Не позднее полуночи (сборник) - Рекс Стаут

Я дал задний ход.

– Боюсь, не подумал, – признался я. – Мне точно хочется завести свою живность, но какая к черту разница, можно попробовать канарейку или хамелеона. Ладно, я его ликвидирую. В конце концов, дом-то ваш.

– Не хочу, чтоб меня обвиняли, – сухо промолвил он, – в том, что ты лишен всего. Я скорее смирюсь с его присутствием, чем с твоими упреками.

– Забудьте, – махнул я рукой. – Я справлюсь. Обещаю не зацикливаться.

– И еще кое-что, – настаивал он. – Я отказываюсь отвечать по каким-либо из взятых тобой обязательств.

– Я не брал никаких обязательств.

– Тогда где ты взял его?

– Ладно, сейчас расскажу.

Я пошел к своему столу, сел и стал рассказывать. Ниро (с четырьмя ногами) пошел следом и лег у моей ноги, едва не касаясь носом ботинка. Я изложил все происшествие так подробно, как будто описывал ключевую сцену важнейшего судебного дела. Когда я закончил, Вульф, конечно, четко понял, что моя подача Ниро в качестве нового жильца нашего дома – полная ерунда. В обычной ситуации он дал бы недвусмысленный комментарий к моему выступлению, но тут пропустил, и было легко понять почему. Идея держать собаку, ответственность за которую буду нести я, захватила его и владела им неотступно.

Когда я дошел до конца и остановился, на мгновение повисла тишина, а потом он сказал:

– Джет – самое подходящее имя для этого пса.

– Ага, – я развернулся и протянул руку к телефону. – Позвоню-ка я в Общество защиты животных, пусть приедут.

– Нет, – сказал он с чувством.

– Это почему же?

– Потому что есть вариант лучше. Позвони кому-нибудь из Управления полиции – неважно кому. Дай им номер с ошейника собаки и попроси выяснить, кто хозяин. Тогда сможешь известить хозяина напрямую.

Он тянул время. Могло выясниться, что хозяин умер, или в тюрьме, или не хочет забирать собаку, и тогда Вульф встанет в позу и скажет, что это я привез собаку домой на такси и тем самым взял на себя ответственность и что уклоняться от нее – бесчестно. Я не хотел спорить, поэтому позвонил знакомому участковому, который охотно оказывает мне мелкие услуги. Он записал номер Ниро и сказал, что он, когда узнает, перезвонит, но в это время суток может получиться не очень быстро. Когда я вешал трубку, вошел Фриц и объявил ужин.

Голуби с этим самым соусом были вполне съедобны, как это с ними обычно и бывает, но остальное в последующую пару часов доставило мне меньше удовольствия. Разговор за столом развивался лишь в одном направлении и в основном был посвящен собакам. Вульф держался на высоте – ни капли сантиментов. Он сообщил, что бассенджи – древнейшая порода собак на Земле, появившаяся в Центральной Африке около пятого тысячелетия до нашей эры, тогда как следов афганской борзой до четвертого тысячелетия не обнаруживается. По мне, так это доказывало лишь то, что Вульф прочел книжку, которой я у него не видел.

Ниро ел на кухне вместе с Фрицем и произвел фурор. Вульф наказал Фрицу звать пса Джетом. Внеся салат, Фриц заявил, что Джет замечательно воспитан и очень сообразителен.

– И все же, скажи, – спросил Вульф, – ты не считаешь его невыносимой помехой для совместного проживания?

– Напротив, – заявил Фриц, – совместное с ним проживание весьма приветствуется.

После ужина я почувствовал, что новоявленному Обществу по канонизации собак надо дать передых, и впервые взял Ниро на прогулку, после чего проводил его на два пролета вверх, до своей комнаты, и оставил там. Вынужден признать, вел он себя отлично. Реши я завести собаку в городе, он бы вполне подошел. В комнате я приказал ему лечь, и он послушался, а когда я пошел к двери, его глаза, цветом похожие на карамель, явно говорили, что он бы с удовольствием пошел со мной, – но он не двинулся с места.

Внизу в кабинете мы с Вульфом занялись списками. Это были специальные предложения от разводчиков орхидей и коллекционеров со всего света, и было непросто пересмотреть тысячи наименований, чтобы выудить ту малость, которую Вульф готов был опробовать у себя. Я сидел по другую сторону его стола, среди ящиков с нашей картотекой. Около половины одиннадцатого мы дошли только до середины – и тут раздался звонок в дверь. Я вышел в холл, включил свет и увидел сквозь полупрозрачное стекло двери знакомую фигуру на крыльце – инспектора Кремера из отдела убийств. Я подошел к двери, открыл ее на шесть дюймов и вежливо спросил:

– Чего надо?

– Мне надо видеть Вульфа.

– Поздновато. На тему?

– О собаке.

Разумеется, никакие посетители и, главное, никакие стражи закона в дом не допускались без согласования с Вульфом, но тут попахивало исключением. Вульф славился тем, что зачастую отказывал в аудиенции людям повыше инспекторов, а если Кремер пришел к нему из-за собаки, то невозможно было представить, какая последует реакция.

