Последняя женщина - Михаил Сергеев

В прессе поднялась буря, в обществе возникло напряжение, и руководству университета пришлось уговорить его взять отпуск.

"Отлично! Пока они грызутся, я буду наслаждаться уединением".

Крутой съезд вправо, и Сто первое шоссе осталось позади. Он медленно миновал Мэлроуз. Дорога, петляя по побережью, извивалась между подступающей водой слева и скалистыми обрывами справа, если ехать на север, в сторону Сан-Франциско. По склонам лепились разноцветные домики, защищенные со стороны океана высокими и прозрачными пластиковыми заборами. Постоянные зимние ветра продували насквозь все, что находилось выше кромки воды. Редкие бухты — тихие гавани судов, да и судеб местных жителей, чья жизнь так или иначе была связана с океаном, чередовались с узкими полосками диких галечных пляжей. Сейчас, в ноябре, они были пустынны.

Дорога резко рванула вверх. Когда тяжелые металлические ворота сомкнулись за ним, словно отсекая враждебный для него мир, Барроу заглушил машину и медленно направился к обрыву.

Эту виллу строил он сам, и нравилась она только ему. Ничто не защищало ее от ветра. Ветер тоже ему нравился. Редкие друзья, побывав здесь, уже никогда не возвращались. Это он придумал звуки реквиема, встречавшие тех, кто ступал на порог дома.

Впрочем, он был доволен их невозвращением. Здесь была ЕГО крепость. Его и ветра. Погода портилась. Далеко внизу, петляя меж скал, как будто ничего не изменилось, виднелась лента шоссе. Но Барроу знал, что сегодня изменилось все.

Быстро темнело. Пройдя в овальную гостиную с огромным панорамным окном, выходящим на океан, он растопил камин и опустился в глубокое кресло.

Очнувшись от негромких, но резких ударов, Джо понял, что задремал. Одна из намокших от дождя веток, раскачиваясь под порывами ветра, тяжело била по окну.

"Хорошо бы выпить виски", — подумал он. Подойдя к огромному глобусу и приподняв его верхнюю половину, Барроу достал бутылку с голубой этикеткой. Стакан стоял тут же, на широкой ленте столешницы, опоясывающей экватор. Темноватая, похожая на коньяк, жидкость медленно поднималась к краю стакана. И вдруг на глобусе ожили и стали меняться очертания континентов и материков.

В себя его привел звук льющегося через край содержимого бутылки.

"Черт!" — вырвалось у него. Сделав небольшой глоток, Барроу взял салфетку и вытер сначала стакан, затем руку. Медленно, будто боясь чего-то, он перевел взгляд на глобус. На нем уже все было по-прежнему.

Держа стакан в руке, Джо подошел к окну. Плотные струи дождя разливались причудливыми потоками по стеклу, скрывая океан. Именно здесь, именно в такую погоду, под звук дождя и удары ветра, он написал свои лучшие труды. Его вдохновляла не просто плохая, а очень плохая погода.

Вдруг Барроу обратил внимание, что удары веток в окно стали громче и сильнее. Этот звук непрерывно нарастал и уже через мгновение перешел в набат. У него заложило уши. "Проклятое дерево", — подумал он и едва не ударил кулаком по окну, к которому еще секунду назад липли мокрые листья, впиваясь в ненавистное им стекло, словно стараясь его разбить.

Листьев не было. Напротив него прямо за окном стоял человек. В капюшоне.

— Я терпеливо ждал, когда ты насладишься картой мира. — Голос исходил из глубины зала.

Он обернулся. Человек уже сидел в кресле.

— Это не было наслаждением, — сдерживая волнение, произнес Джо.

— Все равно. Ты хочешь этого. И получишь. Как видишь, мне твоего ничего не надо, — с усмешкой произнес тот. — Наоборот, я выполнил все, что обещал. — Он наклонился, что-то увидев перед собой. — Интересуешься архивами?

Незнакомец взял со стола старую, потрепанную газету.

— Хм, 2009 год. "Восемь британских офицеров полиции и двое гражданских служащих назвали учение джедаев, которое упоминается в киноэпопее Джорджа Лукаса "Звездные войны", своим вероисповеданием, — сообщила Би-би-си 17 апреля, — прочитал он. — Как выяснилось, все десять джедаев работают в полиции округа Стратклайд в Шотландии. В 2008 году в Великобритании была основана Британская церковь джедаев. Ее члены практикуют религиозное поклонение Силе".

Он бросил газету обратно на стол.

— Да, — в его голосе звучала ностальгия. — Жаль, ничего не вышло. А какой захватывающий был проект! Какая атака на мозги! И разъедали, разъедали! — Незнакомец указал на конверт. — Хранишь его?

