Тайный дневник да Винчи - Давид Сурдо

Впрочем, попадись он кому-нибудь на глаза, его непременно приняли бы за призрак или даже за того самого легендарного демона.

53

Париж, 2004 год

Патрик открыл Каталине всю правду. Поверить в нее было еще труднее, чем в откровенную ложь, но Каталина поверила — рассказу целиком и каждому его слову в отдельности. Первое признание (видимо, именно потому, что оно стало первым) причинило самую сильную боль: Патрик оказался не архитектором, а священником. Подумать только, прошлой ночью она занималась любовью со священником! Пожалуй, с этим миром и в самом деле что-то не так. Но по крайней мере странности в поведении Патрика прошлой ночью получили исчерпывающее объяснение.

— Ты обманывал меня все время… — сказала Каталина печально. — А теперь ты мне скажешь: между нами это получилось случайно, ты меня безумно любишь и не виноват, что жизнь временами — сущее дерьмо и наша судьба в руках Божьих.

— Каждый человек несет ответственность за свою жизнь, для этого Господь милостиво наделил нас свободой выбора. Я надеялся избежать близости с тобой, хотя осознавал: такое может произойти.

— Отсюда, как я полагаю, я вынуждена сделать вывод: ты меня не любишь и только стремился любой ценой исполнить свой долг, между нами ничего нет? Но я не заметила, чтобы ты жаловался тогда, в гостинице, святой отец, — не удержалась от колкости Каталина, сделав ударение на последних словах.

— Все люди грешны. Нас оправдывает только одно: мы служим Божьему Делу.

— Opus Dei… — машинально перевела на латинский Каталина, заставив Патрика слегка вздрогнуть.[31]

За первым откровением последовали и остальные. Патрик не являлся обыкновенным священником: он не служил мессу в будние дни в своем приходе и не совершал обрядов крещения по воскресеньям, а также не сочетал браком счастливые пары, а следовательно, не сокрушался спустя несколько лет, когда они разводились. Патрик состоял в секретной организации. Настолько секретной, что даже названия у нее не имелось. Ее резиденция находилась в Нью-Йорке, но сети свои она раскинула далеко, опутав целый мир и наблюдая за всем и вся недремлющим оком стараниями смиренных и безобидных с виду священнослужителей. Другие, менее смиренные, занимали кафедры соборов и епископские дворцы. Существовало еще бесчисленное множество добровольных помощников, верных сторонников дела, занимавших ключевые посты в правительствах, муниципалитетах, бизнесе и университетах. А совсем недавно они получили в свое распоряжение еще одно мощное оружие. Интернет и прочие новые технологии позволили увеличить масштабы деятельности и ее эффективность до пределов вероятного. Разумеется, большинство членов секретной организации смутно представляли себе ее конечную цель. Фактически только горстка людей знала правду, и это являлось необходимостью и фундаментальным правилом, самым основным и первостепенным.

И все это: колоссальные ресурсы, огромный круг вовлеченных в дело энтузиастов, глубокая секретность — все подчинялось единственной задаче: найти прямых потомков подлинного рода Христа.

Каталина слушала Патрика молча, с удивлением, и твердила себе: такое невозможно. И верила вопреки здравому смыслу.

— Рода Христа? — почти беззвучно переспросила она. Молодая женщина не ждала ответа, собственно, она ни о чем и не спрашивала. Ее замечание было просто реакцией на то, что все части головоломки наконец встали на свое место. — Потомки Христа… Именно их искал мой дед всю жизнь, их ищешь ты. И тот их тоже искал, — сказала она, кивнув головой в сторону багажника, где лежало тело ее похитителя. — Поэтому и схватил меня. Он воображал, будто мне что-то известно о потомках. И это сплошной обман. Я тебе ведь уже говорила. Моего деда ввели в заблуждение, и все, что касается Приората Сиона, фальшиво насквозь. Может, столетия назад было иначе, но теперь орден превратился в фарс.

— Ошибаешься, Каталина, — возразил Патрик терпеливо, как учитель, пытающийся потолковать по душам с непослушным учеником. — Ты узнала массу вещей за очень короткое время… Как же ты не видишь истины? Современный Приорат, конечно, мошенничество. Мы давно это поняли. Но ты ошибаешься, считая обманом всю историю ордена в целом. Поверь мне, прямые потомки Христа существуют. На протяжении многих веков наследников крови священного рода защищал и окружал ореолом тайны орден и Приорат Сиона. Мы думали, род угас в период якобинской диктатуры и террора, развязанного Робеспьером, когда члены ордена подверглись преследованию и их уничтожили здесь, во Франции. Но мы заблуждались. Нам потребовалось почти двести лет, но мы осознали свой промах. Слишком много времени… И нас опередил один человек, более сообразительный и проницательный.

