Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов

— Слушаюсь.

— Отставить. Забери вещи господина штабс-капитана и отнеси ко мне в комнату. Вот теперь все.

— Слушаюсь.

Солдат подхватил объемистый дорожный саквояж офицера и стремглав умчался в сторону дома, отведенного под штаб. Одну из комнат дома занимал Шестаков. Причем комната была не то чтобы маленькой, так что места для обоих хватит. Хозяев подпоручик без зазрения совести выпроводил проживать к родственникам. Ничего, в тесноте, да не в обиде. А с другой стороны, чего обижаться, коль скоро платит постоялец, не скупясь, и не только он, но и остальные бойцы. А незачем народ; обижать. Тем более что это для них серьезные деньги, а для партизан не очень. Они вообще народ зажиточный.

Определившись с размещением штабс-капитана, Шестаков потянул его с собой показывать свое хозяйство. Немаленькое, надо заметить, хозяйство. Коль скоро появилась возможность, то с попустительства командующего он тянул все, что только могло пригодиться. Даже если это был вопрос дальней перспективы. Ведь возможность-то есть сейчас.

Именно по этой причине у него в отряде появились два отделения, которые к разведке как таковой не имели никакого отношения. Их задачей были обеспечение потребностей отряда и охрана склада, под который был арендован большой бревенчатый амбар. В другом расположилась мастерская, куда, собственно, Шестаков и повел гостя.

И хвастовство тут ни при чем. Просто ввиду того, что артиллериста повесили на шею Шестакова, нужно было его познакомить с мастерами. В отряде их было четверо, и столько же помощников. Потребности отряда из восьми десятков бойцов они вполне обеспечивали.

— Здравия желаю, ваш бродь, — едва офицеры появились в мастерской, вытянулся один из работников.

Одет в старую, местами заплатанную, но все же чистую гимнастерку. Как видно, это была сменная одежда, специально для работы в мастерской. Ничем иным это объяснить нельзя, ибо мужчина вовсе не походил на босяка, скорее уж на умудренного жизненным опытом дядьку, знающего себе цену.

— И тебе не хворать, Акинфий Никитич. Ну, чем порадуешь?

— Все вышло, как вы и говорили. Мы еще вчера на полигоне проверяли. Запал срабатывает в лучшем виде. Мы десяток гранат извели, ни одной осечки.

— Порадовал ты меня, Никитич. Вот как есть порадовал.

Вчера ему некогда было уточнять, как там что прошло, поскольку злой был, как черт, и укатил в город. А оказывается, его оружейникам было чем похвастать. И это не могло не радовать.

— Ага. Только вот теперь, того… За коз, которых на растяжки засылали, хозяевам надо бы восполнить. Мы, когда забирали, от вашего имени обещались.

— А вы что же, на боевых испытывали? На пустышках потренироваться не додумались?

— Так на пустых оно, конечно. Да ведь так можно проверить только запал. А надо было глянуть, как будет в деле-то.

— А моему слову, значит, уже не верим?

— Как можно, ваш бродь. Мы вам, как себе, верим. Но ить…

— Ясно. Лучше один раз увидеть. Ну и как? Увидели?

— Ага. Раненых будет от таких мин куда более, чем убитых.

— Ну, на другое я и не рассчитывал.

Ручные гранаты были первым приветом от полковника Федорова. Нет, мины, конечно, тоже с его легкой руки появились в войсках. Те, что ваяли в частях, прямо на коленке, были самой настоящей кустарщиной, хотя и достаточно действенной. А вот благодаря полковнику, настоявшему на централизованных поставках, появились настоящие фабричные изделия.

И вот теперь настал черед ручных гранат. Причем, как Шестаков и описывал, двух модификаций, наступательной и оборонительной. В войска они стали поступать только сейчас. Но зато сразу много. Как видно, начальство по здравом размышлении решило побыстрее избавиться от сложных в обращении до безобразия гранат Рдултовского. Нда, вот уж намудрил, так намудрил: граната с тремя степенями защиты от дурака. Да вот только чем проще, тем оно и лучше. А что до дурака, то, как ты его ни оберегай, а он все одно подорвется.

— Ладно. За коз заплатим. Из общей кассы. А чего это ты на меня так смотришь? Иль недоволен чем-то? Запомни, Акинфий Никитич, я человек не жадный, но всякую глупость из своего кармана оплачивать не собираюсь. Одолевают общество сомнения, выставите вокруг щиты или бумажные плакаты и посмотрите, как там оно будет. И потом, мясо куда дели? В котел?

— Ну а куда же его еще.

— Вот-вот. С козами все. Давай дальше. Как с миной?