— Что? Список?

— Я не вижу там главного персонажа.

— Кого же?

— Неважно. Важно, что его нет, и пока это меня устраивает. Присядь, — гость указал на другое кресло, и в этот момент что-то сверкнуло на его руке.

Зеленый геккон с короной из черного алмаза на голове, злобно оскалясь, обвивал указательный палец своего хозяина.

"Так вот кто передо мной!" — мелькнуло в голове.

Кожаное кресло издало неприятный шипящий звук и, будто глубоко выдохнув, медленно опустилось под ним. Барроу не почувствовал ни страха, ни волнения. Как будто был готов и согласен отдать то, что когда-то получил в долг.

— И это было бы правильно, — словно подслушав его мысли, по-прежнему сидя, наклонив голову вниз, так что лица его не было видно, произнес незнакомец. — Но тебе я прощаю все. Более того, я принес тебе то, что тебе сейчас так необходимо.

— Но я ни в чем не нуждаюсь… кроме…

— Ошибаешься. Ведь все, что тебя окружает, и составляет то, в чем ты нуждаешься. А как ты добился этого? Ты имел все необходимое для достижения своей цели.

Возразить было нечего.

— Ты уже не нуждаешься в сладостном чувстве власти над людьми и возможности увлечь их за собой. Тебе нужно большее — власть над душами и возможность распоряжаться ими. Вот что тебе нужно сейчас! — Помолчав, незнакомец добавил: — Нельзя представить, сколько это стоит крови. Пора стать великим.

И он почувствовал, что это так!

— Но сделать великое из простого могу только я, — продолжал его визави. — Мне нужно лишь объявить вам, глупцам, об этом. Вспомни историю с Джокондой.

— Я не знаю этой истории.

— Четыреста лет это был просто портрет, как и тысячи других. Мало кто знал о нем. Но меня это не устраивало. У меня были большие планы на эту картину. Я украл ее. Украл уже в двадцатом веке. Все выверил. Она исчезла на три года. Но эти три года ее лицо не сходило с обложек журналов, да и газеты трещали о ней каждый день. Так я сделал ее великой. И с тех пор очередь к картине не иссякает. Где же вы были раньше? — Он усмехнулся.

— Но… зачем?..

— Я воздвиг памятник первой женщине, послушавшей меня! Правда, он так и не был закончен. Это меня страшно огорчает. Почему-то всегда есть какое-то препятствие. Ну да не последняя же это попытка. Я вообще люблю памятники. Как только человек создает новый монумент кому-то из людей, это греет мою… — он снова усмехнулся, — чуть не сказал "душу"… мою неплоть. Знаешь, в моем доме почти всегда холодно, несмотря на вашу уверенность в обратном.

Он поежился.

— Ну да, теперь понятно, почему вы особенно любите людей, которые сами заказывают свои портреты.

— Догадлив. Еще один мой союзник. Ну, тогда угадай, о чем думает человек, позируя художнику?

— О том, чтобы остаться в памяти поколений.

— Но для чего ему это нужно? Ну! Вижу, догадался. Он думает, что тогда не совсем умрет, а останется. Пусть даже напоминанием о себе, но останется. Заметь, иногда он даже искренне думает, что это будет память о его добрых делах, а не о нем лично. Глупцы! Пока последние воспоминания о человеке не сотрутся в памяти людской, эта память крепче морских канатов будет держать его в моей власти. Даже на том свете!

— Это я знаю. Так же как и то, что портреты сильных мира сего через год после их ухода можно найти только на помойках.

Незнакомец откинулся в кресле и громко захохотал.

— Что ж, другого способа утилизации ненужного хлама люди не придумали! Да-а, валяются среди смрада и вони. Эту мысль при жизни человек гонит прочь, убеждая себя, что временное — вечно!

С этими словами гость с удовлетворением хлопнул огромной ладонью по кожаному креслу.

Барроу испытующе поглядел на него.

— А как же быть с художником, предлагающим свои услуги… этим?

— Здесь не все так просто. К сожалению. Иногда художник вынужден это делать. Важна степень такой вынужденности. Впрочем, это всегда видно по портрету.

— А если он сам напрашивается на заказ? Ради денег или с расчетом?

— Нет, все-таки я не ошибся в тебе. Спрашиваешь, как быть с искусителем? Туда же! Он наш парень! — И громкий хохот, на этот раз перекрывший шум неутихающего дождя, заставил задрожать пустые стаканы, стоявшие напротив. — Жаль, что это касается только власти, а не портретов вообще, — злым голосом добавил он.

Вспышка молнии на мгновение выхватила черную грань алмаза, словно напоминая, зачем он здесь.

— Ладно, мы отвлеклись, оставим это. У меня к тебе…