Иные (СИ) - Точильникова Наталья Львовна

«Режим копирования личности, да?»

«Да».

«И когда завершится копирование?»

«Дней через семь, как обычно. Я скажу. На работу ходить не надо. Расслабься, отдохни. И, главное, не бойся. На этом ничего не кончается. Не смерти надо бояться, а внезапной смерти и смерти вдали от господина. В первом случае есть риск утери информации. Конечно, мысли, чувства и ощущения записываются на имплантат в течение жизни, но лучше, когда пройден режим копирования. А во втором случае возможно разрушение имплантата. Это самое страшное для дери. Самое страшное, что может быть».

«Я понимаю».

«Хорошо. Вспомни свои предыдущие смерти. Помедитируй над ними. Это тебя успокоит. Вспомни, как ты готовился к прекращению жизненного цикла. Все то же самое. Правила не изменились. Если я понадоблюсь — зови в любое время. Сейчас — это твое право».

Христиан встал, опираясь на плечо своего сервента. Потом слегка сжал это плечо, повернулся и зашагал прочь.

Поль гулял по поселку, прощался. Симпатичные деревянные дома, сады, поля, лес. Довольно большой поселок. Население около тысячи человек, не считая Иных, пасси и Высшего. Даже не поселок — совокупность нескольких поселков, разделенных лугами и перелесками. У каждого Иного — свои улицы. Вон там, за поворотом дороги, где кончается поле — живут дери Артема Корнеенко. А за маленьким лесом, который называют «островом» — дери Вадима Яхина. Там очень красивые сады. Когда он все это снова увидит?

Почему-то только теперь Поль обратил внимание, что в поселке нет кладбища. Странно. Где же хоронят мертвых? В общине было кладбище. В одной из пещер. Множество могил. А ведь община так мала по сравнению с поселком.

У поворота дороги его окликнули. Михаил Поплавский.

— Подожди! Разговор есть.

Поль обернулся.

— Да?

— Когда у тебя слияние?

— Что?

— Прекращение жизненного цикла еще называют слиянием, неуч!

— Откуда ты знаешь?

— Тоже мне тайна! У господина спросил. Он просто так не освобождает от работы.

— А-а.

— Ты бы хоть простился с ребятами, а то ходишь, как в воду опущенный. Что-нибудь подарил на память. У нас так принято. Когда человек возрождается, ему возвращают его подарки.

— Да. Я знаю. Я как-то…

— Трусишь ты. Ничего, я в первый раз тоже трусил.

— У меня не первый.

— Для Поля первый. В тебе слишком много от Поля. Знаешь, когда мой дед готовился к слиянию, он взял толщенный том «Генное проектирование» и прочитал от корки до корки. «Что я буду бездельничать? — говорил. — В режиме копирования личности лучшие способности к запоминанию информации. Жалко терять такую возможность. В следующей жизни мне это пригодится». Теперь он вернулся. Ему уже четырнадцать. «Генное проектирование» от зубов отскакивает. «А ты хоть что-нибудь в этом понимаешь?» — спрашиваю. «Конечно. Я же не просто заучивал. Я с карандашиком читал».

Поль печально улыбнулся.

— Не способен я на такие подвиги. Ничего на ум нейдет.

— Потому что в тебе побеждает животное. Плоть, которая боится разложения.

— Мишель, слушай, а почему здесь нет кладбища?

— Чего? Кладбища? А что это такое?

— Место, где хоронят мертвых…

— А-а. Я читал об этом. Еще лет триста назад кое-где сохранялся этот обычай. Глупость ужасная. Зарывать в землю столько энергии! Теперь ее используют Высшие. После твоей смерти энергия твоего тела перейдет к господину. Поэтому слияние.

— К-как?.. — Поль остановился на дороге, как вкопанный, и с ужасом посмотрел на Михаила.

— Ну, брат, твоя реакция непредсказуема! Ты бы предпочел могильных червей?

— Не знаю. Это как-то… не так.

— Предрассудки!

— Значит, ничего не остается?

— Только имплантат. Но имплантат — это не останки, это ты.

— О чем ты хотел со мною поговорить? Об этом?

— Нет, конечно. Успокойся! У меня к тебе предложение. У нас со Светой уже есть один ребенок, но товаби скоро разрешит нам второго. Как ты смотришь на то, чтобы в нем возродиться? Ты вообще-то неплохой парень, хоть и лентяй, и трус. Но, думаю, всю эту гадость Христиан потрет, и при хорошем воспитании из тебя вполне можно будет человека сделать.

