Собака, которая любит - Наталия Криволапчук

Спору нет, словечко весьма популярное, почти наравне с кармой (первое место в «горячей десятке» последних лет), сглазом и порчей (делят второе и третье места). Многие даже знают, что аурой в оккультной традиции принято называть не столько само биополе, как думают составители кроссвордов, сколько его визуальное представление. Аура видится нам в цветах, формах, в движении, причем все эти компоненты находят свое соответствие в реально протекающих в организме процессах. Для их диагностики можно пользоваться и аурическим представлением — точь-в-точь как рентгеном для определения состояния внутренних органов. При этом структура биополя, как известно, отражает не только физиологию организма, но и различные психические состояния мыслящего существа. Это и делает аурические представления такими полезными для моей практической деятельности. Но зато именно поэтому у произведения живописи может быть энергетика, заложенная в него автором, но уж ауры быть никак не может.

Я должна напомнить вам, что биополевые процессы, являющиеся непременным аспектом всего, что творится в нашем теле и в нашей душе, представляют собой колебательные процессы, отличающиеся от видимого света частотой колебаний. Мне думается, что наше подсознание обладает способностью как бы транспонировать колебания биополевых частот (от тысячных долей герца и до десятков герц) на другие частотные диапазоны — например, на спектр видимого света. Вспомним, что зрительное восприятие — основной информационный канал человеческого мозга, и тогда нам уже не покажется столь удивительным, что очень разные по характеру информационные потоки, поступающие неявным путем, через подсознание, преобразуются именно в зрительные образы. Очевидно, что наш глаз самих биополевых картинок не воспринимает, образы эти рождаются, по всей видимости, где-то в зрительном центре головного мозга, хотя на работы физиологов, которые были бы посвящены этому вопросу, я сослаться не могу. Кстати, визуальное представление частот, не отображаемых глазом, у людей — дело не столь уж редкое. Очень многие из нас, например, слушая музыку, сравнивают музыкальные ноты с цветами радуги. Мне с детства запомнились слова из прекрасной книги Александры Бруштейн «Дорога уходит вдаль»: «возьми ноту ля, сиреневую, слушай и вспоминай меня»…

В традиции индийской йоги каждому из важнейших энергетических центров организма, которые именуются чакрами, сопоставлена и своя нота в музыкальном звукоряде, и свой цвет в спектре видимого света. Правда, ноте ля там соответствует синий цвет (это Аджни-чакра, отвечающая у людей за интуитивное восприятие), но в принципе это ничего не меняет. Героиня Александры Бруштейн, в конце концов, имела право на свое индивидуальное ощущение. А йогические соответствия утвердились много веков назад, когда люди и вовсе были не в состоянии измерить приборами характеристики колебательных процессов.

Была в нашем доме любимая игра, в которую мы играли года три. Как-то мой муж, физик-экспериментатор, принялся рассказывать мне об элементарных частицах. Плохо воспринимая физическую сторону дела, я задумалась — и вдруг начала явственно видеть каждую из частиц. Они отчетливо различались по форме, размеру, цвету, материалу, фактуре поверхности. Одни вращались, как заведенные, другие неслись куда-то, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны. Электроны, к примеру, мелькали яркими стальными дробинками, то и дело исчезая из виду, и проследить за каким-то одним из них не представлялось возможным. Крупный серовато-голубой протон, напоминающий по фактуре поверхности хорошее шерстяное сукно, вел себя куда степеннее. Мю-мезоны были красновато-коричневыми, продолговатенькими и теплыми на ощупь. Я рассказала мужу об этих забавных «портретах», мы вместе посмеялись и забыли этот эпизод.

Вернулись мы к этому разговору спустя несколько месяцев, причем произошло это совершенно случайно. Могу дать голову на отсечение, что я не запоминала тех описаний частиц, которые дала в прошлый раз, стану я заучивать наизусть собственные шутки, на это способны только отъявленные зануды! На совпадения первым обратил внимание муж, и они его всерьез заинтересовали. Улучая минуты, чтобы застать меня врасплох, время от времени проверял мое восприятие, спрашивая то об одной, то о другой частице. Я отвечала, не задумываясь, искренне полагая, будто всякий раз выдаю очередную фантастическую импровизацию. Выяснилось, однако, что возникающие у меня ассоциации совершенно устойчивы и не зависят ни от реальных обстоятельств разговора, ни от моего состояния и настроения. Так я впервые поняла, что неявная информация может представляться в цвете.

