, как смотрел бы великан на шалости лилипутов. Он, наверное, высокомерен, знает себе цену, не забывает, что силен и красив. Но она готова была простить ему эти мелкие недостатки, видя, как красиво опускаются его длинные густые ресницы, когда он улыбается.

Кусочками мяса медведя заманили вверх по лестнице. Оглушенный шумом, ослепленный ярким светом, он разлегся посередине комнаты, мигая маленькими испуганными глазками. Его вожак, раболепный старик, непрестанно кланявшийся, уколами палки с железным наконечником заставил зверя подняться и сорвал аплодисменты.

– Пляши! – кричали зрители. – Пляши, покажи, на что ты способен!

Но медведь не двигался. Из его глаз выделялась какая-то влага, ее капли в ярком свете блестели на темной шкуре, медведь, казалось, плакал. Казю охватило чувство острой жалости к бедному животному.

– Видит Бог, я заставлю его плясать! – Лев вытащил шпагу и уколол медведя сзади в бедро. Зверь взревел от боли, с поразительной быстротой повернулся к обидчику, сверкая налившимися кровью красными глазами. Лев в испуге отскочил в сторону.

– Он в отместку снимет с тебя скальп! – раздались голоса.

– Дайте медведю тоже шпагу!

– Пусть идут драться на дуэли вместе с Апраксиным и французом.

– Я ставлю на медведя!