Петр Аркадьевич Столыпин. Воспоминания о моем отце. 1884—1911 - Мария Бок

В эти же дни мой муж получил телеграмму о приходе нашего гардемаринского отряда, возвращавшегося из Средиземного моря в Киль. В обязанности моего мужа входило встречать все русские суда, прибывающие в германские порты. При создавшемся положении визит наших судов был совершенно непонятен.

Приехав накануне их прихода в Киль, мой муж встретил у германских начальствующих лиц, которым он сделал визит, отношение холодное и крайне недоуменное. Ясно было, что как и для него, так и для них появление русских кораблей теперь в Германии было необъяснимо: ведь положение было настолько серьезно, что в Германии уже рассылались карточки с предупреждением о возможной мобилизации. Объяснением этого непонятного прихода нашего отряда могло служить то, что, быть может, декларация была обнародована уже после выхода кораблей в море из последнего порта. Но с другой стороны, радиотелеграф в то время был уже достаточно развит, чтобы суда могли быть предупреждены вовремя.

Как выяснилось на следующий день, когда корабли пришли, то же чувство недоумения испытывал и командующий отрядом адмирал Литвинов, державший курс на Киль, по распоряжению из Петербурга, но по своей инициативе зарядивший пушки.

При входе в порт каждое из наших судов было поставлено, по указанию встретившего их германского морского офицера, между двумя сильнейшими немецкими броненосцами.

Ко всеобщему облегчению, часа через два после прихода нашего отряда опасность войны миновала. Она была предотвращена благодаря моему отцу, считавшему безумием для не успевшей еще окрепнуть России вести какую бы то ни было войну.

Через некоторое время после этих тревожных кильских дней мы были в Петербурге, и мой муж рассказывал о пережитых волнениях папа, который на это твердо ответил:

– Пока я у власти, я сделаю все, что в силах человеческих, чтобы не допустить Россию до войны, пока не осуществлена целиком программа, дающая ей внутреннее оздоровление. Не можем мы меряться с внешним врагом, пока не уничтожены злейшие внутренние враги величия России – эсеры. Пока же не будет полностью проведена аграрная реформа, они будут иметь силу, пока же они существуют, они никогда не упустят ни одного удобного случая для уничтожения могущества нашей Родины, а чем же могут быть созданы более благоприятные условия для смуты, чем войной?

Итак, после прихода наших кораблей атмосфера сразу разрядилась и на следующий же день натянутые отношения заменились самыми теплыми и дружественными. Наступили оживленные, веселые дни, заполненные приглашениями и приемами и у принца Генриха, и на «Славе», и на «Цесаревиче», и на «Богатыре».

На военном корабле каждое торжество носит совсем особенный отпечаток: подвозящие вас к кораблю катера с молодцеватыми матросами, нарядные, веселые офицеры, помещения так мало похожие на то, к чему мы привыкли на суше, подтянутость, блестящая чистота и элегантность всего окружающего – все это, вместе взятое, создает приподнятое настроение, при котором люди быстро знакомятся и как-то искреннее относятся друг к другу.

Помню, как во время посещения принцем Генрихом и принцессой нашего броненосца «Цесаревич» принц долго и оживленно за бокалом шампанского в адмиральском помещении говорил с адмиралом Литвиновым, который слушал его с очень довольным выражением, и до нас донеслись слова:

– Каковы бы ни были отношения между Россией и Германией, я всегда останусь верным другом вашего царя, и он всегда найдет во мне поддержку. Я вас прошу по приходе в Россию доложить эти мои слова государю императору.

Через дня два после нашего возвращения в Берлин из нашего консульства поступило ко мне сообщение о неблагонадежности генерала Курлова по отношению к моему отцу. Сообщение было настолько серьезно, что мы решили выехать в тот же день в Петербург, чтобы сообщить об этом моему отцу и предупредить его.

Приехав в Петербург утром, я просила папа за завтраком уделить нам время для важного разговора с ним. Мой отец назначил в пять часов в саду Зимнего дворца, где он совершал в это время прогулку. Когда мой муж передал все полученные нами сведения, папа, нахмурившись, сказал:

– Да, Курлов единственный из товарищей министров, назначенный ко мне не по моему выбору; у меня к нему сердце не лежит, и я отлично знаю о его поведении, но мне кажется, что за последнее время он, узнав меня, становится мне более предан.

Глава 34

Мой отец в этот наш приезд в Петербург был сильно озабочен делом, причинившим ему много неприятностей. Началось оно с такого, в сущности, пустого вопроса, что никак нельзя было сначала предполагать, во что оно выльется. Виной всему этому делу явилось морское ведомство со своим министром, генерал-адъютантом Диковым во главе. Диков был милый старик, настоящий «морской волк», но человек абсолютно незнакомый со столь важными при внесении законопроектов в Государственную думу юридическими тонкостями, к тому же это был, вероятно, первый проводимый морским ведомством законопроект.

После разгрома нашего флота при Цусиме образовался в Петербурге кружок морских офицеров с лейтенантом Колчаком, впоследствии, во время Гражданской войны, Верховным правителем России, во главе. Этот кружок задался целью разобраться в недостатках и недочетах, приведших наш флот к гибели, а сделав это, разработать проект морского Генерального штаба. Такие штабы существовали уже в Японии и Германии и являлись совершенно необходимыми при переходе флота с парусов на пар. Представленный кружком проект, весьма тщательно им обработанный, был одобрен морским министром. Составленные для его существования штаты, вызывавшие расход менее ста тысяч рублей в год, были, вместе с законопроектом об утверждении самого морского Генерального штаба, внесены в Государственную думу. Штаты прошли гладко, и Дума утвердила их, как и само учреждение штаба, после чего дело автоматически пошло в Государственный совет.

Дело это было столь незначительно, что им никто не интересовался. Но на первом же заседании финансовой комиссии Государственного совета вопрос этот принял совершенно неожиданный оборот.

Член Государственного совета Дурново поднял вопрос о том, что Государственная дума незаконно утвердила законопроект, так как согласно статье 96 организационные мероприятия по управлению флотом принадлежат верховной власти и, таким образом, в данном случае нарушены прерогативы государя императора.

Допущенная ошибка повлекла за собой отставку морского министра. Моему отцу же предстояло решить нелегкую и крайне неприятную задачу: как выйти из этого положения? Дать Государственной думе возможность вмешиваться в дела, компетентные лишь верховной власти, – значит создавать прецедент к отнятию этих прерогатив у государя императора, то есть допустить то, к чему так стремились первые две Думы. Возвратить же законопроект в Думу – значило, во-первых, вызвать с ней конфликт, а во-вторых, отсрочить проведение штатов.