Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ. - Сюэцинь Цао

Цзиньгуй вздрогнула, обернулась к Баочань. Та заметила приближавшуюся Сянлин и поспешила предупредить госпожу.

Цзиньгуй испугалась, выпустила руку Сюэ Кэ, а тот не преминул поспешно скрыться.

Однако Сянлин, которой не могло и в голову подобное прийти, успела заметить, что Цзиньгуй тащит Сюэ Кэ к себе в комнату. С сильно бьющимся сердцем она повернула обратно, так и не навестив Баочань, к которой шла.

Цзиньгуй, напуганная и рассерженная, поглядела вслед удалявшемуся Сюэ Кэ и, бранясь, ушла в дом.

С этих пор она еще больше возненавидела Сянлин.

Баочай в это время была в комнатах матушки Цзя и там услышала от госпожи Ван, что Таньчунь собираются выдать замуж.

– Это сын нашего земляка, – сказала матушка Цзя. – Кстати, он бывал у нас в доме! И как это твой муж мне раньше ничего об этом не сказал!

– Так ведь и я не знала! – заметила госпожа Ван.

– Все это, конечно, хорошо, – проговорила матушка Цзя, – только дорога туда дальняя. И если Цзя Чжэна переведут в другое место, наша девочка окажется в одиночестве.

– Вряд ли его переведут. Ведь наши семьи служилые, – произнесла госпожа Ван. – Возможно, их переведут сюда или же мы туда переедем! Недаром говорят, листья падают ближе к корню! Начальство сватает, как ему откажешь?! Муж наверняка все решил, а к нам человека прислал совета спросить только приличия ради.

– Если вы оба согласны, тем лучше, – промолвила матушка Цзя. – Не знаю только, увижусь ли я когда-нибудь с Таньчунь. Вряд ли она сумеет побывать дома раньше, чем через два-три года.

У матушки Цзя по щекам покатились слезы.

– Девочки выросли, им пора замуж, – заметила госпожа Ван. – Выдашь дочь за местного чиновника, а кто поручится, что его не переведут в другое место?! Главное, чтобы дети счастливы были! Взять, к примеру, Инчунь! Живет совсем близко, а что толку! Вечно ссорится с мужем, дело доходит до того, что ее не кормят. А пошлем что-нибудь, – не передают. От мужа одни упреки. Будто мы у них деньги взяли и не возвращаем. Родных навестить – и то не разрешают. Не видать нашей девочке счастья! Я соскучилась и недавно послала женщин навестить ее, но Инчунь к ним даже не вышла. Тогда они сами пошли к ней. Смотрят, девочка наша в легком старом платьишке, а день был холодный. Заплакала она, умолять стала: «Не рассказывайте дома, как я тут мучаюсь. Это мне наказание за грехи! И присылать ничего не надо, ни из одежды, ни из съестного, – все равно не передадут да еще поколотят за то, что я будто бы жалуюсь». Подумать только, что все происходит почти у нас на глазах. От этого еще тяжелее! А отец с матерью равнодушны к страданиям дочери! Поистине девочке живется хуже, чем нашей самой последней служанке! Но у Таньчунь, я думаю, муж будет хороший, раз мой супруг согласился на сватовство. Хочу попросить вас, почтенная госпожа, назначить несколько слуг и выбрать счастливый день, когда можно будет отправить Таньчунь к месту службы отца. Дело важное, и подготовиться надо тщательно, чтобы муж мой остался доволен.

– Твой муж решил, ты и распорядись! – приказала матушка Цзя. – Выбери счастливый день и отправь девочку!

– Слушаюсь, – отозвалась госпожа Ван.

Баочай, слышавшая разговор госпожи Ван с матушкой Цзя, не осмеливалась произнести ни слова и лишь с горечью думала: «Таньчунь – самая умная из барышень нашей семьи, а сейчас ее отдают замуж в дальнюю местность. Поистине все меньше и меньше остается в доме достойных людей».

Вскоре госпожа Ван попрощалась с матушкой Цзя и вышла из комнаты, Баочай последовала за ней и возвратилась к себе, но ни словом не обмолвилась Баоюю о том, что слышала. Заметив сидевшую в одиночестве Сижэнь с вышиванием в руках, Баочай рассказала ей о предстоящем замужестве Таньчунь, чем очень огорчила девушку.

Между тем наложница Чжао, прослышав, что Таньчунь выдают замуж, обрадовалась.

«Эта девчонка больше всех презирает меня! – думала она. – Даже матерью не считает. Я для нее хуже служанки! А вот о других заботится! Когда в доме распоряжалась она, Цзя Хуань шагу ступить не смел. Уедет – нам станет свободнее! Уважения от нее не дождешься, и я со спокойной совестью могу пожелать ей такой доли, как Инчунь».

Чжао побежала к Таньчунь сообщить новость.

– Барышня, – не без злорадства произнесла она, – вы теперь будете занимать высокое положение. Разумеется, у мужа вам будет лучше, чем дома, и вам надо поскорее переехать к нему! Я хоть вас и растила, но благодарности за это не видела. Всегда плохой была для вас. И все же я надеюсь, что вы обо мне не забудете!

