Танец семи покрывал - Вера Ветковская

Но зацвели вишни — и Саша ощутил в своей крови легкие звоночки рифмы. Ему самому захотелось писать, пока его не согнали с дачи на лето. Он объявил Наде, проживающей сразу во всех шести комнатах дачи — в одной она писала, в другой — перепечатывала написанное, в третьей — обдумывала новый сюжет, в четвертой… Словом, Саша объявил Наде, что хочет пожить немного в угловой комнате совершенно автономно, в тишине и покое. Надя согласилась, но выговорила себе право вызывать Сашу из его угловой, если ей вдруг срочно понадобится его совет, валдайским колокольчиком.

И все же работать, ощущая спиной мощный энергетический поток, исходящий от рядом живущего человека, оказалось нелегко. Стук машинки мешал. Валдайский колокольчик, звеневший по десять раз на день, выводил из себя. Саша решил перейти на ночной образ жизни, пока Надя не уедет. Надя заканчивала свою работу в девять часов вечера, а Саша принимался «искать звук», как он говорил, с десяти. Ходил по поселку, нагуливая аппетит к слову, забредал в самые живописные уголки, стараясь насытить глаз красотой природы.

В один из таких походов он вспомнил об одном вишневом деревце на даче его друга Родиона в соседнем поселке. Саша, если ему случалось бывать у Роди в конце мая, не уставал любоваться деревцем у серой каменной стены дома, распростершим облако своих цветов от окон до крыльца. Оно напоминало ему троянскую царевну Гесиону, прикованную к скале. Так и вишня раскинула свои ветки вдоль стены, будто пыталась спрятаться в ней, как Гесиона в скале. Саша неторопливо побрел на встречу с вишней.

Было около девяти часов вечера, когда он вошел в поселок. Солнце садилось далеко впереди, и последние его лучи пронзали высокие кроны берез, окутанные светящейся листвой. Мысли Саши соскользнули с образа цветущей вишни на образ девушки, которая одна могла бы ее как следует нарисовать. И обязательно нарисовала бы, думал Саша, если бы увидела вишню. Саша отдал бы, ни минуты не задумываясь, все девять своих месячных окладов сторожа за одну картину этой девушки. Но теперь ее нет на свете, а говорить о таких вещах с ее безутешным братом или с не менее безутешным Родионом, который сидел в Москве и не поднимал трубку, было бы дикой бестактностью.

Размышляя обо всем этом, Саша незаметно дошел до забора, окружавшего Родионову дачу, и собрался было отворить калитку из металлической сетки, но вдруг остановился, удивленный. На крыльце, низко наклонив голову, так что русые волосы стлались по земле, неподвижно сидела какая-то девушка.

Если бы Саша твердо не был уверен в том, что Стасю два месяца тому назад похоронили, он бы решил, что это она… Та же гибкая поза, фигура, задумчивая неподвижность, волосы… Кто она, эта девушка? Он хотел было подать голос, окликнуть ее: «Девушка!», но тут она подняла голову, и ноги Саши приросли к земле…

Это была Стася.

Девушка смотрела прямо на него сквозь металлическую сетку, но Сашу видеть не могла. Зато он видел ее отлично. Сомнений быть не могло — это Стася, одетая в какую-то серую хламиду, похожая на призрак! Да она и была призраком, иначе быть не могло, Саша присутствовал на ее похоронах! Видел, как гроб со Стасей зарыли в землю!

Девушка поднялась и тихо вошла в дом. Дверь за ней закрылась. Саша с бешено колотившимся сердцем нажал кнопку звонка над калиткой. Из дома — ни звука. Он хотел открыть калитку, но она оказалась запертой изнутри каким-то незнакомым ему запором. Прежде там была обычная задвижка. Саша и думать забыл про вишню. Он думал: это видение. И на цыпочках отошел от дачи.

Он вернулся к себе, когда Надя уже улеглась. Саша открыл окно, сел на подоконник, закурил. Пальцы у него дрожали. Речи не могло быть о том, чтобы сесть за работу. Он снова и снова воскрешал в своей памяти увиденное. Наконец, сам не сознавая, что делает, пошел в прихожую и набрал номер телефона Родиона.

Трубку не поднимали. Но Саша не нажимал на рычаг. Прошло несколько томительных минут, прежде чем он услышал голос Родиона:

— Слушаю.

— Родя, это Саша Руденко. Спасибо, что взял трубку.

— Ну, взял, — неохотно отозвался Родион. — Чего тебе?

— Знаешь, чушь, конечно… Но я не пил, не подумай. И я в своем уме…

— Рад за тебя, — нетерпеливо отозвался Родя. — Что случилось?

— Знаешь, я сегодня ходил к тебе на дачу…

В трубке — глубокое молчание.

— Ты меня слышишь?

— Ну, слышу, — как будто со злобой отозвался Родион. — А зачем ты туда ходил? Это чужой дом!

— Я в дом не входил.

Саше показалось, что на другом конце провода вздохнули с облегчением.

— Ну правильно, кто бы тебе открыл. В доме никого нет.

— Точно? — спросил Саша. — Ты в этом уверен?

— На все сто. Папа дома, я тоже, как видишь… В доме никого нет, — настойчиво повторил Родион.

— Да, но мне показалось…

— Тебе показалось. До свидания. — Родя положил трубку.

Саша, совершенно растерянный, тоже положил трубку. Из этого короткого разговора он вынес твердое убеждение, что Родион знает о том, что у него на даче кто-то живет. Но кто?! Призрак?

Глава 38

Откровения

Спустя три недели после похорон Стаси к Стефану приехал на «рафике» Родион и сказал, что он хочет забрать все ее картины.

— Зачем? — запротестовал Стефан. — Я не хочу этого…

— Поверь мне, — с нажимом сказал Родя. — У меня они будут целее.

— Но я не собираюсь продавать ее картины, — снова возразил Стефан.

— Знаю, что не собираешься, но Павел… — В голосе Родиона прозвучали железные нотки. Стефан удивленно посмотрел на него. — Ты не так меня понял, — отвернувшись, продолжал Родя. — Павлу сейчас тяжело будет видеть Стасины работы. Он, кажется, очень болен душевно. — На лице Родиона проступило выражение непримиримой злобы.

— Ты винишь Чона в Стасиной смерти, — утвердительно произнес Стефан. — Но Павел тут ни при чем. Я во всем виноват. Я не углядел. Бросил ее одну. А ведь видел, как она мучается. Но был занят самим собою. Я виноват.

— Брось. Ты бы ничего не смог сделать. И я ничем не смог бы ей помочь. Насчет Павла… — В лице Роди что-то дрогнуло, но он справился с собой. — Да и он тут ни при чем, ты прав. Никто ни при чем. Судьба.

Что-то необычное проступило в облике Родиона, и даже голос его изменился. Стефан не видел его со дня похорон сестры, хотя думал, что кто-кто, а уж Родя-то не покинет его. Но Родион и сейчас как будто ужасно торопился. У Стефана была непреодолимая потребность говорить о Стасе, но видно было, что Родя не намерен задерживаться. Одна Зара у него и осталась. Марианна как будто ушла в сторону. А Зара утешала Стефана, плакала вместе с ним, и он растроганно думал: как же все-таки она успела привязаться к его сестре…