Неразгаданные сердца - Мэрилайл Роджерс

— И чтобы взять ее в жены, ты готов пойти наперекор своему сеньору? — спросил Гален, еще не решив, следует ли похвалить юношу за желание отдалиться от жестокого самодура или осудить за отречение от родного отца.

Фаррольд понимал, что предстает в невыгодном свете, но, чувствуя свою правоту и не желая отступать, смело ответил:

— А разве вы относились бы с почтением к такому сеньору, как мой? Все восемнадцать лет своей жизни я покорялся его воле, но сейчас повиновение более позорно, чем отступничество. Я не позволю покрыть свое имя бесчестьем, пусть даже мне придется пойти против отца.

Несмотря на то, что в последнее время Галену самому приходилось кривить душой, и не раз, его подкупила честность Фаррольда.

— Ну что ж, раз так, давай присядем. — Гален подтолкнул его к дубовым колодам, которые были расставлены вокруг кострища и образовывали вполне удобные сиденья. — Я тебе расскажу то, что Уолтер уже знает; тогда ты сможешь сообщить моей семье все необходимые известия.

Когда юноша, получив подробные указания, удалился, Гален снова взглянул на нетерпеливо ожидавшего рыцаря.

— Раз уж дело приближается к развязке, — негромко сказал сэр Джаспер, — поведай мне, каким образом ты познакомился с дочерью барона Конэла, если с самого ее рождения все связи между Райборном и Таррентом были оборваны?

Гален вынужден был признать, что рыцарь, невольно угодивший в паутину лжи, которая опутала их отношения с Амисией, вправе рассчитывать на объяснение. Однако выяснение истины не предназначалось для постороннего слуха. Между тем, глядя на оруженосца, склонившегося над своими пожитками, можно было не сомневаться: Уолтер навострил уши.

— Что-то в поленнице дров маловато, — бросил ему Гален. — Может статься, потом у нас не будет времени, чтобы ее пополнить. Сделай одолжение, сходи-ка за хворостом, а то ночью мы тут окоченеем.

Уолтер еле шевелился, сматывая веревку и связывая в мешок ветхое одеяло, но его любопытство так и осталось неудовлетворенным.

Стоя у выхода из пещеры, Гален провожал глазами Уолтера, пока тот не вскарабкался по отвесному склону. Только тогда он тяжело опустился на колоду, на которой перед тем сидел Фаррольд, и обстоятельно поведал сэру Джасперу, как дочь благородных родителей, пытавшаяся выдать себя за деревенскую простушку, пожелала увидеть в незнакомце лесного разбойника. Рассказал он и о том, как мнимый разбойник, сбитый с толку непонятными намерениями гостьи, предпочел оставить ее в этом заблуждении — ведь иначе пришлось бы раскрыть секрет, который он клятвенно обещал хранить.

— Я запутался в тенетах собственной лжи и не имел права открыть истину — а без этого мне не доказать свою невиновность, — заключил он. — Амисия думает, что я обманом повел ее под венец ради наследства; но ведь наследство достанется не ей, а я обязан держать это в тайне. И, хуже того, она-то полюбила разбойника — и так скоро обнаружила, что никакого разбойника нет и в помине. Наверно, мне уже не выпутаться из этого обмана.

Хотя слова Галена почти в точности повторяли то, что сказала отчиму Амисия, Джаспер с этим суждением не согласился.

— Гален, ты — это ты, а Амисия — это Амисия. Какие наряды на вас надеты — не имеет значения, ведь вы-то остаетесь самими собой. Если Амисии дать хоть немного времени на размышление, она увидит это так же ясно, как сейчас вижу я. — Джасперу отчаянно хотелось приободрить мужчину, в котором он до сих пор видел правдивого и искреннего подростка, всегда следовавшего велениям чести. — Кто любит, тот прощает. Она тебе поверит. — Он хотел бы надеяться, что его предсказания сбудутся. — Все разрешится скоро, мой мальчик, очень скоро.

Понимая, что сейчас не время предаваться подобным разговорам, Гален поспешил заметить:

— Какая судьба ожидает нас с Амисией — этого я не знаю. Но одно несомненно: священник, который нас обвенчал, не должен за это расплачиваться.

Сэр Джаспер глубоко вздохнул, давая понять, что спор еще не окончен, но признал, что освобождением прелата надо заняться в первую очередь.

— У меня есть план, — сообщил Гален, взглянув на старого друга с невеселой улыбкой. — Скольких людей Гилфрей может оторвать от исполнения других обязанностей, чтобы поставить их охранять темницу?

— Туда и вовсе не ставят стражников. Вход в подземелье запирают снаружи на засов и на замок, так что в охране нет надобности. — Джаспер начал догадываться о замысле Галена. — Считается, что если кто и попадет в темницу, так только чужак, не ведающий об отчаянном положении самой крепости, которую и охранять-то некому. Если даже пленник чудом совладает с замками и засовами, ему понадобится пройти через главную залу, чтобы добраться до входных дверей. Предположим, он сумеет незаметно проскользнуть через эту просторную палату; тогда ему придется пересечь двор, где снует множество работников, и спуститься по узкому проходу. Вот тут-то его почти наверняка настигнут стрелы стражников с парапета башни или крепостного вала. И, ко всему прочему, надо точно подгадать время побега, чтобы не угодить в самый прилив… Трудная задача для узника, запертого в темном подземелье и потерявшего представление о времени.

— Из всего этого следует только одно, — хладнокровно заметил Гален. — Для побега нужно воспользоваться не главными воротами и не дорогой на отмели, а входом со стороны моря и лодочным причалом. В котором часу вам предстоит заступить в дозор на стене, обращенной к морю?

Джаспер одобрительно хмыкнул. Гален и Уолтер с легкостью смогут проскользнуть в замок, чтобы вызволить аббата Петера. Никто из работников не станет поднимать шум: если барон останется в дураках, все будут только рады.

— Амисия…

Услышав тихий зов, Амисия села в кровати. Когда стражники впихнули ее в комнатушку, которая теперь стала ей тюрьмой, она забралась к себе в кровать под пологом, как в последнюю гавань. Хотя где-то в углу затаилась Мэг, Амисия могла теперь воспользоваться этим холодным, мрачным уединением, чтобы предаться собственному горю. Она думала, что к ней, может быть, зайдет Келда, или даже Анна, но давно уже не надеялась хоть когда-нибудь дождаться утешения от матери.

Сибилла раздвинула складки полога и, войдя внутрь, примостилась на краешке кровати, где сидела ее дочь с красными от слез глазами и мокрыми щеками.

— Я пришла сказать, что счастлива за тебя и горжусь прекрасным союзом, который ты заключила. Тебе хватило мужества пойти против Гилфрея… а я на такое не отважилась.

Это было не совсем так, поскольку Гален явился в их края по ее зову, но, полагала Сибилла, Бог простит ей небольшое отступление от истины.