Секрет ее счастья - Клаудиа Дэйн

На этот раз Блейкс не отталкивал ее. А она так крепко держала его, как будто он преступник, пойманный за поругание ее чести. Великолепное сочетание. Было ясно только, что они погрузятся в это так глубоко, насколько им только позволит бесчестье.

И она застонала, требуя от него, чтобы он шел все дальше и дальше — распаляясь страстью и сходя с ума.

Но Блейкс, этот дьявол, вдруг расплел ее руки и отстранил Луизу от себя; его глаза, словно голубые угли страсти, были полны решимости и даже озлобленности. Пусть он будет зол. Пусть он наберется решимости и поддастся своей страсти к Луизе. Разве это так уж трудно?

Криво улыбнувшись, Блейкс взял стул за деревянную спинку и придвинул его к себе. Это был хорошо сделанный стул с обитым нежно-голубым шелком сиденьем и резной спинкой. Хорошенький стул. Блейкс сел на него, даже не предложив Луизе. Деревенщина.

Он сел, вытянув ноги, все еще кривясь в улыбке, и, обхватив ее бедра, затянул ее в область между своими ногами. На ней было платье из тонкого прекрасного муслина, хрупкое и почти прозрачное при свечах, и она чувствовала сквозь него жар его рук.

Ужасно, когда тебя так хватают, как какую-нибудь актрису с соседней улицы.

Но Луизе нравилось. Ей нравилось, как он смотрел и улыбался ей, а еще — та простота, с которой он обращался с ней.

Положительно она была распутницей.

Если бы один только Блейкс знал об этом, ничего скандального и не было бы. Конечно, он никому ничего не скажет. Какой мужчина захочет, чтобы все узнали, что его жена — нераскаивающаяся распутница? Все следовало сохранить в тайне.

— Я собираюсь обесчестить вас, Луиза, — сказал Блейкс почти шепотом, но так низко и страстно, что волосы на задней части ее шеи встали в холодном трепете. — Я собираюсь настолько вас обесчестить, что ни один мужчина вас больше не пожелает — только я. Я собираюсь обесчестить вас настолько, что никакие мужские прикосновения не смогут вас больше удовлетворить — только мои.

— Полагаю, вы собираетесь сделать это словесно, — сказала она, подшучивая над ним, поторапливая его, неспособная выдержать напряжения ожидания.

Блейкс засмеялся, и отголоски смеха эхом наполнили комнату, как рябь света.

— Вы не можете терпеть, не так ли? — сказал он, изучая ее, проводя руками по округлости ее бедер, нащупывая пальцами косточки ее суставов. — Вы и не подозреваете, что я собираюсь сделать, но готовы скорей умереть от моих рук, чем терпеть муки ожидания?

— Какое абсурдное преувеличение, — ответила она, поднимая руки в попытке поправить волосы — бесполезное мероприятие, но Салли Бейтс делала так во втором акте той глубокой пьесы, и это творило чудеса с ее грудью, растягивая ее корсажные ленты так, что они чуть ли не лопались. — Вы всегда были склонны к гиперболизации и мелодраме, Блейкс? Вот уж не думала!

— Есть многое, о чем вы даже не подозреваете. Но скоро не будет.

И с этими словами он сжал ее ягодицы одной рукой и поднял подол ее юбок другой. Холодный воздух обдавал ее ноги каждый раз, когда он поднимал и поднимал их…

— И я видел ваш бюст, Луиза, достаточно часто, чтобы знать, как он великолепен. Расслабьтесь…

Расслабиться? Это невозможно…

Луиза не пыталась спорить, потому что знала, что это только подзадорит его; кроме того, ей было слишком уж любопытно, к чему приведут эти странные и немного необычные ощущения. И она ничуть не сомневалась, что руки Блейксли утолят ее интерес.

Распутница.

Да, здесь должно было свершиться то худшее, что может произойти с женщиной. Но она обдумает это позже, когда не будет так смущена.

— Вы затихли, Луиза. Но не из-за того, что собираетесь упасть в обморок, не так ли? — поинтересовался Блейкс, методично поглаживая ее ногу от лодыжки к колену, причем чулок еще более усиливал ощущения.

Мурашки, снова мурашки от чувств.

— Нет, скорее я могу закричать, — фыркнула она, стараясь сыронизировать.

И поняла, что не удастся. Она едва могла выдержать то, что позволяла себе рука Блейксли. Его глаза, казалось, изучали ее, как будто он ставил над ней эксперимент.

— Именно так я и планировал, — сказал Блейкс, все шире улыбаясь и поднимая руку выше.

Теперь он скользил по ее бедру, лаская ее кожу, нестерпимо поддразнивая.

— Вы затащили меня сюда, чтобы щекотать?

— Я вас вовсе не затаскивал сюда, — произнес он уже без улыбки.

О да, ей не следовало напоминать о Даттоне. Но дело в том, что она забыла о Даттоне. А разве Блейкс ей этого и не обещал?

Прикосновение Блейксли, это невероятное прикосновение, которое он дарил ей, превращалось во что-то примитивное.

— Стойте спокойно, — скомандовал он. — Не двигайтесь и не издавайте ни звука, Луиза. Я собираюсь добиться своего, и вы мне это позволите.

— Или что? — бросила она, дерзя ему.

Луиза, правда, не знала, что на нее нашло.

Конечно, знала. Это все Блейксли. Который обесчестил ее своим поцелуем. Он мог обесчестить ее и своими прикосновениями, которых, если честно, она очень желала.

— Или я не отдам вам жемчуга, — ответил он, глядя ей прямо в лицо.

Вряд ли это было подходящее время, чтобы говорить о том, что она и не думала о жемчугах вот уже несколько часов. Принимая во внимание все обстоятельства, это дело с жемчугом теперь казалось не таким уж и важным. Если Блейкс думал, что можно шантажировать ее жемчугами, то она не собиралась его в этом разубеждать.

— О нет, — проговорила она спокойно, заставив себя повернуться к нему, тогда как сама хотела просто закрыть глаза от стыда.

Его руки были под ее юбками — обе руки, а ее юбки были задраны на бедра. Луиза понимала, что ее ноги открылись ему полностью, абсолютно бесстыдно, так что не осталось ничего скрытого от его глаз, и она казалась себе полной дурой, не сообразившей прикрыться из-за страха и застенчивости.

Конечно, она и боялась, и стеснялась, но это не могло помешать Блейксу видеть ее. Они должны были пожениться, и каждый открытый дюйм ее кожи сильнее скреплял их судьбы. Все, что происходило сейчас, устанавливало их будущую связь. Она не собиралась входить в свое будущее со склоненной головой и трясущимися руками, надеясь на лучшее и готовясь к худшему.

Луиза не собиралась выйти замуж так, как сделала это ее мать.

— Так вам не нужны ваши жемчуга? — спросил он.

Его руки остановились, а взгляд изучал ее лицо.

— Разве я это сказала? — быстро переспросила она. — Скажите, Блейкс, вы вообще меня слушаете?

— Обычно нет, — съязвил он. — Особенно когда вы выглядите так, как сейчас.

Да, как распутница с юбкой, задранной до талии. Какого мужчину будет волновать, что в этот момент говорит женщина?