Непостижимая концепция (антология) - Виктор Точинов

– А ты знаешь наверняка.

– Да.

– Но ты же только что говорил, что если врут ощущения, то ты не можешь знать истины. Они могу врать не только о том, что снаружи тебя, но и о том, что внутри… Не так?

Терпилин помотал головой и не ответил.

– Так, Ильмар Генрихович, так, а не иначе. И тебя интересовало только одно – добраться до настоящей границы аномальной зоны. Там, где артефакты и на самом деле перестают быть артефактами, превращаются в глину, камни, воздух… животных… Ты хотел понять – человек ты или нет. Ведь так?

Терпилин снова молча помотал головой.

– Ну, мне ты можешь врать, но себе-то… – Горяинов снова печально усмехнулся и встал с кресла.

– Тебе не понять меня! – пробормотал Терпилин.

– Разве? Я тебя прекрасно понимаю. Меня тоже мучил этот вопрос. Каждого из моей группы. Даже Джошуа, хотя он очень не любит сложные размышления.

– Что?

– Зеленый – последний уцелевший на станции наблюдения номер три. Леонид и Джошуа из экипажа эвакуатора, которому не повезло на седьмой станции. Я и Дэн вместе с группой были выброшены в район болот, чтобы вывезти упавший беспилотник… Обеспечить эвакуацию.

– Давно? – спросил Терпилин.

– Зеленый – три месяца. Джошуа и Леонид – четыре. Мы с Дэном попали сюда полгода назад.

– И все эти полгода…

– И все эти полгода, – подтвердил Горяинов. – Мне повезло… и ребятам повезло, в общем. На одной из станций был неплохой техник, извлек разъемы из наших голов… снял наноэкраны…

– Вы все… Вас тоже…

– Не знаю, – сказал Горяинов. – Честно – не знаю. И не пытался выяснить. Когда оказалось, что мне не светит возвращение, я договорился с Базой. Я выполняю для них работу здесь, они обеспечивают меня и группу… Мы прибываем на такие вот станции, как эта, обеспечиваем эвакуацию оборудования и записей, не тех, что в открытых архивах, а тех, что были сделаны скрытыми следящими устройствами. Если бы мы только дернулись к эвакуатору, он бы нас всех перемолол в пыль и брызги. Понятно? А так… База не расходует напрасно людей, а кроме того, имеет здесь средство воздействия на станции…

– Только эвакуация?

– Почему? И чистка тоже. Две станции пришлось зачищать полностью. Уничтожить с воздуха нельзя, были бы потеряны данные. Пришлось вручную… Ты, кстати, напрасно избегаешь прикасаться руками к глине. У меня получилось, у тебя, возможно, тоже получилось бы… Это не показатель настоящести, понимаешь? Если врут приборы, если обманывают чувства, то что остается?

– Что?

– Я мыслю, значит, существую, так, кажется? Я помню свою жизнь, я вижу, слышу, дышу – значит, я жив. Значит, я настоящий. И я не хочу выяснять, не слеплен ли я из какого-то дерьма и не являюсь ли порождением Хаоса, других измерений, Великого Ничто… Я жив. Я могу жить и дальше. Я – живу. Как те люди в поселке, как тысячи других, оказавшихся под ударом или бросившихся сюда в поисках артефактов. Я – живу. И могу дать шанс тебе. В принципе, я мог бы убить тебя сразу. Ты не входил в список приоритетов. Тем более что было понятно – ты хочешь схитрить. Я даю тебе возможность остаться в живых…

– Как благородно и щедро…

– Как получилось. А ты… ты можешь выбирать. Можешь попытаться уйти отсюда пешком. Если даже пулеметы на вышках не проснутся, далеко ты не уйдешь. Призраки, голоса, твари – ты еще не умеешь их определять, не знаешь, чего от них ожидать… Но попробовать – можешь.

– Это первый вариант. Еще?

– Еще – можешь выстрелить себе в голову, – Горяинов положил на стол перед Терпилиным его «дыродел». – В меня не нужно, я успею выстрелить первым, а в себя – пожалуйста.

Терпилин протянул руку к пистолету, почти коснулся рукояти кончиками пальцев, но потом руку убрал, спрятал в рукав.

– И третий вариант…

– Какой?

Горяинов посмотрел на часы:

– Джошуа, наверное, уже приготовил ужин.

– И что?

– Мы можем пойти поесть, потом переночевать, а утром – уйдем. Знаешь, при всем кошмаре, который творится за Линией, здесь есть потрясающие места. Красоты совершенно неземной, извини за банальность. Может, мы получили второй шанс для того, чтобы увидеть все это. Может, то, что прорвалось сюда с той стороны, хочет, чтобы мы его увидели и поняли? Хочет изучить себя через наши чувства?

– Чушь, – проронил Терпилин.

– Может быть, – не стал спорить Горяинов. – Тебе решать. Завтра утром, после того как мы уйдем, прилетят вертолеты, разберутся с расстрелянным мобилем, застрявшим в овраге, потом прилетят транспортники и высадят сюда новый состав экспедиции…

– Подопытных мышей, – сказал Терпилин.

