Исцеление в Елабуге - Отто Рюле

– А вы, кажется, готовы стать рабом у русских, – бросил мне в лицо казначей.

– Вовсе нет, господин Вагнер! Я только хочу заметить, что ваше возмущение и ваша ненависть к русским – плохие советчики в данной ситуации.

Разговоры о еде были одной из главных тем. Некоторые пленные в лагере открыто ненавидели Советский Союз. Они признавали помощь, которую им оказывали советские врачи, но не делали из этого никаких выводов.

В конце мая 1943 года мне в руки впервые попал экземпляр газеты «Дас фрайе ворт», выпускаемой в Советском Союзе на немецком языке для немецких военнопленных. Немецкие антифашисты высказывали в ней свое мнение по актуальным политическим и военным вопросам. В газете помещались статьи о жизни пленных в лагерях. Прочитав эту газету, я узнал много нового об антифашистски настроенных военнопленных, о существовании которых я впервые услышал от Мельцера.

Когда я работал на лагерном дворе, ко мне не раз подходили незнакомые люди и говорили отнюдь не лестные слова:

– Ты ведешь себя как предатель.

– Русский раб.

– Ну подожди, в Германии тебе не будет никакой пощады! Твой адрес мы записали.

Подобные замечания иногда делал мне и Мельцер. Стараясь избежать ссоры с другом, я делал вид, будто ничего не случилось.

Однако как бы там ни было, но существование антифашистской группы стало фактом и в нашем лагере. Члены этой группы стремились в первую очередь переводить на немецкий язык и зачитывать пленным статьи из «Правды» и «Известий» о положении на фронте. В лагере некоторые «знатоки» ставили под сомнение успехи Красной Армии. Но стоило им услышать перечень освобожденных Красной Армией городов, как они тотчас же замолкали. Весна 1943 года наглядно показала таким «стратегам», сидящим за колючей проволокой, что победа советского народа на Волге – лишь предпосылка всеобщего наступления Красной Армии по всему фронту – от Ленинграда до предгорий Кавказа.

Советский офицер Парфинов прочитал пленным лекцию о состоянии Красной Армии и перспективах ее развития. Эти лекции невольно заставляли задуматься. В своей первой лекции Парфинов коротко рассказал о положении царской России, о том, какой гнет терпел русский народ от своих собственных и иностранных поработителей, красочно обрисовал положение безземельных и малоземельных крестьян. При царе Россия была, по сути дела, безграмотной и нищей страной. Я с большим вниманием слушал лекции старшего лейтенанта.

В ноябре 1917 года залп «Авроры» возвестил начало новой эры, эры социализма. Рабочие вместе с беднейшим крестьянством захватили власть в свои руки, однако враги не хотели сдаваться без боя. С 1917 по 1921 год в Советской России бушевало пламя гражданской войны. Народное хозяйство было почти полностью разрушено. До 1928 года Советская республика залечивала раны, нанесенные войной. Затем началась индустриализация. На селе стали создаваться первые колхозы. Против них ополчились кулаки. Они уничтожили половину скота. С 1932 по 1938 год Советское государство занималось хозяйственным строительством.

Вскоре Гитлер начал проводить захватническую политику, что заставило Советский Союз усилить свою оборону. Затем последовало нападение Германии на Советский Союз. Война принесла советскому народу неисчислимые разрушения.

– Из двадцати пяти лет своего существования, – объяснял старший лейтенант Парфинов, – Советская власть лишь шесть лет могла посвятить исключительно мирному строительству и подъему жизненного уровня трудящихся. И в то же время строительство в нашей стране шло такими темпами, каких не знало ни одно капиталистическое государство. В 1921 году, после окончания гражданской войны, общий объем промышленной продукции СССР составлял всего лишь два и четыре десятых процента от уровня промышленности США, а в 1940 году, то есть непосредственно перед войной, вырос до тридцати процентов. Даже в годы войны уровень промышленности продолжал расти…

Помню, в один прекрасный день пленные офицеры, усевшись в кружок вокруг докладчика, внимательно слушали советского старшего лейтенанта: кто с неподдельным интересом, кто с недоверием, а кто и с презрением. Когда докладчик стал говорить, что Советский Союз ведет справедливую войну, защищая свободу своей Родины и завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, несколько офицеров даже свистнули. Но докладчик продолжал. «Советские люди, – говорил он, – будут вести эту войну до тех пор, пока на их территории не останется ни одного захватчика…»

Парфинов рассказывал так много нового для меня, что я не мог сразу переварить все услышанное. Я молча шел к себе в комнату. Шагая рядом, Мельцер тоже не проронил ни слова. Я заметил, что он тоже очень внимательно слушал доклад старшего лейтенанта. На следующий день после обеда мы с Мельцером прогуливались по лагерю.

– Тебя не удивляет, с какой гордостью и убеждением говорит этот Парфинов о своей стране? – спросил я Мельцера.

– Он может говорить что угодно, – уклончиво ответил Мельцер. – Когда мы наступали, я собственными глазами видел русские деревни. В них мало привлекательного.

– Разве тебе не приходилось видеть в этих деревнях школы с хорошо оборудованным физическим кабинетом и прекрасными классами? Или хорошо оборудованные больницы в каком-нибудь захолустье? Или многоэтажные дома в Харькове, огромные фабрики в Сталинграде?

– А тебе не приходилось ничего слышать о так называемых потемкинских деревнях? Если не знаешь, я расскажу тебе, что такие «липовые» деревни строил граф Потемкин перед самым приездом Екатерины в южные районы России, чтобы ввести императрицу в заблуждение. Нечто подобное усматриваю я и здесь.

Все это Мельцер проговорил с такой убежденностью, что я сразу же понял: он до сих пор не желает расставаться со своими старыми убеждениями.

– Ты забываешь, что еще совсем недавно мы считали Россию карточным домиком, колоссом на глиняных ногах. Какой дорогой ценой пришлось нам расплачиваться за это! Так что в заблуждение нас ввели не русские, а Гитлер.

– Выходит, какому-то большевистскому старшему лейтенанту ты веришь больше, чем фюреру? – не унимался Мельцер.

– Я испытал на собственной шкуре, что Гитлер обманул нас, а потом просто-напросто предал. Вот с тех пор я и пытаюсь понять, где правда, а где ложь. Из лекций старшего лейтенанта мне стало ясно, что русский народ борется за лучшее будущее. Жалкие соломенные крыши, плохая одежда, скверные дороги – все это вчерашний день, а школы, больницы, индустриальные предприятия – предвестники будущего.

Мельцер ничего не ответил и несколько дней избегал говорить на подобные темы. Мы по-прежнему оказывали друг другу различные услуги, играли в шахматы, вспоминали родные края. Политика же как бы стала для нас запрещенной темой.