Я раздумывал пару секунд, потом распахнул дверь пошире и гостеприимно сказал:

– Заходите.

Глава вторая

– Откровенно говоря, – заявил Кремер, как бы претендуя прежде всего на абсолютную честность и точность, – информация мне нужна от Гудвина.

Он сидел в кресле у дальнего конца стола Вульфа и почти заполнял его собой. Его широкое круглое лицо было не краснее, серые глаза – не холоднее, голос не мрачнее обычного. Все в пределах нормы.

Вульф набросился на меня:

– Тогда почему ты привел его сюда – вообще без спросу?

Кремер вмешался:

– Я спрашивал вас. Конечно, вас это тоже касается. Я хочу знать, где вы держите собаку. Где пес, Гудвин?

Заданный тон беседы опять же был в норме. После стольких лет знакомства он иногда зовет меня Арчи, но это скорее исключение. Я переспросил:

– Собаку?

Он поджал губы:

– Хорошо, говорю по буквам. Ты позвонил в участок, дал номер с ошейника собаки и попросил найти хозяина. Когда сержант выяснил, что хозяин – это человек по имени Филип Кампф, убитый сегодня днем в доме номер двадцать девять на Арбор-стрит, он поставил в известность отдел убийств. Стоявший на посту перед домом полицейский сказал нам, что собака ушла с мужчиной, до того говорившим, что пес не его. Когда мы узнали, что хозяина ищет Гудвин, полицейскому показали вашу фотографию, и он сказал, что ты и сманил собаку. Сам он на улице, в моей машине. Хочешь, приведу?

– Нет, спасибо. Я его не сманивал.

– Собака побежала за тобой.

Я скромно развел руками.

– За мной бегают девушки, за мной бегают собаки, даже вашим остолопам случается бегать за мной. Ну что я могу поделать…

– Брось ломать комедию. Собака принадлежала убитому, а ты забрал ее с места преступления. Где она?

Вульф вмешался.

– Вы упорствуете, – возразил он, – безосновательно приписывая Гудвину совершение противоправных действий. Он не забирал собаку. Советую лучше обосновывать позицию, если рассчитываете на наше внимание.

Тон был твердый, но не враждебный. Я искоса взглянул на него. Такая его терпимость, видимо, объяснялась известием о смерти хозяина Джета.

– Могу обосновать и по-другому, – заверил Кремер. – Некто Ричард Миган, живший в доме и бывший там во время убийства Кампфа, утверждает, что утром приходил к вам с целью поручить вам работу. По его словам, вы отказались. Это он так сказал.

Кремер выдвинул подбородок:

– И вот что получается. Свидетель с места преступления заявляет, что обращался к вам этим утром. Гудвин появляется на месте преступления через полчаса после того, как там случилось убийство, приманивает… ладно, делает так, что с ним уходит собака, принадлежавшая убитому, и приводит ее в этот дом. На что это похоже?

Подбородок вернулся на место.

– Вы прекрасно знаете, что меньше всего на свете я хочу встретить вас или Гудвина в радиусе двадцати миль от убийства, потому что по опыту знаю, чего мне ждать. Но если вы в деле, значит, вы в деле, и я хочу знать как, и что, и почему. И ей-богу, я это узнаю. Где собака?

Вульф вздохнул и помотал головой.

– В данный момент, – сказал почти дружелюбно он, – вы зря теряете время. Что касается мистера Мигана, то он позвонил утром, назначил встречу и пришел в одиннадцать часов. Наш разговор был коротким. Он хотел установить слежку за человеком, но не сообщил его имени или каких-либо подробностей, потому что с ходу заговорил о жене. Выглядел он возбужденным, и я предположил, что проблема в супружеских отношениях. Как вы знаете, я за такую работу не берусь и потому прервал его. Даже предложение заняться чем-то подобным оскорбляет мое самолюбие. Резкий ответ привел его в бешенство, и он вылетел из дома. По пути он схватил с вешалки в холле шляпу, а также плащ мистера Гудвина – вместо своего плаща. Арчи, продолжай.

Кремер перевел взгляд на меня, и я повиновался.

– Я обнаружил подмену плаща только днем. У него был плащ такого же цвета, как мой, но мой новее. Когда он звонил с утра и договаривался о встрече, он дал свое имя и адрес, и я хотел позвонить ему и попросить вернуть плащ, но не нашел его в телефонной книге. По справочной сказали, что у них нет его телефона, поэтому я решил зайти и забрать плащ. Я пошел пешком, надев мигановский плащ. Возле дома номер двадцать девять по Арбор-стрит я увидел полисмена, толпу и машину департамента полиции. Когда я подошел ближе, подъехала другая машина, из нее вышел Пэрли Стеббинс и отправился в дом. Я решил плюнуть на плащ, чтобы избежать лишних мучений. Там был пес, он меня обнюхал, я его погладил. Если для вас это принципиально, то я согласен: зря я его погладил. Полицейский спросил, не моя ли собака, я сказал, что нет, и пошел прочь, в сторону дома. Я был…