Слушая ее болтовню, Таньчунь не отрывалась от вышиванья и не произносила ни слова.

Так и ушла наложница Чжао, сдерживая негодование.

Оставшись одна, Таньчунь рассердилась, затем рассмеялась, потом ей стало обидно до слез, и, чтобы рассеять печаль, она отправилась навестить Баоюя.

– Сестрица, я слышал, ты была возле сестрицы Линь до самой ее кончины, – произнес Баоюй, как только Таньчунь вошла. – Говорят, в момент ее смерти откуда-то донеслись звуки музыки. Это, наверное, неспроста!

– Ты думаешь? – улыбнулась Таньчунь. – Впрочем, та ночь действительно была странной и музыка необычная, так что, возможно, ты прав!

Слова девушки лишь подкрепили догадки Баоюя. Ему припомнилось, как недавно, когда его собственная душа носилась где-то далеко, ей повстречался человек, который сказал, что Дайюй при жизни была не такой, как все люди, и после смерти не превратилась в обычного духа. Конечно, размышлял он, Дайюй была небожительницей, сошедшей в мир людей по случаю какого-то выдающегося события! И тут он подумал о Чан Э, которую когда-то видел на сцене в одной из пьес.

Вскоре Таньчунь ушла. Баоюй упросил матушку Цзя прислать к нему Цзыцзюань.

Та ни за что не хотела идти, но матушка Цзя и госпожа Ван приказали. Цзыцзюань все время вздыхала и хмурилась, а когда Баоюй начинал спрашивать ее о Дайюй, отвечала грубо и резко. Но Баочай не сердилась – ее восхищала преданность Цзыцзюань покойной барышне.

Сюэянь хотя и показала себя старательной в день свадьбы Баоюя, но была не слишком смышленой, поэтому Баочай попросила матушку Цзя и госпожу Ван забрать девушку и выдать замуж за одного из слуг; теперь Сюэянь жила в доме мужа. Мамке Ван, кормилице Дайюй, вскоре предстояло сопровождать на юг гроб с телом умершей. Инъэр и другие служанки перешли в услужение к матушке Цзя.

Люди, находившиеся в услужении у Дайюй, постепенно уходили, и это не могло не печалить Баоюя. Единственным утешением была мысль о том, что Дайюй небожительница, сошедшая на землю и затем возвратившаяся в мир бессмертных.

Рассказывая Сижэнь о замужестве Таньчунь, Баочай старалась говорить как можно тише, но Баоюй все равно услышал, охнул и с рыданиями повалился на кан.

– Что с тобой? – воскликнули перепуганные девушки, бросаясь к нему.

Баоюя душили рыдания, и он не мог вымолвить ни слова. Наконец, овладев собой, он воскликнул:

– Жить стало невозможно! Сестры уходят одна за другой! Сестрица Линь сделалась небожительницей. Старшая сестра Юаньчунь умерла. Второй сестре Инчунь достался в мужья негодяй. Третья сестрица Таньчунь выходит замуж в дальние края, и мы с нею больше никогда не увидимся! Сестрица Сянъюнь тоже уезжает неизвестно куда; сестрица Сюэ Баоцинь помолвлена… Неужели ни одна из сестриц не останется дома? Как мне жить одному!

Сижэнь пыталась его утешить, но Баочай только рукой махнула:

– Не надо, я сама с ним поговорю. – И обратилась к Баоюю: – Ты, значит, хочешь, чтобы сестры весь век жили рядом с тобой и не выполнили главного своего предназначения в жизни? Шла бы речь о посторонних девушках, тебя еще можно было бы понять, мужчина есть мужчина. Но сестры?! Кстати, пока еще ни одну из них не выдали замуж в чужие края. Но даже случись такое, тебе пришлось бы смириться. Все решает отец! Неужели ты думаешь, что во всей Поднебесной ты один любишь своих сестер? Рассуждай и остальные как ты, я так и осталась бы в девицах. Учатся для того, чтобы стать мудрыми и просвещенными, а ты наоборот, – чем больше учишься, тем глупее становишься. По-твоему, нам с Сижэнь надо разъехаться по домам, а ты соберешь всех сестер, и они будут о тебе заботиться.

Баоюй схватил за руки Баочай и Сижэнь и закричал:

– Я все понимаю! Но зачем так спешить? Могли бы это сделать, когда я превращусь в прах!

– Опять мелешь вздор! – Сижэнь торопливо зажала ему рот. – Только два дня, как ты почувствовал себя лучше, а у второй госпожи Баочай появился аппетит! Если она снова расстроится, пеняй на себя!

– Все это верно, – произнес Баоюй, – только на душе у меня тяжело.

Баочай промолчала и знаком велела Сижэнь дать юноше успокаивающее.

Сижэнь решила попросить Таньчунь, чтобы, уезжая, она попрощалась с Баоюем, и поделилась этой мыслью с Баочай.

– Нечего бояться! – возразила Баочай. – Через несколько дней он успокоится и все поймет. Я думаю, надо дать им возможность подольше поговорить. Третья барышня умна, сумеет убедить его не болтать всякий вздор.