– Подопытных мышей, – снова согласился Горяинов. – Но тебя здесь не будет в любом случае. Мы не сможем тебя здесь оставить, у нас такой договор с «Науком».

– Сволочи!

– Не знаю. Может, это нормальная цена для контакта с новым и неизвестным? А может, через пару-тройку лет ребята из «Науком» поймут, что ничего они не понимают во всем этом, осознают опасность, которая грозит отсюда всему миру… или придумают эту опасность. Вот тогда начнется уничтожение всего: людей, призраков, артефактов, деревьев, камней – всего. И кто-то должен будет попытаться этому помешать. Нет? А вдруг это шанс, твой шанс выяснить: что же произошло на самом деле с тобой, с нами, со всем миром. Случайно все это рвануло или действительно вышла накладка и роковое совпадение… И если ты поймешь, что есть виноватые, если узнаешь, кто именно за всем этим стоит, – у тебя появится шанс расплатиться с ними. Вдруг появится? Как бы высоко они ни находились. А вдруг ты найдешь здесь что-то, что придаст твоей жизни смысл? Не там, на незараженной земле, а здесь, в зоне аномалий, начнется новая цивилизация? Вдруг шанс для человечества здесь, а не в новых мирах… Представляешь? Ладно, – сказал Горяинов. – В общем, я пошел ужинать. Ты – как хочешь.

– Он не придет, – сказал голос слева, когда Горяинов вышел из кабинета.

– Он придет, – сказал голос справа. – Он хочет жить.

– Может, его привести? – спросил первый голос. – Я смогу.

– Не нужно, – сказал Горяинов. – Он сам решит. Это его право.

Андрей Фролов

Воля Соруса Бинга

Матерый тетерев шумно забил темно-фиолетовыми крыльями, вспархивая на макушку разлапистой ели, и Артем мгновенно проснулся. Облизнул обветренные губы, повел затекшим плечом. Спрятал выхваченный пистолет обратно в поясную кобуру. И только после этого взглянул на часы в углу глазного экрана.

Наступившее утро радовало ярким бескорыстным солнцем и полным отсутствием облаков. Над безымянной речушкой стелилась туманная перина. Роса, густо покрывавшая кустарники и замшелые валуны, сверкала россыпями стеклянных бусин. Дышалось легко, влажно, привольно. Угрюмый дождик, ливший вторую половину прошлого дня, по-английски ушел среди ночи, прихватив с собой редкие следы, оставленные путником в болотистой низине.

Выбравшись из спального чехла, Кузнецов проворно скатал тончайшую серебристую ткань и спрятал ее в рюкзак. Глотнул из фляги, забросил в рот очередную порцию энергетической жвачки. Еще раз осмотрел в бинокль вытянутую ложбину, пересеченную минувшим вечером. Сверился с намеченным маршрутом. И принял решение покинуть труднопроходимые лесные массивы и окончательно отдалиться от реки – в продуваемые ветрами лесостепи, к плавным волнам каменистых сопок, зеленым ото мха и почти лишенным растительности.

Китайцы отстали, причем основательно. Не на жалкие час-другой, а на сутки, может, двое. С их-то экипировкой рано или поздно поднебесники наверняка вернутся на след. Но Артем не оставлял самоуверенной надежды, что, если погоня вымотает узкоглазых напарников, отсутствие цели заставит ищеек вернуться в Тобольск.

Высланные за Кузнецовым люди, бесспорно, являлись профессионалами. Возможно, даже обладали какими-либо «сверхумениями», так же, как вышестоящие коллеги самого Артема – если, конечно, принимать подобное хвастовство на веру. Но с ним, специалистом, полагающимся не на волшебство, а на честную настойчивость и смекалку, преследователи сравниться не могли. Ни в марш-броске по тайге, ни в искусстве вычислять месторасположение искомых объектов: открывательствовать на ощупь, причем по самым мизерным обрывкам информации.

Артем любил сбивать спесь с таких, как парочка азиатов на его хвосте. Пусть помаются, экстрасенсы горемычные, по болотам и каменистым пустошам, да без помощи «балалаек», в этой глухомани функционирующих хуже отвратительного. Потом сами попросятся на кабинетную работу, расшифровывать старинные пергаменты и смахивать с экспонатов пыль…

Все это Кузнецов обдумывал уже на ходу.

Шагал широко, уверенно, окончательно отринув сон и преисполнившись энергии. Курс держал на запад-северо-запад. Через час после побудки обогнул блестящую кляксу озера, обрамленного холмами. Еще через три часа – очередное озеро, чуть больших размеров и более заболоченное. В момент, когда «балалайка» окончательно потеряла и без того слабый сигнал сети, вернулся на полкилометра. Обновил запись в дневнике, предупредив руководство, что на какое-то время уходит в автономный режим фиксации и новый рапорт сбросит при первой же возможности.