— Порядок. Корпус, как вы и сказали, выгнули из кровельного железа, осколки нарубали из толстой проволоки. Две мины уже готовы. К вечеру наладим еще десяток. Процесс уже отработан, так что будем клепать сколько угодно. Только подавай взрывчатку и запалы.

— А что за мины? — беря с верстака гнутый корпус, поинтересовался Келер.

— Я ее назвал «МОН». Мина осколочная направленного действия. Вот тут укладывается заряд. Перед ним в один слой рубленые куски проволоки…

— И при взрыве мина посылает осколки в нужном направлении, — закончил мысль штабс-капитан.

— Именно, — подтвердил подпоручик.

— И каков заряд? — прикидывая габариты мины, поинтересовался гость.

— Три фунта.

— Ого. Не слабо. Но позвольте вопрос, вам какие нужны характеристики?

— Ну, поражение саженей на двадцать — двадцать пять, — ответил Шестаков.

— И желательно по максимуму использовать осколки, чтобы они как можно меньше разлетались по вертикали. Во всяком случае, ничем иным я не могу объяснить подобную форму корпуса.

— Вы все правильно понимаете, — подтвердил Шестаков.

— Нда. Вот поражаюсь я вам, Иван Викентьевич. Насколько вы фонтанируете идеями, настолько же вы и безграмотны. Но признаться, по мне, это не главное. Куда важнее то, что вы способны задать направление, в котором можно думать специалистам. Если позволите, я подумаю над вашей миной, прикинем, какой изгиб окажется наиболее подходящим. Ну и заряд. По-моему, его можно будет значительно сократить.

— И насколько?

— Вот так сразу я сказать не могу. Но предполагаю, что примерно на фунт.

— На целый фунт! Было бы превосходно. Нам, знаете ли, все это богатство приходится таскать на своем горбу, так что мы вынуждены считать каждый золотник, — искренне обрадовался Шестаков. — Акинфий Никитич, отставить пока с минами, завтра продолжите с господином штабс-капитаном.

— Слушаюсь.

— Мастер — золотые руки. И еще трое таких же. На них молиться и пылинки сдувать, и пусть работают на заводе, учат молодежь, а их в окопы, — когда отошли от мастерской, посетовал Шестаков.

— Понимаю. Подобный подход — непростительное расточительство. И вообще в России настало время перемен. Так, как было до войны, оставаться и дальше уже не может.

— Уж не из революционеров ли ты, Густав? — вздернул брови Шестаков, вновь переходя на «ты», когда они остались одни.

— Боже упаси. Ты меня еще с бомбистами в один ряд поставь.

— А какая разница, бомбисты, социалисты или кто другой. По мне все они на одно лицо, потому что только полный идиот станет раскачивать лодку, попавшую в шторм, еще больше.

— Полностью согласен. Это самое настоящее предательство. И Россия прошла через подобное, когда проиграла почти выигранную войну с японцами.

— Выигранную войну с японцами? Да мы потеряли почти весь наш флот, Порт-Артур, практически всю Маньчжурию. А ты говоришь о почти выигранной войне.

— Мы понесли серьезные потери на море, это так. Но на суше от победы нас отделяло всего лишь несколько месяцев. Япония уже была на последнем издыхании, тогда как мы были полны сил. Удар в спину руками наших же соотечественников, предателей-революционеров, вот что помогло японцам. Я за перемены. Но только не тогда, когда страна находится в состоянии войны. Потому что это означает поражение. Миллионы жизней, загубленных впустую.

— А как же насчет войны, которую Россия ведет за чужие интересы?

— Сказки про белого бычка. Если Германия подомнет под себя Европу, то и нам это аукнется. Причем в условиях отсталости нашей промышленности и состояния таковой в Германской империи нам будет очень больно. Кайзеру, конечно, нет никакого дела до наших промышленных районов и того же Урала, но вот плодородные южные области империи очень даже пригодятся. Так что для нас война все одно неизбежна, и отстаиваем мы сейчас свои интересы. Другое дело, что воевать, спасая лягушатников, неправильно. Ну да, здесь мы ничего изменить не можем. Вижу, что ты со мной согласен.

— Да. Я думаю так же.

— А еще ненавидишь революционеров в любом их проявлении.

— И это тоже.

— Слушай, а неплохо живут твои партизаны. Квартируют по избам, сельские бабенки, своя мастерская, да еще какая. У нас, в артиллерийском парке, и то не так хорошо укомплектовано. Красота, да и только.

— Ваше благородие, фельдфебель Инютин по вашему приказанию прибыл, — доложился подошедший.