Хлорофилия - Андрей Рубанов

Савелию жаль Гошу. Доктор говорит, что это очень хорошо – если кого-то жаль.

Гошу особенно жаль, если он приходит с дежурства в изоляторе. Тогда он обязательно напивается. Сам Савелий, конечно, ни разу не был в изоляторе, а Гоша ничего не рассказывает. В изолятор пускают только врачей, но Гоша Деготь – старожил, один из основателей поселка, старшина волонтеров, он работает не за деньги, а из идейных соображений, – ему доверяют, и он ходит в изолятор помогать врачам. В изоляторе сидят травоеды с третьей стадией расчеловечивания. Говорят, один из них – Иван Европов. Но наверняка никто не знает. Да это и не важно. В колонии все равны. В прошлой жизни, в Москве, каждый пациент был влиятелен, знаменит, как минимум – богат. Мякоть высокой степени очистки употребляли только очень обеспеченные люди. Теперь все они – наполовину стебли зеленые.

Однако унылых лиц здесь не встретишь. Нравы самые простые. Травоеды безмятежны, у кого вторая стадия – те и вовсе живут в своем мире. Что касается волонтеров, почти все они завербовались в колонию не ради денег, они беглецы от московских проблем, от неприятностей с законом или ищут приключений. Некоторые явно знакомы с пенитенциарной системой. По вечерам можно услышать нестройное пение:

Сверху кедра, снизу недра,В середине – лагерек.Я сегодня очень нервный,Я мотаю третий срок.

Атмосфера поселка пропитана здоровым духом авантюры, и если бы отсюда вдруг исчезли те, ради кого все затевалось – молчаливые и малоподвижные мужчины и женщины с зелеными пятнами на коже, – то прочая публика вряд ли захотела бы возвращаться в гиперполис. Тут определенно лучше. Тут тихо и свежий воздух, среди персонала есть общительные сговорчивые женщины, а также мужчины, уважающие как футбол, так и, допустим, покер. Тут не скучно.

Конечно, вновь прибывшие бывают шокированы, когда впервые видят, например, Полудохлого или его собратьев – трехметровых существ с глянцевой зеленой кожей, – но быстро привыкают. К тому же у Полудохлого бывают периоды просветления, и тогда он уверяет всех, что намерен выздороветь и остаться человеком во что бы то ни стало.

Варвара живет в соседнем домике. Савелий видится с женой каждый день. Но ему трудно с Варварой. Она до сих пор – человек. Женщины расчеловечиваются гораздо медленнее, чем мужчины. Варвара отлично держится и полна решимости родить здорового ребенка. Она ругает Савелия, обвиняет в слабоволии и даже иногда бьет. Она заставляет его следить за собой, чисто одеваться и бриться, сама стрижет ему волосы. Савелий не любит бриться, ему нелегко смотреть на себя в зеркало. Красный лак с зубов наполовину сошел, почему-то именно это особенно печалит Савелия. Ну и главное – пятна на коже. Цвет – словно у молодых березовых листочков, нежно-изумрудный.

Домики имеют тонкие стены и стоят близко. Иногда Савелий слышит, как его жена плачет. Но бывает и так, что она вполголоса напевает что-то веселое.

В колонии Варвару все очень любят и уважают, ставят в пример. Вот, смотрите: Варвара хочет оставаться человеком – и остается. Но другим травоедам неинтересно знать, чего хочет Варвара. Им интересно только пить воду и пребывать под солнцем. Если волонтер по какой-то причине хоть на пять минут оставляет своего подопечного без присмотра, травоед немедленно выходит из домика и замирает, обратив лицо к небу. Вертикально, неподвижно, закрыв глаза. Если посмотреть в окно, всегда можно увидеть, что кто-нибудь сбежал из-под опеки волонтера и завис.

Если зависаешь – становится хорошо. Радостно. Думать лениво. Мысли путаются, их мало. Но мир понятен. Есть солнце – хорошо. Есть вода – тоже хорошо. Нет воды – нехорошо. Нет воды и солнца – очень нехорошо. Все можно объяснить трех– и четырехсложными словами. Полудохлый – тот вообще думает о мире на уровне «да», «нет», «хорошо» и «нехорошо». Он не может произнести даже свое прозвище. В Москве он был топ-менеджером, продавал элитную байкальскую воду, разливаемую китайцами на китайском оборудовании в китайские бутылки и доставляемую китайскими вагонами для нужд российских граждан, по принципу, провозглашенному теорией абсолютного процветания: вода – наша, желудки – тоже наши, остальное не имеет значения. Теперь Полудохлый ждет наступления третьей стадии, чтобы процвести окончательно. О Москве он не скучает. Савелий – тоже.

О Москве думать особенно лениво. Пусть она сама о себе думает. Последние триста лет она только этим и занимается.

Мысли тяжелы, мозг с трудом производит их. Иногда из памяти выскакивают какие-то обрывки, детские стихотворения.

Идет бычок, качается.Мама мыла раму.

Фрагменты наук, когда-то вставленные в голову маленького Савелия педагогами. Осколки культуры – с их помощью из Савелия выращивали человека. Дикого мальчика окультуривали стихами, сказками, песенками. Сейчас в голове шевелятся остатки: фразы, строфы, рифмы.

Вот моя деревня, вот мой дом родной.Всем известно, что земля начинается с Кремля.У Лукоморья дуб зеленый.Однажды в студеную зимнюю пору сижуза решеткой в темнице сыройгляжу поднимается медленно в горувскормленный в неволе орел молодой.

Мозг испаряет культуру и медленно высыхает. Мозг не нужен – расчеловеченному травоеду достаточно вегетативной нервной системы, простой овощной логики. Конечно, в будущем Савелий хотел бы видеть себя не овощем, а неким экзотическим деревом, рожающим сладкие плоды с шелковистой кожурой. Или цветком, испускающим дурманные ароматы. Но Россия все-таки овощная страна, и Савелий, напрягая разум, понимает, что через год – полтора станет чем-то вроде картофеля.

Иногда в ногах возникает приятное покалывание. Обувь отвратительна, расчеловеченный травоед ходит по земле только босиком. Нет, не ходит, ходить не хочется. Хочется стоять, и чтобы ступни касались живого грунта. Тогда по пальцам ног пробегают искры, и сладко тянет, и щекочет, и чешется, и ноги хотят вглубь, в почву. А у Полудохлого пальцы ног длиннее пальцев рук и широко расставлены. Для таких, как он, травоедов второй стадии, у которых ноги уже не помещаются в ботинки, волонтеры изготавливают специальные лапти. Полудохлому запрещено ходить без лаптей. Однажды не доглядели, он полчаса простоял, ухватившись за землю, и почти врос, а когда попытались согнать его с места, он ударил волонтера, мычал и плакал.

Но бывает иначе. Наступают периоды просветления, иногда они длятся часами. Савелий возвращается в человеческое состояние, много думает и разговаривает. Доктор говорит, просветление – это очень хорошо.

– Если тебе хочется думать, – говорит доктор, – думай, это полезно. Думай изо всех сил. О чем угодно. Вспоминай, фантазируй, спорь сам с собой.