Распутин. Три демона последнего святого - Андрей Шляхов

Война, ссора, конфликт — все это было неприемлемо для Григория Распутина. В интервью, данном газете «Дым Отечества», он говорил: «Готовятся к войне христиане, проповедуют ее, мучаются сами и всех мучают. Нехорошее дело война, а христиане вместо покорности прямо к ней идут. Положим, ее не будет; у нас, по крайней мере. Нельзя. Но вообще воевать не стоит, лишать жизни друг друга и отнимать блага жизни, нарушать завет Христа и преждевременно убивать собственную душу. Ну что мне, если я тебя разобью, покорю; ведь я должен после этого стеречь тебя и бояться, а ты все равно будешь против меня. Это если от меча. Христовой же любовью я тебя всегда возьму и ничего не боюсь. Пусть забирают друг друга немцы, турки — это их несчастье и ослепление. Они ничего не найдут и только себя скорее прикончат. А мы любовно и тихо, смотря в самого себя, опять выше всех станем».

Как верно, как точно сказано: «Христовой же любовью я тебя всегда возьму и ничего не боюсь». Скорее бы настал тот день, когда человечество начнет «любовно и тихо смотреть в самого себя».

«Наш Друг был всегда против войны и говорил, что Балканы не стоят того, чтобы весь мир из-за них воевал, и что Сербия окажется такой же неблагодарной, как и Болгария», — писала императрица своему супругу в разгар Первой мировой войны.

«— Но тогда, по-вашему, не нужно делать ничего, а только ждать; ни о чем не заботиться и ни с чем не бороться. Ведь это проповедь толстовца-непротивленца… Вы знаете это учение? — продолжил беседу с Распутиным сотрудник „Дыма Отечества“.

— Слышал, но плохо знаю, — ответил Распутин. — Я же не говорю: не противься злому, а говорю: не противься добру. Тягость и суета нашей жизни состоит в том, что мы противимся добру и не хотим его признавать. А ты оставь злое совсем в стороне, пусти его мимо, а укрепись около самого себя, и когда сам окрепнешь, тогда осмотрись и помоги совершенствоваться другим. Не настаивай на совершенстве, но помоги — каждый хочет быть чище, радостнее; вот ты ему и помоги. Не настаивая, вот как Илиодор, — огня в нем много, рвения, а нет света и дуновения, как весной в поле с ароматом цветов — которым веет от истинных подвигов духовных».

Все, казалось, вернулось на круги своя. Страсти улеглись, но враги старца не желали складывать оружие. Они не отказались от намерения свалить Распутина, лишить его высочайшего расположения — только притихли, накапливая силы, в ожидании нового удобного момента.

В конце 1912 года существовало два основных лагеря врагов Распутина. Первый возглавлял расстриженный из иеромонахов Сергей Труфанов (жизнь во Флорищеве была Илиодору в тягость, и в мае 1912 года, прожив в заточении три с лишним месяца, он подал прошение о снятии сана, и в декабре того же года был сана лишен, после чего сразу же отбыл из Флорищева в родную станицу Мариинскую на Дону), а второй — великий князь Николай Николаевич.

Глава тринадцатая. Любой ценой

Илиодор поначалу пошел путем политическим — желая заручиться поддержкой Государственной думы, он в январе 1913 года составил и выслал из Царицына на имя Родзянко антираспутинское письмо, подписанное пятью сотнями человек. В письме утверждалось, что Распутин живет у Саблера и постоянно бывает при дворе. «Опять появились намеки на Распутина, опять полились речи по адресу Саблера и Синода», — вспоминал Коковцов.

Недовольный тем, что Распутин устоял, Илиодор, теперь уже, впрочем, снова Сергей Труфанов, от политических методов решил перейти к откровенно уголовным.

В октябре 1913 года Илиодор собрал вокруг себя несколько якобы обиженных Распутиным и оттого жаждавших мести девушек и женщин. Мстительницам предстояло проникнуть к Распутину и оскопить его, лишив тем самым силы (похотливый и ограниченный Илиодор, убежденный, что Распутин прокладывал себе жизненный путь именно детородным органом, и предположить не мог, что сила может находиться в каком-либо ином месте). Ради «святого дела» Илиодор пошел на определенные траты, пошив своим валькириям приличные платья, в которых те должны были сойти за великосветских дам. Однако из окружения Илиодора произошла утечка информации. Распутин узнал о новых происках своего врага, и об оскоплении пришлось забыть.

С идеей убийства старца (яснее ясного, что оскопленный при помощи портновских ножниц Распутин скончался бы на месте от потери крови) носился не один Илиодор. Директор Департамента полиции Белецкий вспоминал, как в последние месяцы его директорства при министре внутренних дел Маклакове (осенью 1913 года), когда императорская семья находилась в Ливадии и Распутин должен был к ним приехать, от ялтинского градоначальника, генерал-майора Ивана Думбадзе (личности колоритной во всех отношениях: буяна, самодура, черносотенца и бабника — но при всем том пользовавшегося до поры расположением царя) пришла шифрованная телеграмма. Телеграмма была выслана на имя Белецкого с пометкой «лично» и содержала просьбу Думбадзе разрешить ему избавиться от Распутина во время переезда последнего на катере из Севастополя в Ялту.

Убоявшись провокации, Белецкий препроводил телеграмму Маклакову, а затем по прямому телефону спросил распоряжений.

Распоряжений не последовало — Маклаков сказал, что сам разберется с Думбадзе. Распутин остался жив и невредим.

Одна из валькирий Илиодора и по совместительству его «духовная дочь», некая Хиония Гусева, мыслей о мести Распутину не оставила, несмотря на то, что сама она со старцем не была знакома и никаких обид от него не терпела.

«Хионию Кузьминичну Гусеву я знаю хорошо; она — моя духовная дочь, — писал Илиодор-Труфанов. — Девица — умная, серьезная, целомудренная и трудолюбивая. Начитана очень в Священном Писании, и на почве этой начитанности она кое-где немного заговаривается… До 18 лет она была очень красива лицом, а потом сделалась уродом: у нее отпал нос. Сама она объясняет это тем, что она молила Бога отнять у нее красоту. И Он отнял. Просто она во время паломничества по Святым местам, ночуя по ночлежным домам в больших городах, заразилась скверною болезнью, сифилисом, и сделалась уродом.

В течение 1913 года она два раза бывала у меня в „Новой Галилее“. Во время бесед о причинах моей ссылки и ее последствиях я много рассказывал ей, как и другим гостям, о „блаженном“ Распутине. Она часто прерывала мои речи и горячо говорила: „Дорогой батюшка! Да Гришкато настоящий дьявол. Я его заколю! Заколю, как пророк Илья по повелению Божию заколол 450 ложных пророков Вааловых! А Распутин еще хуже их. Смотрите, что он делает. Батюшка, благословите с ним разделаться“».

За благословением дело не стало. «С мнением Гусевой о разделке с Гришкой я был согласен», — признавался Илиодор. Пылкая мстительница вооружилась кинжалом (кинжал в ножнах очень удобно прятать под юбкой, во всяком случае — не порежешься), купленным ею по случаю у армянина-торговца и остро наточенным, после чего отправилась на охоту за «настоящим дьяволом», искусно ухитряясь не замечать того, что дьявол поселился в ее душе.