Кризис мирового капитализма - Джордж Сорос

Процесс интеграции сталкивается с трудностями. Его инициирует политическая элита, но он лишается поддержки со стороны масс. Идея единой Европы была в высшей степени заманчивой, особенно когда память о последней войне была еще свежа в умах людей, а Европа испытывала угрозу со стороны Советского Союза. Реалии Европейского союза в том виде, в каком он функционирует сейчас, куда менее привлекательны. В политическом отношении это – по-прежнему союз государств, которые делегировали Европейскому союзу часть своего суверенитета. В экономической области, где такое делегирование произошло относительно давно, Союз функционирует довольно успешно, но в политической сфере делегирование полномочий практически отсутствует. Европейская комиссия действует по указаниям Совета министров, однако оба органа руководствуются скорее национальными интересами, чем общей задачей. Решения принимают форму международного договора: его трудно заключить и еще труднее изменить. Членов Комиссии назначают в соответствии с национальными квотами, а ее работа подвержена всем недостаткам бюрократического аппарата, вынужденного служить не одному господину, а пятнадцати господам. Перед нами предстает тяжеловесная бюрократическая организация, работающая непонятным образом, окутанная секретностью и не подотчетная общественности. Чтобы изменить такое представление, работа Комиссии должна быть подотчетна гражданам этих стран, либо через их национальные парламенты, либо через Европейский парламент, но граждане не требуют этого, так как утратили ко всему интерес. Национальные правительства усвоили дурную привычку винить Брюссель во всем, что не нравится их гражданам, а Европейский парламент в целом не пользуется должным уважением.

Разочарование проявляется у растущего числа граждан, которые отвергают идею Европы и придерживаются националистических и ксенофобских взглядов. Хочется надеяться, что политической элите снова удастся мобилизовать общественное мнение, но на этот раз оно должно быть направлено против самой политической элиты. Граждане этих стран должны осуществлять прямой политический контроль над правительством Европейского союза. При этом проблему национального суверенитета придется решать более основательно, чем когда-либо раньше, а успех такого шага далеко не гарантирован. Неудача способна привести к дезинтеграции Европейского союза, поскольку интеграция – это динамический процесс, и если он не продвигается вперед, то откат назад практически неизбежен. Когда я говорю, что процессу присуща неопределенность, я имею в виду именно это.

(Если уж на то пошло, я считаю, что самым правильным шагом вперед было бы сделать правительство Союза, т.е. Европейскую комиссию, подотчетным не Европейскому парламенту, а органу, образованному из представителей национальных парламентов. Такой орган позволил бы гражданам этих стран более непосредственно участвовать в делах Союза и означал бы менее явное покушение на национальный суверенитет. Он также пользовался бы поддержкой национальных парламентов, которым угрожает растущая роль Европейского парламента. В целом такая схема имеет больше шансов на успех, чем попытка изменить полномочия и имидж Европейского парламента.)

В сфере внешней политики Европейский союз не добился каких-либо значительных успехов. В качестве второго стержня Союза в Маастрихтском договоре фигурирует единая внешняя политика, однако он не посягнул на суверенитет государств-членов. Результаты можно было предвидеть: общая политика не сложилась. Внешняя политика по-прежнему подчиняется интересам отдельных стран. Единая политика была дискредитирована самим процессом переговоров о заключении Маастрихтского договора. В ходе упорного торга, приведшего к договору, бывший министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер добился европейского согласия на независимость Хорватии и Словении, тем самым ускорив начало войны в Боснии.

Нынешняя ситуация остается крайне неудовлетворительной, но было бы нереалистично ожидать изменений в положениях Маастрихтского договора. Более того, было бы трудно оправдать делегирование Европейскому союзу полномочий в области внешней политики, так как государства-члены имеют собственные национальные интересы, особенно в сфере торговли и инвестиций. Имеется много вопросов, представляющих общий интерес, но они обычно находятся за рамками государств – членов Европейского союза. Балканы, Ближний Восток, Северная Африка и бывший Советский Союз – это сферы интересов не только для Европы, но для США и остального мира. Я полагаю, что необходим более широкий подход, и он должен опираться на более широкий альянс с центром в США.