Каталина рассудила: вряд ли Патрик намекает на Пьера или тех, кто за ним стоял, так как в этом случае ее бы не похитили. Оставался единственный вариант.

— Мой дед!

— Верно, твой дед. Он нас опередил. Мы не знаем как, но ему удалось раньше нас найти потайную часовню Святой Екатерины.

Она знала как: подспорьем деду служила страница, вырванная из уникального манускрипта в Эрмитаже, озаглавленного «Знаки Небес».

— Что находилось в часовне? — Каталина почувствовала стеснение в груди, сердце забилось учащенно.

— Указание, путеводная нить, ведущая к потомкам династии. Наверняка полное генеалогическое древо.

— Которое, возможно, поспособствует в поисках следа нынешних представителей рода, не так ли? Неужели ты действительно веришь, что они существуют, что какой-нибудь прямой потомок Иисуса Назорея дожил до двадцать первого века?

— Может показаться, будто отпрыски рода Христа весьма уязвимы, но это обманчивое впечатление, — возразил Патрик, и глаза его сверкнули, отчего Каталине сделалось не по себе.

И у нее возникло сомнение.

— А зачем церковь взяла на себя труд найти их? Насколько я знаю, церковь всегда стремилась разделаться с ними.

Патрик пристыженно опустил голову.

— Именно по этой причине мы их разыскиваем. Мы хотим восстановить справедливость, исправить ужасные ошибки прошлого. Теперь мы осознаем: Иисус Христос мог иметь ребенка в браке с Марией Магдалиной и при этом оставаться Сыном Божьим. Существование его семьи доказывает только то, что он также был и человеком.

Каталина вспомнила: Альбер приводил аналогичный довод. И это окончательно убедило ее в искренности Патрика.

— Почему бы не оставить их в покое и не предоставить им право жить так, как они хотят?

— Мы бы так и сделали, если бы могли. Однако…

— Забудь! Я не желаю ничего знать. — Каталина быстро заткнула уши. — Я не желаю ничего слышать ни о твоей проклятой организации, ни о негодяе, похитившем меня. Я знать не хочу, что припрятал для меня дед. Ни о чем и ни о ком. Ты представляешь, какого страха я натерпелась в багажнике? Вряд ли! Я ведь ни капли не сомневалась: он меня убьет! Я не отважная героиня боевика. С меня хватит дурацких историй о тайных обществах и тысячелетних поисках. Я хочу только одного: вернуться в отель, принять душ, завтра уехать в Мадрид и попытаться выбросить из головы все это безумие… Потомков ведь ищете не только вы, правда?

— Другие попытаются их уничтожить, — сказал Патрик. — Но ты можешь помочь нам найти их прежде, чем случится непоправимое.

Каталина с силой прижала ладони к лицу, поэтому голос ее прозвучал глухо, словно доносился со дна пропасти:

— У меня нет выбора, не так ли?

— Нет. Друзья Пьера не отступятся. Они явятся за тобой снова, и в другой раз тебе, возможно, повезет меньше. В полицию ты тоже не можешь пойти, поскольку тебе не поверят. Но мы тебя защитим. Когда же мы обнаружим потомков династии, они перейдут под нашу ответственность. Друзья Пьера поймут это. И тогда уже не будет смысла охотиться за тобой. Ты опять будешь в полной безопасности.

— В безопасности… — повторила Каталина.

Это слово вдруг исполнилось для нее особенным, глубоким смыслом. Жизнь тоже кажется исполненной особого, глубокого смысла, когда она висит на волоске… Но жизнь чего-то стоит только в том случае, если хватает мужества подчиниться необходимости и вы полнить долг. Любой ценой.

— Хорошо, Патрик. Я вам помогу найти их. И я знаю, где нужно начинать поиски. — Священник посмотрел на нее с любопытством. — Все тайники с сокровищами всегда отмечают крестом…

54

Париж, 1794 год

Гвардейцы ломились в Отель-де-Виль. Робеспьер и горстка его верных сторонников не щадили сил, пытаясь оказать им сопротивление. Они понимали: всем им придет конец, если солдаты ворвутся в дом. Но оставалась ли у них хотя бы призрачная надежда? Жребий был брошен. Франция начала одерживать военные победы над внешним противником, и заинтересованные взгляды обратились к делам внутренним. Народ устал от убийств, от вечного страха: любой гражданин мог быть объявлен без всяких доказательств «врагом революции» и приговорен к казни. Процесс политических и социальных преобразований зашел в тупик, дальше — только смерть. И к такому же концу — смерти — должны прийти те, с кем больше было не по пути, ибо только так остальные могли обрести мирную жизнь.