Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов - Елизавета Дворецкая

Все, кто его слышал, разом оглянулись на Бергвида. Он опустил глаза, но его лицо отражало гордую уверенность, что и это пророчество говорило о нем. Про Волчий камень мать ничего ему не рассказывала, но от всеобщего внимания, от больших ожиданий Бергвид как бы рос с каждым днем, держался все более уверенно и горделиво. Даже молчание его казалось сдержанностью человека, который не обращает внимания на пустяки, а необщительность принимали за погруженность в великие думы.

– Чем отзовется? – спросил Гьяллар. – Скажет: «Привет»?

– Не знаю. – Гельд пожал плечами. – Я же не Тюр. Больше он ничего не сказал. А люди думают, что Волчий камень ушел в землю на три человеческих роста. Про это Тюр ничего не говорил, но в народе есть такое мнение. И я слышал, что уже были храбрецы, ходившие его искать.

– Кто это? – с изумлением воскликнул Хагир.

Бергвид бросил на Гельда негодующий взгляд, как будто именно барландец и пытался присвоить его законные права.

– Я ни одного такого не знал, поэтому точно тебе ответить не могу. Но ведь Тюр вовсе не сказал, что новым конунгом будет какой-то родич старого. Так что любой, кто чувствует себя в силах, может попытаться.

– Никто, кроме меня, не имеет прав на наследство моего отца! – негромко, но непреклонно произнес Бергвид. – И если кто-то усомнится в моих правах, то сами боги подтвердят их.

– Да, конечно, – сдержанно согласился Гельд.

Растущая надменность Бергвида тревожила его. Внимательно за ним наблюдая, он замечал, что сын Даллы не глуп, но неразвит и мало способен к пониманию. Он не слабодушен, но сила его слишком негибка. Один раз ему сказали, что он – избранник богов и конунг, и сдвинуть его с этой мысли будет невозможно. Он уже сейчас считает себя правым всегда и во всем. Хагир предлагал было поучить его владеть оружием, сам Гельд пытался рассказать ему о богах, о прошлом Квиттинга, предлагал обучить рунам – среди рабов усадьбы Ревущая Сосна его ничему такому, конечно, не учили. Не учила и мать, вынужденная до срока скрывать его происхождение даже от него самого. Но Бергвид встречал эти предложения легкой пренебрежительной улыбкой, так что предлагавшие чувствовали себя дураками: надо же, взялись учить конунга! И возникало сомнение: может, он и правда все знает и умеет, не учась? Но в такое Гельд не верил. Его наблюдательность и знание жизни говорили: любое умение, давшееся как бы от рождения, есть плод долгих упражнений, скрытых от посторонних глаз, и любви к делу, которая превращает труд в удовольствие. Но Бергвид сын Стюрмира не нуждался в чужом опыте. Самодовольство и упрямство своей матери он унаследовал в полной мере. Если он унаследовал и ее неудачливость, то… Но думать об этом было так неприятно, что даже предусмотрительный Гельд не хотел портить себе настроение раньше времени.

За этими мыслями он привел всю толпу к нужному месту и остановился:

– Вот здесь!

Все встали и столпились, натыкаясь друг на друга, как будто боялись наступить на могилу. Впереди раскинулся обычный кусок пустоши, поросший мхом, лишайником, вереском. Кое-где торчали кусты. Моховой и вересковый ковер лежал неровно, бугрился, между стеблями и ветвями виднелись трухлявые черные бревна.

– Как будто драконьи кости! – протянул кто-то из кваргов.

– Пятнадцать лет назад тут была усадьба Лейрингов – Лейрингагорд, – сказал Гельд. – Она тогда сгорела, и больше никто сюда не возвращался.

– Там есть убитые? – тревожно спросил Гьяллар. – А то еще вылезет кто-нибудь…

– Нет, не думаю. – Гельд покачал головой. – Видишь ли, перед битвой усадьба была занята фьяллями. Тот самый Асвальд Сутулый, ты его знаешь, Хагир. Только тогда он был такой же молодой, как ты сейчас. Их тут сидело человек шестьсот. Кажется, что много, но им казалось, что очень мало – они ведь привели значительно более крупное войско, но были разбиты в двух битвах. Про это тебе, наверное, Южный Ярл Ингвид рассказывал. Фьялли заняли Острый мыс, захватили все усадьбы, потому что им было больше некуда деваться. А Гримкель конунг, твой родич, отрезал их от полуострова со своим войском и ждал неведомо чего.

– Должно быть, приступа храбрости! – проворчал Лейг, что-то слышавший из этой саги.

– То есть я хотел сказать, что не на защитников усадьбы напали снаружи, а, наоборот, они вышли отсюда и напали на Гримкеля. Поэтому едва ли в усадьбе кто-то погиб.

– Но там же оставались люди? Всякая челядь, женщины?

– Да. Надо признаться, я почти ничего больше не знаю. Твоя сестра Борглинда очень настойчиво собирала сведения о родичах, но не знаю… Может, с тех пор ей и повезло, я ее не видел почти год. Да и ты, наверное, даже лицо ее позабыл?