США – единственная оставшаяся сверхдержава – должны снова взять на себя роль лидера свободного мира. Они не могут действовать в одиночку. Хотя они обладают более значительным технологическим превосходством, чем когда-либо раньше в истории, они не склонны платить цену в виде человеческих жизней, с которой была бы сопряжена роль всемирного полицейского. Да, мир не нуждается в полицейском. Общеизвестное нежелание общественности США получать трупы своих граждан значительно уменьшило страх перед США со стороны преступных режимов. Нельзя быть полицейским, не подвергаясь риску.

США вполне обоснованно отказываются быть единственным полицейским: они не имеют таких преимуществ от своего положения в центре капиталистической системы, чтобы стремиться в одиночку сохранять мир во всем мире. Мир выгоден и другим странам – как в центре, так и на периферии, – и им следовало бы объединить свои усилия. Это предполагает сотрудничество, – но именно в этом вопросе позиция США вызывает разочарование. Как это ни удивительно, но США превратились в наиболее отсталую страну в мире в смысле сохранения всех атрибутов своего суверенитета.

В мире существуют репрессивные режимы, которые обладают железной хваткой в отношении собственных подданных, но, когда они рассчитывают свои действия за рубежом, они хорошо сознают, что могут задеть дремлющего гиганта. США не проводят репрессий у себя дома, но они не стесняются бравировать силой в международном масштабе. Когда это не грозит трупами собственных граждан, они могут иногда действовать как агрессор – в качестве примера можно назвать бомбардировку фармацевтического завода в Судане. Характерно, что они агрессивно отказываются сотрудничать. Они отказываются платить причитающиеся с них взносы в ООН; они не склонны пополнять ресурсы МВФ; и они налагают санкции в одностороннем порядке и по малейшему поводу или, точнее, по требованию отдельных групп избирателей. США были в числе семи стран, которые проголосовали против Международного суда справедливости, так как американские военные возражали против того, чтобы их персонал подпадал под международную юрисдикцию. Другими странами были Китай, Ирак, Израиль, Ливия, Катар и Йемен. Не очень-то почетная компания! Пентагон зашел настолько далеко, что дал инструкции военным атташе при посольствах США во всем мире добиваться от военных лидеров правительств принимающих стран лоббирования против Международного уголовного суда. Эта тактика представляется особенно сомнительной в тех странах, где гражданские власти не достаточно надежно контролируют свои вооруженные силы.

США усвоили также привычку позволять соображениям внутреннего порядка диктовать внешнюю политику – вспомним торговое эмбарго в отношении Кубы, рассчитанное на то, чтобы угодить влиятельным избирателям – кубинцам во Флориде, или расширение НАТО, призванное понравиться избирателям – полякам в Чикаго во время выборов 1996 г. Давно в прошлое ушла двухпартийная внешняя политика, преобладавшая на протяжении большей части холодной войны. Чтобы вновь стать лидером свободного мира, США придется коренным образом изменить свою позицию.

Тем не менее я считаю, что у нас есть благоприятные условия для изменения позиции. США исторически привержены идеалам открытого общества, начиная с Декларации независимости. Согласно опросам общественного мнения, ООН, несмотря на нынешний паралич, все еще пользуется у общественности большей популярностью, чем Конгресс или Президент. Необходимо лишь воспользоваться скрытой поддержкой открытому обществу.

В настоящее время между рыночными фундаменталистами и религиозными фундаменталистами в политике преобладает неловкий альянс. Их позиции едины по отношению к активной роли государства, но при этом они руководствуются совершенно различными соображениями. Рыночные фундаменталисты возражают против вмешательства государства в экономику; религиозные фундаменталисты выступают против либеральных взглядов, пропагандируемых государством. Рыночные фундаменталисты выступают против международного сотрудничества по той же причине, почему им не нравится активное государство: они хотят полной свободы для бизнеса. Религиозные фундаменталисты исходят из совершенно иных соображений: они опасаются угрозы в отношении религиозных ценностей со стороны мировых рынков. Поразительно, как столь разным группам удалось сгладить свои расхождения. Я считаю, что по мере того как они достигают своих целей, делать это будет все труднее и труднее. Я могу себе представить перестановки на политической сцене США на основе двухпартийной поддержки мирового открытого общества, но это потребует от рыночных фундаменталистов признания ошибочности своих взглядов.