— Спасибо за комплимент. Мне все равно.

— Да не обижайся ты! Я просто хочу тебя расшевелить. А если серьезно? Ты согласен? А то потом будешь говорить, что ты родителей не выбирал и что нас тебе навязали.

— Делайте, что хотите!

Михаил обнял своего друга.

— Да, я бы умер вместе с тобой, чтобы только тебя поддержать. Но господин не позволит. Я здоров, хоть и старше тебя. Скажет: «Неразумно». Ты прости меня. Веду себя, как слон в посудной лавке. Такой я человек.

Поль кивнул.

— Да, прощаю.

Ровно через два дня, утром, Поль открыл дверь со спиралью. Все было так же, как и три предыдущих раза. Цветы, свет, награда. Правда, немного. «Все было очень хорошо, — сказал Христиан. — Но три года — это мало. Не твоя вина, но я должен быть справедливым». И удовольствие скоро кончилось. Господин попросил перевернуться на живот и положить голову на руки. Это было последнее, что записал имплантат.

Христиан взял скальпель и сделал надрез на затылке у мертвого сервента. Осторожно, с помощью магнитного пинцета извлек имплантат — маленький кристаллик в кожухе, защищающем от воздействия магнитных и электрических полей, крепившийся к внутренней стороне черепа. Дезинфицировал. Очистил. Обрубил бахрому тянувшихся за ним полупрозрачных искусственных нервов. Положил в пластиковую коробочку с надписью «Виктор Поплавский» и четырьмя магнитными карточками красного цвета. На последней написано «Поль». Скоро должен был прийти Артем Корнеенко, чтобы помочь Высшему обработать информацию имплантата.

Высший коснулся рукой тела Поля, и оно начало исчезать, превращаясь в энергию. Через минуту все было кончено. На полиэтиленовой простыне осталось только несколько капелек крови. Надо будет приказать слуге убрать комнату.

Пришел Иной. Бросил взгляд на кушетку.

«Вы уже все сделали, ваби?»

Христиан кивнул.

«Садись, Артем. Помоги мне почистить имплантат. Смотри».

Имплантат аккуратно выложили на специальную стеклянную подставку.

«То, что до начала последней жизни, естественно не трогаем, — заметил Высший. — Там вычищенная и полезная информация. Я несколько раз проверял. Только то, что относится к Полю».

«Да, конечно. Начало жизни. Поплавскиане. Трем?»

«Разумеется. От Поплавскиан должен остаться только сам факт (его все равно невозможно скрыть, низшие расскажут в следующей жизни). Но никаких положительных эмоций. Только воспоминание о чем-то неприятном, без подробностей».

«Службы в пещерах. „Homo liberalis“…»

«Трем. Это полностью».

«Работа в общине. Учитель…»

«Трем. Пусть будет только смутное воспоминание о тяжелом труде».

«Арест. Боль. Первое сканирование».

«Трем. Не должно остаться даже тени ненависти к Иным и Высшим».

«Первый год здесь. Тоже не без проблем…»

«Все сомнения, страхи, метания — трем. Пусть остаются только приятные воспоминания по контрасту с предыдущей жизнью».

«Ваби! Но тогда от его воспоминаний останутся в лучшем случае два с половиной года!»

«Зато это его лучшие годы, — усмехнулся Высший. — Наша цель — не сохранение каждой конкретной личности, а создание совершенного дери, доброго, трудолюбивого и послушного».

«Но стоило ли тогда пересаживать старый имплантат взрослому?»

«Конечно, стоило, Артем. Я считаю, что эксперимент удался. Ни сумасшествия, ни раздвоения личности не наблюдалось. Только в первый период. Но потом все наладилось. И бывший отщепенец, мало того сектант, превратился в хорошего дери, причем очень быстро и безболезненно. Я интересовался судьбой его Учителя по Общине. Там тоже все отлично. Никаких эксцессов. Правда, тот эксперимент еще не завершен.

Теперь нам хватит и сил, и ресурсов, и желания, чтобы, наконец, избавиться от этого отвратительного явления отщепенчества. Общины отщепенцев практически не пополняются уже несколько столетий и представляют собой замкнутые группы. Раньше считали, что следует позволить им вымирать самостоятельно. Не думаю, что это разумно. Память общин — тоже информация. А с новой технологией мы сможем вписать в общество любого. Память отщепенцев будет стерта с имплантатов, но останется на карточках и в закрытом банке данных. Все может пригодиться».