Хагир виновато улыбнулся:

– Я помню, какой она была на свадьбе. Почему-то так запомнилась, как отпечаталось. Потом тоже встречались, но вот сейчас скажи «Борглинда», я вспомню, какой я ее видел на свадьбе.

– Это хорошо, она бы порадовалась! – Гельд тоже улыбнулся. – Любая женщина будет рада, если ее навсегда запомнят невестой на собственной свадьбе! Ну, теперь, я думаю, ты скоро увидишь ее хозяйкой усадьбы и матерью троих детей.

Он опять бросил взгляд на Бергвида.

– Да, понятное дело. – Хагир понял его. – Ей нужно будет узнать, что у нас опять есть конунг, наш с ней родич.

Пока хирдманы вытаскивали из мешка трех черных кур, припасенных еще с Квартинга, Хагир разглядывал бревна и вздыбленный вереск. Если взять лопату или хотя бы копье, сорвать этот растительный покров, под ним наверняка можно найти и обугленные бревна, и битые черепки, и гнутое железо. И кости тоже. Не верилось, что этот пустырь – та самая усадьба, которую Хагир запомнил из детства большой, оживленной, полной громадных построек и разнообразных предметов. Картины в памяти и перед глазами никак не совмещались. Казалось, настоящая усадьба Лейрингов где-то в другом месте, а сюда он забрел по ошибке…

Хагиру хотелось остаться наедине с пожарищем, и он медленно побрел вокруг развалин. Луна наконец показалась из-за туч, видно стало лучше.

Вот здесь они все и жили: и отец, Халькель Бычий Глаз, которого Хагир помнил очень смутно и расплывчато, и мать, и Борглинда, и Тюрвинд Боевой Вихрь, и Бергтор Железный Дуб, Далла, Гримкель Черная Борода, Аслак Облако, Свейн Шелковый, Льот Стихоплет, Брюнвейг, Альвминна Хромая… Троюродный брат Атли, бывший старше Хагира на четыре года, помнился мальчиком и казался повзрослевшему Хагиру маленьким. Лица стояли в мыслях довольно ясно, до последней черточки, но были застывшими: в его памяти отпечаталось то, что он увидел в какой-то один день, один миг. Еще помнилась старая Йорунн, которую все дети очень боялись. Она считалась в усадьбе самой главной, ее слушался даже Гримкель Черная Борода. Лицо Гримкеля, нервно моргающего, с дрожащим ртом – это он хотел что-то сказать, но выжидал, пока старуха замолчит, – тоже было тут как тут.

Хагир медленно шел по пожарищу, мокрый вереск шелестел у него под башмаками, иногда цеплялся, будто хотел задержать и что-то сказать. Вот тут, может быть, стоял дружинный дом, а может, даже гридница. А может, баня или конюшня. Здесь жили люди – ходили, разговаривали, спорили, ссорились, мирились, эту землю оживляли их радостные или горькие чувства, мысли, желания… Родные ему люди, близкие, неповторимые… такие далекие теперь, потерянные навек. Тогда он знал всех, а теперь мог припомнить немногих. Одиннадцатилетний мальчик с закрытыми глазами нашел бы тут любой закоулок, а взрослый мужчина стоит, как чужой, как будто попал сюда в первый раз.

И именно сейчас Хагир окончательно понял, что той усадьбы, которая в его памяти хранилась в целости, больше на свете нет. Но злобы на фьяллей или жажды мести Хагир сейчас не ощущал. Его наполнило тихое, глубокое, внимательное чувство: его душа прислушивалась, стараясь услышать голоса из-под земли. То ему казалось, что погибший род Лейрингов забыл его на поверхности и должен взять с собой под этот вересковый ковер, под общее для всех вечное одеяло, а то, наоборот, он сам себе представлялся ростком, который вырос на пожарище и вышел к свету из тьмы прошлого.

– Все ходят и ходят! Топчутся без дела! А в доме все вверх дном! – ворчал кто-то возле него. – Вечно слоняются без дела!

В задумчивости Хагир не сразу заметил этот голос, а потом резко обернулся. В нескольких шагах от него какая-то сгорбленная старуха палкой разрывала мох и беспрестанно ворчала.

– Все бы им болтать, да слоняться, да мечтать о подвигах! – разобрал он. – А за челядью последить некому! Мне что, самой вечно все делать? Ничего не умеете! Руки бы вам всем поотрывать! Если бы зерно мололи языком, то за вами и великанши бы не угнались. Ну, а ты чего тут толчешься? – Старуха вдруг вскинула голову и глянула прямо на Хагира. – Только все убрали, а вы опять грязи нанесли! Что мне тут, надорваться?

Хагир застыл, даже не поняв смысла слов. На него смотрело лицо той самой старухи: морщинистое, сердитое и решительное. Тонкие седые прядки волос висели из-под вдовьего покрывала с короткими концами. Перед ним была Йорунн, вдова Бергтора Железного Дуба, мать Гримкеля и кюны Даллы, а ему, Хагиру, двоюродная бабка. Он вырос и из мальчика стал мужчиной, а она не изменилась за пятнадцать лет, осталась точь-в-точь такой же, какой он ее запомнил…