Во имя Науки! Убийства, пытки, шпионаж и многое другое - Сэм Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автобус Голда прибыл в Санта-Фе в субботу, 2 июня, в половине третьего дня. Чтобы убить полтора часа до назначенного времени, он приобрел в местном музее карту и отправился гулять вдоль реки. Речка выглядела жалкой, подумал он, меньше, чем большинство ручьев у него дома.
Потом появился Фукс на запылившемся синем бьюике. Они проехали в безлюдное место и недолго прогулялись пешком. Фукс рассказал о работе над плутониевой бомбой и заверил Голда (ошибочно), что война закончится раньше, чем она будет готова для применения против Японии. Затем он передал Голду пакет, и они расстались. В целом нормальная, деловая встреча.
Вторая встреча оказалась совсем иной. Голд приехал в Альбукерке на автобусе в восемь вечера и сразу же отправился по адресу, написанному на листке бумаги, – Хай-стрит, 209. Он нервничал, имея при себе документы от Фукса, и хотел как можно скорее покинуть город. Однако Дэвида Грингласса дома не оказалось: они с женой ушли в кино.
Обескураженный, Голд решил взять номер в отеле, но его всюду встречали со смехом. Вокруг Альбукерке располагалось несколько военных баз, и по субботам в отелях свободных мест не бывало. Наконец один полицейский посоветовал ему обратиться в пансион, где Голд выпросил жалкую раскладушку и переночевал в коридоре. Всю ночь за окном завывали полицейские сирены.
Реконструкция коробки «Джелло», которая служила опознавательным знаком при встрече Гарри Голда с Дэвидом Гринглассом (с разрешения U.S. National Archives and Records Administration).
Наутро Голд отправился на Хай-стрит, 209, поднялся по лестнице и постучал. Когда дверь открылась, он от неожиданности чуть не свалился с лестницы. Открывший ему мужчина был в армейских брюках. Голд не представлял, что в деле, которым он занимался, замешаны и американские военные.
Собравшись с силами, Голд сказал, что ему нужен Грингласс. Мужчина ответил, что это он, после чего Голд произнес пароль: «Меня прислал Юлиус». Грингласс охнул, впустил его в квартиру, а потом извлек из женской сумочки кусок картонной крышки «Джелло». Голд достал свою. Половинки совпали. Не желая терять времени, Голд спросил, подготовил ли тот материалы. Грингласс ответил отрицательно, заметив, что не ожидал визита. Голду надо будет зайти во второй половине дня.
Недовольный Голд ушел, позавтракал и стал ждать. Когда он вернулся, Грингласс предложил ему прогуляться под палящим солнцем. Затем произошел обмен. Грингласс передал пакет с диаграммами взрывчатых линз – одного из важнейших компонентов плутониевой бомбы. Голд вручил Гринглассу 500 долларов, сумму, достаточную тогда для оплаты аренды квартиры в течение шестнадцати месяцев, – неплохой доход для техника. Как и Фукс, Грингласс выразил недовольство, но по иной причине. «А что, больше нельзя было?» – спросил он. Голд презрительно пробормотал, что передаст пожелание.
Этим же вечером Голд сел в поезд, идущий на восток, и двое суток трясся в вагоне, радуясь, что все кончилось благополучно. Но дополнительная поездка в Альбукерке на самом деле обошлась очень дорого. Так получилось, что у Дэвида Грингласса в Нью-Йорке жила сестра по имени Этель, которая была замужем за человеком по имени Юлиус Розенберг.
Разумеется, Голд и Фукс были не единственными учеными, испорченными коммунизмом. Один из коллег Фукса по Лос-Аламосу, восемнадцатилетний вундеркинд по имени Тед Холл, тоже занимался шпионажем в пользу Советов; один канадский физик даже передал небольшое количество расщепляемого урана. Но, возможно, крупнейшим преступником был биолог Трофим Лысенко.
Лысенко родился в 1898 году на территории нынешней Украины в крестьянской семье. До тринадцати лет он не умел читать и писать. Тем не менее после революции 1917 года в России он окончил парочку сельскохозяйственных учебных заведений, где начал размышлять о новых методах выращивания гороха в условиях долгой суровой русской зимы. Эксперименты его были плохо продуманы (а результаты, скорее всего, подтасованы), но сама идея в 1927 году удостоилась одобрения в главной государственной газете страны. Бедняцкое происхождение – в народе его называли «босоногим профессором» – тоже способствовало его популярности в коммунистической партии, которая восхваляла крестьян. В середине 1930-х годов он стал главным лицом советского сельского хозяйства, взойдя таким образом к вершинам советской науки.
Единственная проблема заключалась в том, что у Лысенко были сумасбродные научные идеи. В особенности он не жаловал генетику. Генетики в ту эпоху делали акцент на неизменных признаках: растения и животные обладают устойчивыми характеристиками, закодированными в генах, которые передаются потомству. Будучи биологом на словах, Лысенко отрицал эти идеи как реакционные, отчасти потому, что злейший враг Советского Союза – нацистская Германия в извращенной форме поддерживала генетику своим утверждением идеи господствующей расы. Но в борьбе с фанатиками правого толка Лысенко впал в собственный, левацкий фанатизм и в этом занимал такую же антинаучную позицию, как и нацисты. На самом деле он дошел даже до полного отрицания существования генов. Он отстаивал марксистскую идею о том, что растения и животных формирует окружающая среда. Если поместить организм в соответствующие условия и правильным образом его стимулировать, говорил он, можно видоизменять его почти до бесконечности. Самое главное – окружающая среда.
На этом основании Лысенко развернул программы по «обучению» советских сельскохозяйственных растений давать урожай в различное время года. Среди применявшихся приемов было, в частности, замачивание семян в ледяной воде. Он утверждал, что следующие поколения сельскохозяйственных культур запомнят сигналы окружающей среды и в дальнейшем сами, уже не подвергаясь специальной обработке, унаследуют полезные характеристики. С научной точки зрения – полная чушь; это все равно что отрубить у кошки хвост и надеяться, что она родит бесхвостых котят. И это действовало не на все культуры. Ничто не обескураживало Лысенко, и вскоре он заявил, что планирует выращивать лимоны в Сибири. Важнее то, что он обещал резко увеличить производство сельскохозяйственной продукции по всей стране и превратить безлюдные российские просторы в обширные угодья.
Именно такие заявления и хотело слышать советское руководство. В конце 1920-х – начале 1930-х годов Иосиф Сталин утвердил катастрофический план «модернизации» советского сельского хозяйства, загнав миллионы людей в государственные коллективные хозяйства. В результате резко упала урожайность и начался голод. Однако Сталин отказался изменить курс и, в частности, в радикальных новых идеях Лысенко усмотрел способ справиться с катастрофой. Например, Лысенко требовал от крестьян сажать семена максимально плотно, поскольку, согласно его «закону о жизни видов», растения одного «класса» никогда не конкурируют друг с другом. Он также запрещал использование удобрений и пестицидов.
Надо
