Хвост виляет собакой - Ларри Бейнхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас полная охрана. Круглые сутки. Прослушка, все такое.
– ЦРУ? – спросил Бейкер. К горлу подступала тошнота. Через мгновение он почувствует ее вкус на задней стенке рта. Он знал это. Какой-нибудь гребаный либеральный левак-демократ конгрессмен или сенатор заставит какого-нибудь напуганного до усрачки слабака из управления дать показания под присягой, и тот разболтает все секреты по всей прессе. Так уже было раньше, так будет и впредь.
– Нет, – сказал Буш, довольный собой, – Гейтс договорился с частниками[87].
– А, – с облегчением сказал Бейкер.
– Ты забыл, что я был в Лэнгли. Я был главным в Лэнгли. Я знаю все уловки. Или большинство из них. Я не был в поле. Но у меня точно были полевые агенты, которые рассказали мне, что к чему и как мы проворачиваем некоторые трюки.
– Гейтс – хороший человек, – сказал Бейкер. Роберт Гейтс действительно был таким. Он был стойким парнем, то есть проверенным лжецом, не боящимся обвинений в лжесвидетельстве или неуважении к Конгрессу, не испытывающим страха, если правда впоследствии откроется. Он был советским ученым, руководителем всех аналитиков ЦРУ, исполнительным помощником директора ЦРУ Билла Кейси, а затем заместителем директора Кейси. Рейган назначил Гейтса преемником Кейси, но его кандидатура была отозвана, когда выяснилось, что он не уведомил Конгресс, как того требовал закон, о том, что Олли Норт переводил доходы от продажи оружия Ирану. У него также была обширная история подтасовки данных для отражения политических целей, а не реальности[88].
– Твоя правда, – сказал Буш.
– Как деньги оказываются у Бункера?
– Вот тут я не в курсе, – сказал Буш.
– Джордж, я действительно думаю, что ты должен был мне сказать. Я госсекретарь.
– Ну, это просто было дело случая.
– Я имею в виду, что, если мы собираемся начинать войну с кем-то, – Бейкер выдавил из себя улыбку, – я должен знать об этом, – когда он прочитал ту записку, она показалась ему странно интересной. Теперь она казалась просто странной.
– Не будь слабаком, Джимбо. Ты можешь и дальше думать, что умнее меня, – я знаю, что ты думаешь, что умнее меня. Но не надо меня недооценивать, как многие из них. Я был конгрессменом, председателем Республиканской партии, главой ЦРУ, послом в Китае и послом в ООН… Сколько ты знаешь людей, которые делали хотя бы одно из этих дел, не говоря уже о двух, и при этом не получили по заднице? А?
– Прощу прощения, господин президент. Вы правы. У вас отличный нюх на то, чтобы вам не надрали задницу.
– Или чтобы мои яйца не оказались в тисках. Или мои сиськи в тисках. Или еще что-нибудь из этого.
– Давайте-ка я налью вам чего-нибудь, господин президент.
– Спасибо, господин государственный секретарь. И я хочу, чтобы ты знал, что у меня все под контролем. Я не собираюсь делать глупости. Я не собираюсь войти в историю как глупый президент. Но я собираюсь сделать все необходимое для победы. Теперь: ты со мной или собираешь спрыгнуть за борт?
– Мы на высоте семи километров, я не собираюсь прыгать за борт, – сказал Бейкер. Он передал чивас своему президенту, а затем взял свой собственный. Он решил, что будет блокировать это безумие. Хотя бы потому, что президент действовал у него за спиной. Не то чтобы Буш не делал этого время от времени просто чтобы доказать, кто здесь главный. Это было нормально. Обычно. Но не в отношении чего-то важного.
– У меня есть туз в рукаве, – посмеялся президент. – Мне это нравится. Совсем как у Берта Мэверика.
Бейкер поднял стакан. Он ничего не сказал по поводу Брета или Барта. Президент чокнулся с ним своим бокалом.
– За войну, – сказал Буш. – За хорошую войну.
– Я хочу узнать только одно, – сказал Бейкер, не торопясь отпивать из бокала, – с кем мы собираемся воевать?
– Я не знаю. Это пока в разработке.
Глава двадцать девятая
Открывая офис, я ожидаю, что на меня будут смотреть с некоторым презрением. Усмехаться у меня за спиной и тому подобное. Но никто не смотрит. Этим так хорош Лос-Анджелес: не важно, где, не важно, как, важно – что ты получил свое. Или не получил. Я пришел в новой одежде. Теперь я вожу машину в качестве бойфренда, а не шофера. Я начинаю посещать публичные места вместе с Мэгги: обеды – исключительно деловые, вечеринки – исключительно деловые, встречи – почти исключительно светские.
Обед с Дэвидом Кравицем, конечно, важнее всего остального. Он согласен, что Мэгги должна сделать следующий шаг и открыть свою собственную компанию по разработке. Конечно, платить за нее будет кто-то другой. Мы обсуждаем, откуда могут взяться деньги. Упоминаем «ДжиВиСи» и «Мусаси», возможно, «МГМ» – потому что там обсуждают «женские фильмы». Он обратится и в «Парамаунт».
Конечно, это все не является целью встречи. Мы просто пришли посмотреть друг на друга. Оценить друг друга. Он старается понравиться. Это нормально. Пару раз он заговаривает о морской пехоте.
Мэгги проводит своей рукой по моей. КРУПНЫЙ ПЛАН: ее рука скользит по моей, овладевает ею, устанавливает связь, заявляет: это мой мужчина. КРУПНЫЙ ПЛАН: МЭГГИ, пока она это делает. КРУПНЫЙ ПЛАН: КРАВИЦ смотрит на это и внимает. КРУПНЫЙ ПЛАН: ДЖО чувствует, как рука Мэгги накрывает его, как плащ Супермена. Это отражается у него лице.
– Джо не говорит ничего такого, о чем бы я не думала, – говорит Мэгги. – Но то, что мы вместе, придает мне сил.
Снова кадр с Кравицем: похоже, он ей верит.
Хорошо, что я не сплю с ней. Только безумие воздержания позволяет мне оставаться в здравом уме. Если бы я был рядом с ней, был внутри нее, у меня бы разыгралась мания величия, и я бы поверил, что я – ее бизнес-менеджер, будущий продюсер, в общем, кровосос и спекулянт. Когда я смотрю на нее, мне кажется, что она похожа на кинозвезду, которой она и является, а я кажусь себе влюбленным дураком, которым и являюсь. Но именно ее магическое мастерство, которого я не понимаю, превращает эту сцену из аферы в реальность. Она сияет, как будто насытилась, напиталась гормонами любви. Я сам почти ей верю, хотя по свету и шумам у нее в комнате точно знаю, что ее ночи такие же беспокойные и неудовлетворенные, как и мои.
Эта женщина умеет играть. В этом нет никаких сомнений.
– Я просто хочу для Мэгги самого лучшего, – говорит ее агент.
– Я тоже.
– Я