Записки врача общей практики - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обладая приличным капиталом и увлекаясь химией, я получил возможность проводить время с достаточным комфортом и пользой. В здравом уме несчастный отец вел себя покорно, как ребенок: трудно было желать лучшего компаньона. Мы вместе построили деревянное убежище, где он смог бы скрываться во время приступов болезни, а я укрепил окна и дверь, чтобы, чувствуя приближение плохого периода, удерживать его в доме. Оглядываясь назад, могу с уверенностью утверждать, что принял все мыслимые меры предосторожности: даже позаботился о безопасных столовых ножах — сделанных из свинца и лишенных острия, чтобы не позволить больному в минуту безумия совершить убийство.
В течение нескольких месяцев после переезда на пустошь отец казался здоровым. То ли благодаря целительному воздуху, то ли из-за отсутствия стимулов к насилию за все это время ужасное заболевание ни разу не проявилось. Однако приезд соседа выбил его из колеи. Ваше появление — в первый день, вдалеке — пробудило дремавшую болезнь. В тот же вечер отец неслышно подкрался ко мне с камнем в руке и наверняка бы убил, если бы я не повалил его на землю и не отнес в клетку, прежде чем он пришел в себя. Несложно понять, что внезапное обострение привело меня в состояние глубокой печали. Два дня подряд я пытался успокоить отца. На третий день показалось, что ему стало лучше, но — увы! — это была всего лишь хитрость безумца. Он тайком снял со стены клетки две планки, а когда я, поверив в ремиссию, занялся химическими опытами, напал на меня с ножом в руке. Во время потасовки серьезно поранил мне запястье, а пока я пытался остановить кровь, выскочил из дома и убежал в неизвестном направлении. Рана не помешала мне несколько дней подряд бродить по пустоши и в безнадежных поисках проверять палкой каждый куст. Я не сомневался, что рано или поздно отец попытается убить нового соседа. Уверенность окрепла после слов о том, что кто-то заходил в дом, когда Вас там не было. Пришлось ночь напролет охранять не только Ваш покой, но и Вашу жизнь. На болоте я нашел убитую и жестоко растерзанную овцу и понял, что, во-первых, у беглеца есть пища, а во-вторых, что им по-прежнему владеет одержимость убийством. И вот, наконец, мои предположения оправдались: отец попытался на Вас напасть. Если бы я не успел вмешаться, один из вас двоих непременно бы погиб. Он убежал, а когда я догнал его, начал сопротивляться, как дикий зверь. В полном отчаянье я сумел скрутить безумца, а потом на руках принес домой. Убедившись, что надежды на полную или хотя бы длительную ремиссию нет, уже на следующее утро я доставил отца в лечебное учреждение. Рад сообщить, что, кажется, он понемногу приходит в себя.
В заключение позвольте, сэр, выразить сожаление в связи с доставленными неудобствами и пережива- ниями. Поверьте, что неизменно остаюсь к Вашим услугам.
Джон Лайт Кэмерон
P. S. Сестра Ева просит передать Вам привет. Она рассказала, что некоторое время вы были соседями в Киркби-Малхаус и что однажды ночью встретились на болоте. Из всего изложенного выше Вы наверняка поймете, что после возвращения Евы из Брюсселя я не решился привезти ее домой, а предпочел, чтобы дорогая сестра поселилась в деревне в полной безопасности. Но даже после этого не смог допустить, чтобы она увидела отца в тяжелом состоянии, поэтому мы встречались только по ночам, когда больной спал.
Такова история странной семьи, чей жизненный путь причудливым образом пересекся с моим. После той страшной ночи я больше ни разу не видел этих людей и не получал других известий, кроме приведенного письма. Сам я по-прежнему живу в Гастер-Фелл, погрузившись в секреты прошлого. Но когда гуляю по пустоши и вижу среди камней маленькую, теперь уже пустующую хижину, непременно вспоминаю и странную драму, и необыкновенную пару, нарушившую мое уединение.
Сцены в стиле Борроу
«Это невозможно. Люди этого просто не вынесут. Я знаю, потому что пытался».
Отрывок из неопубликованной рукописи о Джордже Борроу и его книгах[13].
Да, я действительно пытался, и мой опыт может заинтересовать других. Наверное, вы уже поняли, что в молодости я до самозабвения увлекался творчеством Джорджа Борроу. Романы «Лавенгро» и «Цыганский барон» произвели столь глубокое впечатление, что я старался подражать мастеру во всем: в мыслях, речи, стиле, а в конце концов одним прекрасным летним днем отправился в путь, чтобы погрузиться в ту жизнь, о которой так много читал. Так что представьте меня шагающим по сельской дороге от железнодорожной станции в сторону деревни Свайнхерст. По пути я развлекался воспоминаниями об основателях древнего королевства Суссекс: о могучем морском разбойнике Сердике и его сыне Элле — том самом, о ком предание говорит, что он был на целый наконечник копья выше своих воинов. Дважды я пытался поделиться мыслями со встречными крестьянами. Первый — высокий молодой человек с веснушчатым лицом — боязливо меня обошел и бегом бросился к станции. Второй — значительно ниже и старше — завороженно слушал, пока я читал ему тот отрывок из саксонской хроники, который начинается следующими словами: «И вот пришел Лейя, а вместе с ним сорок четыре корабля, и весь народ поднялся против него». Потом я пояснил благодарному слушателю, что хроника частично была написана монахами монастыря Сент-Олбанс, а закончена поселенцами Петерборо, и хотел было продолжить беседу, но тот внезапно перепрыгнул через живую изгородь — и был таков.
Деревня Свайнхерст представляла собой неровный ряд построенных по старинному английскому образцу домов из камней и бревен. Один из этих домов выглядел выше остальных, а вывеска над входом гласила, что это деревенская гостиница. Я сразу направился туда, так как в последний раз ел рано утром, еще в Лондоне. Возле двери стоял полный человек ростом примерно в пять футов и восемь дюймов, в черном сюртуке и серых брюках. К нему-то я и обратился тоном любимого писателя.
— Почему роза и почему корона? — спросил я, показывая на вывеску.
Незнакомец смерил меня странным взглядом. Должен заметить, что личность его вообще показалась мне весьма подозрительной.
— А что? — спросил он в свою очередь и немного отступил.
— Королевский знак, — ответил я.
— Конечно, — подтвердил он. — Что же еще может означать корона?
— А какой король? — уточнил я.
— Откуда мне знать? — он в недоумении пожал плечами.
— Можно определить по розе, — авторитетно заявил я. — Этот цветок