Честное слово, сейчас я уже не помню, с чего начались мои попытки увидеть собачью ауру. Видимо, я начиталась тогда Лобсанга Рампы, которого я весьма почитаю, и втайне ему позавидовала. Отчетливо помню далеко не первый эпизод из моей работы над аурическим восприятием биополя.

Мы с Рольфом работали в тот день на охране, где я временами подменяла сына, когда у него возникали срочные дела. Стояла питерская душная июльская жара. Врагов на горизонте никаких не было и не предвиделось, но уйти было нельзя, и мы с моим верным псом-рыцарем полускучали-полудремали, запершись в охраняемом помещении. Уютно устроившись в мягком кресле, я впала в классическое «просоночное состояние», особо пристально изучаемое в физиологии головного мозга и служащее самой надежной «тропинкой в подсознание». В восточной традиции именно такое состояние считается первым шагом к медитации. Мои ленивые полумысли крутились вокруг ауры и прочих интересных, но пока еще загадочных для меня вещей. Черный, точно так же разомлевший от жары, духоты и вынужденного безделья, валялся на прохладном линолеуме пола у моих ног. Я взглянула на него — и отчетливо ощутила темно-синий ореол над его головой, тающий в сероватой с жемчужным переливом дымке. Не сообразив, что это может означать, я мысленно спросила об этом у него (телепатический контакт у нас уже был отработан). И он ответил!

Выяснилось, что этот красивый синий цвет, в точности, как и у человека, означает у собаки напряженную интеллектуальную деятельность, а попутно сопряжен с уверенностью в себе. Она, впрочем, тоже является производной от интеллекта, от понимания ситуации и способности к адекватной реакции на происходящее. В активном состоянии это насыщенный васильково-ультрамариновый тон, но тогда, в вялом и полусонном состоянии, это был более глубокий синий, словно бы замешанный на мышино-сером торможении.

Тайна жемчужной дымки открылась мне много позже. Эта дымка, порой сменяющаяся фосфоресцентной «подсветкой», возникает в ауре собак тогда, когда они… человек сказал бы, медитируют, уходят в астрал. В тот раз я своим вопросом заставила Черушку оторваться от медитации. Спасибо ему за то, что просветительную работу со мной он счел более важным делом, чем собственный выход в мир чистых энергий, где они, как и мы, могут получить подпитку, нередко запасаясь энергией впрок. Хотя… это ведь мы — как они!

Тогда мы работали с ним вместе часа два, проигрывая разные жизненные ситуации, соответствующие им состояния психики и отражающие их цвета ауры. Я выспросила у Рольфа все, что могла придумать. Я проверила свое понимание — благо за окном, в собачьем дворике неподалеку, за это время перебывало десятка полтора-два собак и собачат разных пород и возрастов, резко различающихся по сиюминутному психофизическому состоянию. Игривый щенок-пуделенок, флегматичный престарелый ньюф, вздорный и коварно-агрессивный метисик, пугливая изнеженная болонка — все они, желая того или нет, показали мне свои аурические картинки, да еще и в разных сочетаниях друг с другом, а Рольф учил меня расшифровывать их и интерпретировать. Результаты проверялись немедленно, по наблюдениям за поведением собак и их мимическим языком, которым я тогда уже владела неплохо.

От Рольфа я узнала, что агрессивным выпадам у не слишком смелой собаки предшествует выброс багровой мути, а неуверенность в действиях хозяина сопровождается желто-зелеными сполохами. Смеются собаки яркими голубоватыми вспышками, точно перекатывая блестящие елочные шарики. Если собака, привыкшая слушаться хозяина, в угоду человеку подавляет свои непосредственные желания и эмоции, то в ее ауре появляется коричнево-бурый тон, оттенки и интенсивность которого зависят от конкретного варианта взаимоотношений и от того, на чем построено послушание. Тут ведь различий тоже хватает — от полного подавления собственной воли до добровольного и радостного сотрудничества с человеком.

Вместе с Черным мы наблюдали за щенячьими играми, за мимолетными стычками, за веселой возней и шутливыми погонями. Тут мне далеко не сразу удалось распутать сплетение индивидуальных аурических картинок. На цвета, составляющие «вклад» каждой собаки, накладывалось и общее настроение компании. Шалости и забавы молодежи создавали общий фон веселья, напоминающий брызги шампанского — яркие золотистые и серебристые высверки, кипящая пена самозабвенного детского восторга. Старшие могли отреагировать на приставания детворы ярко-оранжевым раздражением или изжелта-серой неприязнью, смотря по характеру и настроению. Раз-другой чей-то резкий испуг заливал всю эту картину, достойную кисти художника-абстракциониста, чернотой непроглядной.